– А мы где?
– Столица. Я за конем вернулся. Но опоздал.
– Ты тоже удумал – бросать коня в Пустоши! Лучше бы сразу прибил, чтобы он не мучился.
– Знаю. Но я был немного не в себе. Так – куда? Сразу к Серому?
– Рано к Серому! Что мы явимся? Принесем два меча? А смысл? Тут только мечами – уже поздно махать. Тут – думать надо. В столицу пойдем, раз уж мы тут. Мутить воду.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – вздохнул Марк.
«И я надеюсь!» – подумал Ястреб, выдергивая седло из-под туши.
Стражники на воротах рутинно досматривали входящих в город. Не были исключением и эти двое.
– Имя? – нудным голосом спросил писарь.
– Чье? Мое? – удивился молодой рослый воин.
– Ну, не мое же! – вздохнул писарь. Насколько же тупы эти деревенские выскочки!
– Я – Агроном, – ответил воин, почему-то усмехнувшись. Усмехнулся и его спутник.
– Откуда? – задал следующий вопрос писарь, скрипя писалом, но краем глаза посматривая на советника от гильдии магов, что осматривал пришедших через Магическое Око.
– Из Агропрома, – ответил воин.
– Род занятий? – продолжил опрос писарь.
– Змеелов, – воин пожал плечами.
Писарь написал половину знаков слова, когда понял, что нет такого в утвержденном перечне. Но тут этот черный толкнул воина к воротам, выпалил скороговоркой, играя бесятами в глазах:
– Ешкин Кот, из Минфина, ядогон!
– Нет таких занятий! – вскинулся писарь.
– Вот ты книжная душа! – осуждающе протянул глава караула. – Пиши – наемники. Что, по ним не видно?
– Применение артефактов и амулетов в городе запрещено, – возвестил советник-маг.
– У нас – только защитные, – кивнул головой воин в темных одеждах, раскрывая ладонь с серебряными монетками.
– Так откуда вы? – Преградил воинам путь глава. – Не слышал о таких землях, это где такие?
– И нам бы век не слышать! – покачал головой светловолосый воин. – И никто больше не услышит. Тьма туда пришла. Тьма и людоеды!
– Так бы и сказали, что с юга, – уступил дорогу глава стражи.
– Княжество Медведя тоже пало, – бросил ему светловолосый, проходя.
Стражник вздохнул, глянув на горизонт. На юг.
Темный одеждами – заплатил пошлину, они надели на себя гостевые амулеты и прошли темным туннелем воротной башни в самый крупный, самый развитый город самого крупного государства Тарии.
Марк поежился, будто ему в толпе спешащих людей стало зябко.
– Куда? – спросил он.
– Туда, – последовал исчерпывающий ответ.
– Я так боюсь, что и этот город сейчас сойдет с ума! – горячо зашептал Марк.
– Ничего никогда само не происходит, – покачал головой Ястреб. – Тем более в таких устойчивых общинах, как город. Для этого надо было проводить очень долгую и тщательную работу. Очень долго надо было расшатывать людей, выводить их из себя. И если бы твой знакомый князь пристальнее следил бы не за тем, сколько воруют люди, а за тем, о чем они судачат, успел бы перевешать болтунов и спасти свой Дом.
Марк уставился на Ястреба. И как он сам не догадался! Это же так просто! Но ведь он впервые слышит подобные слова! Никто не догадывался? Или это – тайные знания?
– Так что будем делать? – опять спросил Марк.
– Веселиться и безумствовать! – рассмеялся Ястреб. – И это у нас получается лучше всего! Безумца просчитать невозможно! А значит, его не обгонишь на повороте. Безумец выбирает нехоженые тропы. Вот, что бы ты сделал?
– Сходил бы в дом гильдии наемников, снял бы себе ночлег. А уж на завтра – затовариваться.
– Вот! Традиционно. Все от тебя и ждут подобных действий! Пошли, мой друг, тратить деньги, пока они имеют хоть какую-то стоимость! Гуляем! Сегодня мы с тобой гуляем! И забываем обо всем!
– Безумие – это заразно! – вздохнул Марк.
– Точно! Ты безумно прав, мой друг! Безумно! – закричал Ястреб, схватил Марка за плечи, развернул к себе и расхохотался ему прямо в лицо смехом помешанного. И еще. И еще. До тех пор, пока Марк сам не рассмеялся подобным же смехом в лицо Ястреба.
Люди оборачивались вслед этой хохочущей навзрыд парочке, крепко, как любовники, обнявшейся, шедшей по улице, волнами хохота сотрясая стены.
Стража, прибежав на шум, застывала в растерянности – возмущение спокойствия явно же было. Но вмешиваться вроде как не во что. Никто же не запрещал смеяться? А потому и вмешиваться незачем.
Это был очень длинный и очень безумный день, перешедший в еще более оторванную ночь.
Они обошли очень много злачных мест. Сначала завалились в таверну, где изрядно выпили и закусили, угощая случайных людей, которые им показались достойными сидеть с ними за одним столом. Посчитавшие себя обиженными были протащены брюхом по немытым полам под столами и выкинуты на улицу.
А потом – следующее застолье, в следующем питейном заведении. И еще. И еще. Все большей и большей компанией, разрастающейся, подобно дрожжевому тесту на печи, они ходили по городу от таверны к таверне, орали песни во всю глотку, задирались на совсем случайных людей, били не менее случайных, обижали самых тупых стражников, что отказывались пить с ними, а пытались как-то мешать им веселиться. Таких стражников разоружали, сажали в пустые бочки и катали в этих бочках по улицам под свист и смех толпы.
