— Катись в Бездну, душегуб, — повторил Рик беззлобно.
После развернулся и направился в свои покои, в этот раз все-таки добравшись до них без новых приключений. И уснул, как только добрался до кровати, без долгих размышлений и снов. А проснулся резко, ощущая себя отдохнувшим и бодрым. Встал одним плавным движением, не желая разлеживаться и придаваться утренней неге. Сегодня было много важных дел, а после возращение домой, где дел ждало еще больше. Но главное, сегодня Гор может обрести свою пару, или хотя бы отказаться от своей тяги к человеческой женщине, и тогда Рик сможет вздохнуть свободней, порадовавшись за дракона и за самого себя.
Но это позже, сначала очищающий Огонь. Сам ритуал был жутким по своей сути, и люди старалась не грешить, чтобы потом не каяться. Входить в полыхающий Огонь было страшно, даже зная, что не сгоришь. Но у аниторна не было выбора, и он, отбросив всякие размышления, начал готовиться к ритуалу. Впрочем, в приготовлениях не было ничего особенного, всего лишь соблюдение необходимых условий. Омовение ледяной водой, нельзя было есть, даже глоток воды запрещался, дабы грешник познал лишения и прийти к Огню готовым к очищению. Одежда, что для мужчин, что для женщин была одна — грубая холщевая рубаха до щиколоток. Рубаха сгорала, и выходил из Огня человек нагим и босым, каким пришел в этот мир при рождении. Жрецы накидывали на плечи харас — вытканное рунами Огненных полотно, в какое заворачивали младенцев, и объявляли, что Боги простили заблудшее дитя, вновь приняв его под свою опеку. На этом ритуал заканчивался.
К назначенному часу лорд-аниторн покинул королевский дворец и направился к главной обители, где уже пылал Огонь, готовый принять его. Улицы были заполнены народом. Кому же не хочется посмотреть, как кается высокородный лорд? На всем протяжении от дворца до обители, цепью, по обе стороны его дорого, стояли королевские воины, сдерживавшие натиск любопытной толпы. Ледагард хотел сопроводить Рика к обители, показывая народу, что поддерживает лорда Илейни, но тот отказался.
— Смысл ритуала — новое рождение, государь, — сказал Риктор. — Человек приходит в этот мир в одиночестве, и уходит так же. Не будем нарушать свод установленных правил.
— Да, пожалуй, ты прав, — хмыкнул Его Величество. — Не к лицу королю роль повитухи. Я встречу тебя у обители.
Людское море бурлило, время от времени что-то выкрикивая. Но кто и что кричал, Рик не слышал. Он сжимал в кулаке маленький флакончик, который получил от Дальгарда и раздумывал о его словах. Впрочем, раздумывал аниторн не только об этом. Он размышлял о событиях, произошедших со дня его победы на Играх. Сейчас Илейни временно откинул Дархэйма, пытаясь понять, кому и чем может мешать возвращение его рода на Побережье. Как старался не связывать пока это с древними событиями. Хотел разобраться в причине заинтересованности жрецов.
Вывод был неутешительный — в его замке предатель. Кто-то, кому Риктор доверял, потому что все его люди был не единожды проверены. Они служили роду Илейни не один год, знали многие тайны, хранили их, не вынося за ворота замка, даже женщины. А то, что произошло с Нэми, было тайной, недопустимой к разглашению. И если Дальгард прав, то кто-то сказал об этом жрецу, и тот устроил представление с самосожжением.
Следующее, о чем подумал Рик — это слухи. Они поползли слишком стремительно. После долгого ожидания и ликования, в которое погрузилось Побережье, недовольство не должно было появиться, когда аниторн еще не совершил ни одного деяния, кроме как устроил народу богатые многодневные празднества с дармовой едой, выпивкой и зрелищами. Похороны инверны стали лишь удачным предлогом для обвинения лорда Илейни в темных деяниях. К тому же так и не было объявлено причины негодования Богов, и выходило, что Огненные недовольны победой аниторна… Бездна! Но ведь, если бы не вмешался Дархэйм, никто бы не погиб, или же Рик мог не выиграть. Он и сам мог погибнуть в смертельно-опасных ловушках. Так связан полувиллиан со жрецами, или все удачно совпало, и есть еще один враг?
— Как же меня все это бесит, — проворчал Рик, поднимая взгляд и осматриваясь, словно надеялся найти ответ в толпе зевак.
Взгляд аниторна выцепил хмурое лицо Болдарта. Лорд-поэт, заметив взгляд Илейни, кивнул и снова погрузился в свои мысли. Чуть дальше Риктор заметил Толейни, сидевшего на плечах двух своих приятелей, и декламировавшего, размахивая руками:
Овеян славою и властью,
Он шел с поникшей головой.
Росток, изломанный ненастьем.
Победа грянула бедой.
Из всех лишь он один вернулся,
Чтобы награду получить.
