— Со мной все будет в порядке, — пообещала она, потом тихонько, так, чтобы не слышал барон, шепнула: — Похоже, это для меня единственный способ увидеться с графиней.
— Дай я еще раз поговорю с ним. Может, он ко мне прислушается, — прошептал в ответ Оливер, глядя то на барона, то на Шайлер. — Если что-нибудь случится...
— Я сама не проживу... — договорила за него Шайлер. Она мягко убрала его руку сплеча. — Я тоже боюсь, Олли. Но мы договорились. Это нужно сделать.
Оливер скрипнул зубами.
— Мне это не нравится, — произнес он, свирепо взглянув на барона, но все же отпустил девушку.
Шайлер проследовала за бароном через внутренний двор и главный вестибюль дворца. Он провел ее через анфиладу, мимо библиотеки и множества комнат. Когда они дошли до конца длинного коридора, барон отворил дверь приемной и пригласил девушку внутрь. Это оказалась маленькая комната с золотым мозаичным полом, совершенно пустая, если не считать стоящей посередине небольшой скамьи, обитой бархатом.
— Arrete. Подождите.
Барон ушел, заперев дверь на замок.
Шайлер огляделась по сторонам. В дальней части комнаты находилась еще одна дверь. Должно быть, она вела в кабинет графини. Шайлер чувствовала установленные там охранные заклинания. Другого пути наружу не было — только две запертые двери.
Среди всего прочего Лоуренс учил ее чувствовать незримые защиты, чтобы можно было рассчитать, как из них выбраться. Он любил повторять, что бегство — это девяносто процентов подготовки и десять процентов благоприятного момента.
Шайлер показалось, будто она прождала в этой маленькой комнате несколько часов. Комната была полностью изолирована от других помещений особняка. Сюда не доносилось ни звука шумного празднества. Наконец дверь отворилась.
— Барон, это вы? — Спросила Шайлер.
— Не угадала.
Голос был до боли знакомым.
Нет. Этого не может быть. Шайлер словно окаменела. Прошлое как будто бы насмехалось над ней. Кто-то сыграл с ней недобрую шутку. Он никак не мог очутиться здесь. Единственный во всем Нью-Йорке, кого она изо всех сил пыталась забыть...
В комнату вошел Джек Форс. В отличие от прочих участников празднества он был одет очень просто, в черное. В форму венатора. Его платиновые волосы были коротко подстрижены, на военный манер, и аристократические черты лица стали смотреться еще эффектнее. Джек двигался с прирожденным изяществом. Он прошел вдоль стены, словно опасное животное, кружащее вокруг добычи. Какой же он красивый... она уже и забыла... А может, лишь воображала, будто забыла.
Они не виделись с их последнего вечера в квартире на Перри-стрит. Того самого вечера, когда она сказала ему, что любит другого. До чего же больно видеть его прекрасное лицо, такое мрачное и серьезное. Он словно постарел за этот год на целую жизнь.
Боль была почти физической. Страстное желание, которое Шайлер удалось подавить, внезапно вспыхнуло снова, ярко-красное и яростное, такое сильное, что она поразилась. Невыполнимое желание. Дыра в сердце, жаждущая, чтобы ее заполнили.
«Нет. Остановись. Не подходи сюда».
Шайлер была безумно зла на себя за свои чувства. Они были неправильные и вопиюще вероломные по отношению к той жизни, что она вела последний год. Это значило предать ту жизнь, которую они с Оливером выстроили вместе.
Но она ничего не могла поделать со своим сердцем. Вероломное сердце бешено колотилось. Потому что Шайлер сейчас желала лишь одного — кинуться в объятия Джека.
— Джек! — Выдохнула она.
Даже произнести его имя и то было трудно. Так ли это ужасно, что ей настолько сильно хотелось снова увидеть его? Видит бог, она пыталась не думать о нем, пыталась прогнать все мысли о Форсе в самый дальний уголок сознания.
И все же он неизменно присутствовал там. Во сне она всегда возвращалась в ту квартиру над городом, на то место у камина. Ведь невозможно же помешать себе видеть сны. В том не было ее вины. Но это раздражало. Невзирая на ее желание, Шайлер всегда непроизвольно влекло обратно к нему.
Увидеть его, живого, настоящего, прямо перед собой, было посягательством на все, что Шайлер пыталась сдерживать год с лишним, который провела в изгнании. Она убеждала себя, что любовь к Джеку мертва и похоронена, заперта в сундук, сундук закинут в море и никогда больше не откроется. Она сделала выбор. Она любит Оливера. Они счастливы — ну, настолько, насколько можно быть счастливым, когда за твою голову назначена награда. Она не может любить Джека — он не ее и никогда не будет ей принадлежать. Что бы они ни значили друг для друга в прошлом, этого более нет. Он — чужой.
Кроме того, он теперь связан узами со своим близнецом, с Мими, его сестрой. И потому совершенно безразлично, какие чувства она к нему испытывает — к сожалению. Он уже соединен с другой. Она ничего не значит для него, а он — для нее.
— Что ты здесь делаешь? — Спросила Шайлер, потому что Джек просто молча смотрел на нее, даже после того, как она произнесла его имя.
— Я за тобой, — сказал Джек и мрачно сжал губы.
