не было. Грозовые тучи остались далеко внизу, в долине под нами.
Я посмотрел на голубое небо, на белые облака, летящие так близко, что казалось, до них можно дотянуться рукой.
Сарьон стоял рядом со мной и озирался по сторонам в нетерпении и предвкушении — как смотрит человек, вернувшийся после долгой отлучки в место, связанное с тягостными и приятными воспоминаниями. Мы находились там, где когда-то был огромный город-крепость.
Каталист покачал головой. Он выглядел немного растерянным.
— Все так изменилось, — пробормотал он, потом взял меня за руку и показал: — Вон там, на вершине горы, был собор. Собственно, он был сотворен из самой вершины горы. Теперь его нет. Даже следа не осталось. Наверное, он обрушился уже после того, как мы ушли. А я и не знал.
Он долго смотрел на руины на склоне горы, потом повернулся в другую сторону. Его печаль немного развеялась.
— Университет уцелел. Смотри, Ройвин. Вон то здание на склоне горы. Маги со всего Тимхаллана приезжали сюда учиться, совершенствовать свое искусство. Я изучал там математику. Какое счастливое было время!
В горе были вырыты тоннели и коридоры. Там располагались церковные службы и жили каталисты. Они работали внутри горы и молились на ее вершине. Глубоко внутри горы был Источник Жизни, родник магии Тимхаллана, ныне опустевший и заброшенный.
Мне внезапно стало ясно, что, если бы не Джорам и его Темный Меч, я сейчас мог бы быть каталистом и ходил бы по этим самым коридорам, преисполненный осознания важности своего служения церкви. Я очень отчетливо представил себя там — как будто та штора, которая впустила солнечный свет, дала мне возможность на мгновение заглянуть в совершенно другую жизнь. Я посмотрел в окно и увидел там самого себя, смотрящего сюда.
Сарьон видел свое прошлое. Я видел свое настоящее. Это было крайне необычное и волнующее, но приятное ощущение. Я был частью этой горы, песка, деревьев, неба. Я глубоко вдохнул свежий горный воздух, и настроение у меня сразу поднялось. И хотя я понятия не имел, как это делается, но почувствовал, что могу собрать жизненную силу из мира, окружающего меня, сосредоточить ее в собственном теле и передать тем, кто в ней нуждается.
Забота о Сарьоне вернула меня к действительности.
Каталист стоял, склонив голову. Он быстро провел рукой по глазам.
— Ничего страшного, Ройвин, — сказал мой господин, когда я приблизился, чтобы утешить его. — Не обращай внимания. Я знаю, все это было к лучшему. Я оплакивал разрушенную красоту, вот и все. Это не могло продлиться долго. Отвратительное взяло бы верх над прекрасным, и все лучшее могло бы быть разрушено и утрачено навсегда. По крайней мере, наши люди живы, живы их воспоминания, и магия жива — для тех, кто ее ищет.
Я не искал магии, но она все равно ко мне пришла. Я не был чужим для этой земли. Хотя я ее и не помнил, она помнила меня.
Как и Сарьон, я вернулся домой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Я побегу к Джораму, и он обнимет меня, и мы всегда будем вместе…
— Эй, вы! — раздался сердитый голос откуда-то из глубин рюкзака. — Вы что, весь день собираетесь торчать здесь и плакаться друг другу в жилетку? Я помираю от тоски — именно таков был печальный конец герцога Убервиля. Этот скучный старый пердун в конце концов даже помер со скуки.
Я хотел порыться в рюкзаке и найти Симкина, но знал — время дорого. Я не один час упаковывал вещи в рюкзак, стараясь, чтобы все было сложено аккуратно и компактно, и перспектива укладывать все заново меня пугала.
Знаками я показал Сарьону:
— Может, он угомонится, если мы не будем обращать на него внимания?
— Я все слышал, — ответил Симкин. — И смею вас заверить, это не сработает!
Я поразился — ведь я не сказал ни слова, и вряд ли кто-нибудь, пусть даже и Симкин, сумел бы выучить язык жестов за те несколько часов, пока мы были знакомы.
— Магия жива, — сказал Сарьон, улыбнувшись, и слезы у него на глазах сразу высохли.
— Где мы? — спросил я.
— Я как раз пытаюсь это определить, — откликнулся Сарьон, глядя вниз с той площадки на скале, где мы стояли.
— А я знаю! — донесся из рюкзака приглушенный голос. — Знаю, но не скажу!
Под нами располагался внутренний двор замка, мощенный потрескавшимися булыжниками и заросший буйной дикой растительностью, в том числе и несколькими разновидностями полевых цветов. На противоположной стороне двора виднелось длинное приземистое здание со множеством больших окон, сквозь которые внутрь проникал солнечный свет. Стекла в некоторых окнах были разбиты, а дыры тщательно заделаны досками. Сам двор носил следы чьих-то усилий навести порядок — трава кое-где была выкошена, сухие листья сметены в кучи.
— А, понял! В этом здании, — Сарьон указал на дом с той стороны двора, — размещались Телдары, целители. Теперь я знаю, где мы находимся.