Потом к ним присоединились маги и молодая знать в большом количестве, когда они гуляли в квартале университета. И это преобразило их загульную компанию, резко снизив в ее составе наличие простолюдинов. Но не только из-за сословных различий, сколько из-за того, что уже был вечер и очень многие гуляки оседали и засыпали, спящими пьяными тушками отмечая их путь винной славы.
– Ей! Мне скучно! – заорал Агроном, сын Агропрома, запрыгнув на стол. – Мало песен, мало!
– К артистам! – заорал Ешкин Кот, сын Минфина, запрыгивая на тот же стол.
Стол не выдержал веса сразу двух рослых воинов в броне, эти двое упали на руки своих собутыльников, породив новый взрыв смеха и воплей.
Лицедеи, пересмешники, глотатели огня, акробаты и гимнастки – они сильно изменили ход загула, взвинтив его на недосягаемый уровень – по оторванности и безумию.
А когда они всей этой толпой ввалились в Мойни, вышвырнув хозяев и прислугу, одежда была скинута и вся эта разнополая и разносословная толпа наполнила, как рыбы, бассейн, подогретый магами, стала «мыть» друг друга, – последние крохи разумного, последние бастионы нравственности пали.
Марк, уставший, заласканный, пьяный, валялся на мраморном полу, опустошенный и расслабленный, как сопля на мостовой, ногами в бассейне. Неутомимая глотательница огня пыталась поднять в нем самооценку, и хотя она это делала весьма мастерски, но также – весьма бесплодно.
Рядом сидел, упершись спиной в колонну, Агроном. Он оттолкнул огненноволосую девушку, накрывшую его голову полупрозрачной шалью цвета своих волос, как будто прикрываясь этой невесомой преградой от чужих глаз, и упорно пытавшуюся получить еще каплю ласки от Агронома.
– Станцуй, девочка. Услада глаз моих! – пробасил Агроном, дыханием шевеля шаль.
Марк оттолкнул ногой свою девушку, погрузив ее в воду бассейна, стал хлопать ладонями, кричать:
– Мало танцев! Танцуют все! Танцуйте, пока это возможно! Споем, брат? Споем, как в огне гибнут города? Как тысячи людей уводят в полон Тьмы? На разделку Мастерам Боли? На съедение людоедам?
– Споем! Вставай, страна огромная!
– Вставай на смертный бой! С проклятой силой темною! С проклятою ордой!
Акробатка, истекая ручьями воды, обтекла Марка, как мокрая змея, ввинтившись ему под руку, пела очень чистым голосом, блестя глазами и мокрыми волосами.
– Пусть ярость благородная вскипает, как волна! Идет война народная!..
Маги и молодые отпрыски знати подпевали. Оргия была забыта. Они обнимали своих подруг, крепко, но не более того.
– А к чему вы это, южане? – спросил огненно-рыжий маг, конечно же узнавший их с первых минут, да и сам – будучи сразу узнанным, с первых же минут – подыгрывающий им, правда – по наитию, не зная ни плана, ни целей краснозвездных.
– Нет! – твердо возвестил Агроном. – На сухую не пойдет! Айда вино пить!
– Пиво жрать! – подхватил Марк, стиснув гибкую, полногрудую артистку, пряча лицо меж ее красивых грудей, млея, зажав уши свои ее грудями.
– Погоди! – встал княжич Волк, друг огненногривого мага. – Рассказ ваш не для всех ушей.
– Для всех! – покачал головой Агроном. – Слишком заигрались мы, ребята, в сословия и исключительность, да, девонька моя? Посмотри на нее. На себя. На меня. Чем мы отличаемся? А? Без богатых или простых одежд? А? Без цепей и кольчуг, без посохов и мечей? Да, у меня нет такой богатой груди, как у нее, а у ней – нет такого вот змея. Даже червячка нет! Вот и все! А чем ты, княжич, отличаешься от того акробата? А? Вот! Вот и Тьма не разбирает! Жрет всех подряд! И ставит в свои ряды – всех подряд! Их – Тьма! А мы отгораживаемся друг от друга обычаями и традициями. А должно всем встать в полный рост! В один строй! Всем до единого!
– Но, – толкнул Агронома Ешкин Кот. – Всем из нас дано по-разному! Почему мы должны расплачиваться по единой ставке?
– Кому многое дано, с того больше и спросится! – потряс Агроном пальцем перед носом Кота. – Кто-то встанет только за себя. И только – с топором своим. А вот ты, Волк! Ты – княжич? Ты за всех людей своей волости встать обязан! Сколько у тебя людей? Тысяча? Десять тысяч? Во столько раз больше ты должен выстрадать!
– Мальчики! Да что вы все о страдании! – взмолилась девушка, гладя себя по прелестям. – Надо насладиться тем, что нам отпущено!
– Нет! – резко оттолкнул ее Агроном. – Это поведение животного! Я – не тварь дрожащая! Я не буду ждать Тьму! Иду на Тьму! Сам! И всех, кто Тьме потакает, – к ногтю! Кто со мной?
Конечно же все! Шаль была безжалостно разорвана. Агроном и Ешкин Кот замотали лица кусками шали, остальные последовали их примеру, а когда кончился невесомый, воздушный шелк, стали обматываться другими тряпками, предпочитая красные оттенки. Совершенно случайно шаль была огненного цвета.