Тут до Шайлер дошло. Джек явился сюда по распоряжению Совета. Он пришел забрать ее обратно в Нью-Йорк. Арестовать ее. Поставить перед инквизитором, чтобы тот назначил ей наказание. Виновна она или нет — неважно. Шайлер знала, каким будет вердикт — они все против нее. И Джек теперь один из них. Часть Совета. Враг.
Шайлер попятилась к противоположной стене, к другой двери, хоть и знала, что это бесполезно. Защитные заклинания означали, что выйти невозможно, только через крышу. Но придется попытаться. Разбежаться по стене и прыгнуть достаточно высоко, чтобы можно было проломиться через стекло.
Джек заметил, как ее взгляд метнулся к потолку.
— Если попробуешь — уничтожишь эту комнату.
— А мне какая разница?
— Думаю, большая. Я думаю, ты любишь отель «Ламбер» не меньше моего. Ты не единственная, кто играл в его садах.
Конечно же, Джек бывал здесь прежде. Ведь его отец был регисом. Форсы, должно быть, останавливались в том же гостевом крыле, что и Шайлер с Корделией. Ну и что с того?
— Если другого пути не будет, так я и сделаю. Можешь посмотреть.
Джек шагнул к ней.
— Шайлер, я не враг тебе. Что бы ты ни думала. Ты ошибаешься. Этот путь закрыт. Здесь стоит защита, которой ты не чувствуешь, ей Лоуренс тебя не обучил. Ты разобьешься о стекло. Я не причиню тебе никакого вреда.
— Нет?
— У тебя нет выбора. Шайлер, пойдем со мной. Ну пожалуйста.
Джек протянул руку. Его светящиеся зеленые глаза внезапно сделались мягкими и умоляющими. Зловещее выражение лица исчезло без следа. Он выглядел уязвимым и потерянным. Именно так он смотрел на нее тем вечером. Когда просил ее остаться.
И Шайлер ответила так же, как в тот раз.
— Нет.
И, даже не вздохнув, метнулась в сторону и вверх, так стремительно, что превратилась в розовое размытое пятно на фоне золотой стены. Потом она швырнула тело вверх и пробила стеклянный свод. Хрустальные осколки дождем осыпались на мраморный пол. Все произошло в мгновение ока.
Джек ошибался. Шайлер знала наложенное на потолок заклинание. И противодействующее тоже знала. «Континео» и «франго». Лоуренс был предусмотрительным наставником. И она не подвела дедушку хотя бы в этом.
«Прости, Джек. Но я не могу туда вернуться. Никогда».
И она исчезла в ночи.
Глава 13
БЛИСС
— Послушайте, никуда я не уйду, пока не увижусь с Блисс! Я настаиваю! Если хотите удалить меня отсюда — вызывайте полицию!
Голос, очень громкий, агрессивный и пронзительный, выдавал полную уверенность говорящего в собственной правоте, соединенную с той характерной нью-йоркской заносчивостью, какую способен проявить лишь пресыщенный горожанин. Это был голос того типа, каким орут на посыльных-велосипедистов и рявкают на подчиненных, требуя немедленно доставить чашку кофе без кофеина и пенки, — настолько громкий и настойчивый, что он пробился через глушащую все кисею, которая отгораживала Блисс от окружающего мира.
Посетитель зашевелился. Это походило на то, как будто свернувшаяся кольцами змея готовилась к броску.
Блисс затаила дыхание.
— Вы можете, по крайней мере, сказать ей, что я здесь?! — Раздался очередной вопрос.
«Что означает вся эта чушь?»
Блисс подскочила. Посетитель обратился к ней напрямую, впервые за год.
Сперва вспыхнул свет, а потом она обнаружила, что к ней вернулось зрение и что она смотрит в окно. У двери главного входа стоял невысокий лысый мужчина, весь вне себя от ярости, и изводил горничную.
«Это Генри», — сказала Шайлер.
«Кто он такой?»
«Мой букер[7] из модельного агентства».
«Объясни».
Блисс послала Посетителю воспоминания и образы: ожидание под дверью кабинета в агентстве «Фарнсворт», пристроенная на коленях папка с портфолио, встречи с Генри за чашкой капучино в «Бальтазаре» перед началом уроков, проход по подиуму во время Нью-Йоркской недели моды, фотосессия на верхнем этаже здания Старрет-Лехай, участие в рекламной кампании «Цивилизации», поездка на фотосессию на Карибы, ее фотографии на биллбордах, журнальные развороты, наклеенные на бока автобусов и такси.
«Я все-таки модель», — напомнила она ему.
Кобра расслабилась, кольца улеглись, раздвоенный язык спрятался. Но напряженность и настороженность остались. Посетитель совершенно не находил ситуацию забавной.
Модель. Живой манекен.
Он быстро принял решение.
«Избавься от него. Я был небрежен, допустив подобное. Нам следовало продолжать появляться на публике. Никто не должен заподозрить, что ты — это не ты. Не подведи меня».
«Что ты имеешь в виду? Чего ты от меня хочешь?» — спросила Блисс, но не успела договорить, как — бах! — и она снова вернулась в свое тело. Она полностью контролировала его. Это и близко не шло в сравнение с той, предпринятой на прошлой неделе жалкой попыткой смахнуть волосы с лица. Девушка осознала, насколько же значительную ее часть он отнимал у нее, и постаралась скрыть эту мысль от него.