— Я когда-нибудь рассказывал, — тут же встрял Симкин, — как Телдара однажды пришел к моей маленькой сестренке, чтобы вылечить ее от глистов? Или это были какие-то другие черви? Разница наверняка есть. Одни едят тебя, других ешь ты. Но для бедной маленькой Нэн разницы не было — ее съели медведи. О чем это я? Ах, да! Телдара. Он…
Симкин продолжал болтать, а Сарьон повернулся и пошел вдоль остатков крепостной стены, направляясь к лестнице, по которой можно было спуститься во двор.
— Там, с другой стороны, был сад, где росли травы, которые целители использовали для лечения. Тихое, спокойное, умиротворяющее место. Я однажды приходил сюда. Тот Телдара был очень хорошим человеком. Он пытался мне помочь, но это оказалось невозможно. Я был совершенно не способен помочь себе сам, а для исцеления это самое главное.
— Похоже, здесь кто-то живет. — Я указал на забитые досками окна.
— Да, — с воодушевлением согласился Сарьон. — Да, это место прекрасно подходит для Джорама и его семьи. Отсюда есть доступ во внутренние помещения Купели.
— Радость-то какая! — заметили из рюкзака. Свернув за угол уцелевшей стены, мы обнаружили новые признаки того, что это место обитаемо. Часть внутреннего двора, по которому некогда важно и степенно прогуливался епископ Ванье, теперь превратилась в прачечную. На вымощенной камнями площадке стояло несколько лоханей, а между двумя декоративными деревьями была протянута веревка. На веревке висели рубашки, штаны, юбки и нижнее белье.
— Да, они здесь! — сказал сам себе Сарьон и остановился на мгновение, собираясь с силами.
До этой минуты старик запрещал себе поверить, что наконец-то, после стольких лет, он увидит человека, которого любил больше, чем мог бы любить родного сына.
Справившись с волнением, Сарьон поспешил вперед. Он больше не раздумывал, куда идет, позволяя памяти указывать дорогу. Мы обогнули лохани, прошли под веревкой с бельем.
— Знамя Джорама — ночная рубашка. Что ж, это на него похоже, — заметил с ехидством Симкин.
Мы направились к двери дома. Сквозь окна была видна залитая солнечным светом комната, с удобными стульями, и скамьями, и столами, уставленными цветами в горшках. Сарьон помедлил несколько мгновений, а потом дрожащей рукой постучал в дверь. Мы стали ждать.
Никто не отозвался.
Сарьон снова постучал и с надеждой заглянул в окно.
Я воспользовался случаем и пошел осматривать территорию. Пройдя вдоль здания, я повернул за угол и заметил, что в большом саду кто-то есть. Я поспешил обратно, к моему господину, и потянул его за рукав, предлагая последовать за мной.
— Ты нашел их? — спросил Сарьон.
Я кивнул и показал два пальца. Я нашел двоих из них.
Сарьон вошел в сад первым, я немного отстал. Женщины, наверное, удивятся, может быть, даже испугаются, увидев нас. Лучше, если они сначала увидят одного отца Сарьона.
В саду пропалывали грядки две женщины. На головах у них были широкополые соломенные шляпы от солнца. Женщины быстро и сноровисто орудовали мотыгами, высоко подоткнув свои длинные, кремового цвета юбки и закатав рукава выше локтей, так, что были видны загорелые до коричневого цвета руки.
На арке у входа висели колокольчики, которые позванивали на ветру, радуя женщин и скрашивая монотонность работы. В воздухе витал густой запах недавно взрыхленной земли.
Сарьон нетвердым шагом пошел к женщинам. Он открыл калитку, ведущую в сад, но на большее его сил и решимости не хватило. Старик оперся о садовую ограду. Он несколько раз пытался выговорить имя, но не смог произнести ни звука.
— Гвендолин! — сказал он наконец с такой любовью и нежностью, что, услышав его, никто бы не испугался.
Она и не испугалась. Разве что удивилась, услышав незнакомый голос — ведь в их доме уже двадцать лет не появлялся ни один посторонний. Но она не испугалась. Она прервала работу, подняла голову и посмотрела в ту сторону, откуда донесся голос.
Она сразу же узнала моего господина. Выронив мотыгу, женщина побежала к нему через сад, топча грядки и цветы, которые попадали ей под ноги. Шляпа слетела с ее головы, и по спине рассыпались длинные и густые золотистые волосы.
— Отец Сарьон! — воскликнула женщина и обняла моего господина.
Он крепко обнял ее, и они прижались друг к другу, плача и смеясь одновременно.
Воссоединение свершилось, и столь священное мгновение принадлежало только двоим этим людям. Мне казалось, что даже смотреть на них сейчас было бы неуместным вмешательством, поэтому я с почтением и изрядным любопытством перевел взгляд на вторую женщину.
Я догадался, что это дочь Гвендолин и Джорама. Она тоже оставила работу, выпрямилась и наблюдала за нами из-под широких полей соломенной шляпы. Фигурой и статью она была копией своей матери — складная и грациозная. Судя по развитой мускулатуре рук и ног и хорошей осанке, девушка привыкла к физической работе. Лица ее, скрытого в тени шляпы, я не разглядел. Девушка не подходила ближе, осталась стоять на месте.
Я подумал, что она, наверное, испугалась — и разве можно ее за это упрекнуть? Она ведь выросла в полной изоляции, совершенно одна, и никогда не видела посторонних.