Как в плащ в везенье завернулся,
Но вот пришла пора платить.
Риктор мазнул по рифмоплету гневным взглядом, заметив, как ухмыльнулся один из приятелей Толейни. Данный лорд любил привлекать к себе внимание, вылезая на острие всяческих событий, куда только мог сунуть свой честолюбивый нос. Пусть на день, но слава. И сейчас он своего добился. Кто-то в толпе засмеялся, и Рик крепче сжал склянку Дальгарда в кулаке, гася желание прямо сейчас подойти к Толейни и ударить его. Но сдержался, понимая, что даст только повод для злословия. К Бездне Толейни.
Черты аниторна смягчились, и он добродушно улыбнулся поэту, отчего тот поежился и оборвал свой стих, так и не закончив его. Вскоре он уже исчез в толпе вместе с приятелями, и зеваки, так и не получив желанного представления, замолчали. Больше Рик не смотрел по сторонам и не прислушивался к голосам, вернувшись к своим размышлениям. Но сколько бы он не перебирал в голове своих людей, так и не смог понять, кто смог предать своего господина, от которого видели только добро.
Наконец впереди показались стены обители, у ворот которой стоял старший жрец, молчаливый и неподвижный, словно изваяние. И, словно поддаваясь торжественности момента, разом примолкло людское море. Королевские воины замерли, уподобившись статуям в Зале Славы, и Риктор Илейни шагнул на каменные плиты, испещренные рунами. Он шел, опустив голову, как подобает кающемуся грешнику, отыгрывая свою роль до конца, и упорно давил желание вскинуть подбородок и посмотреть в глаза старшему жрецу. Последний потомок некогда славного и могущественного рода ощущал сейчас отвращение к происходящему. Все внутри него бунтовало и требовало не участия в фарсе, а действия, полезного для общего блага. Но…
Он остановился перед жрецом, все так же не поднимая глаз и кусая губы, заставляя себя изображать покорность и раскаяние. Волосы лорда скрыли его лицо темно-каштановым покровом, никто не увидел гнева, сверкавшего в глазах аниторна. Терпение, немного терпения, и скоро все закончится. Так уговаривал себя Рик. Всего лишь необходимость. И когда он заговорил, голос был лишен яростных ноток.
— Взываю к милости Огненных Богов, — всего лишь положенные слова.
— Что ждешь ты от милости Покровителей наших? — вопросил жрец.
— Очищения от скверны и прощения, — ответил аниторн, наконец успокаиваясь окончательно.
— Велики ли грехи твои?
— То знают лишь Боги, — а вот это уже не было ритуальной фразой. Кающемуся полагалось ответить: «Грехи столь велики, что ступаю я с тяжкою ношей». И все-таки ответ Риктора Илейни невозможно было оспорить и отказать ему в очищении. Кто, если не Боги, знает больше о своих детях?
— Боги прощают заблудших, коли вину их можно простить, — голос жреца не дрогнул, но злость Рик уловил и усмехнулся, но усмешку по-прежнему скрывали пряди его собственных волос.
— Взываю к милости Огненных Богов, — повторил лорд, и жрец картинно взмахнул рукой.
Тут же широкие ворота обители открылись. Народ ахнул, глядя на голубоватое очищающее Пламя, ревущее в огромной чаше. Риктор стиснул зубы и направился к Огню, сжав склянку Дальгарда с такой силой, что казалось, она сейчас треснет. Уже перед чашей, Илейни шумно выдохнул, тряхнул волосами, отбрасывая их на спину, мгновение колебался, после закрыл глаза и переступил край чаши, шагнув в Огонь.
Холодные языки пламени лизнули лицо аниторна. Рик открыл глаза, удивленно глядя сквозь голубоватую пляшущую пелену на темные стены обители и застывших вокруг чаши жрецов. Выдохнув с облегчением, мужчина сделал второй шаг. Огонь стал теплей, в голубом пламени появились вкрапления рыжих искр, вытягивавшихся в высоту, превращаясь в яркие росчерки.
Лорд сделал третий шаг из десяти, такова была величина чаши. Огонь ему казался даже ласковым. Лепестки пламени почти нежно гладили кожу и волосы Риктора. Внутри Огня не было слышно его пугающего рева, как вне чаши, только тихое шипение, да запах ткани рубахи, постепенно обращавшейся в пепел, осыпавшейся серыми хлопьями с каждым новым шагом.
На пятом шагу Огонь стал горячей, но все еще не обжигал. И все же Рик нахмурился, потому что рыжие искры начали краснеть, все больше меняя голубое холодное пламя. Он обернулся и негромко вскрикнул, когда лицо опалило жаром. Еще шаг, и аниторн понял, что находится в ловушке. Огонь стремительно изменялся, наполняясь яростью стихии, словно Огненные разгневались на своего сына, и Илейни уже не сомневался, что именно это сейчас и говорит старший жрец, поясняя изменения пламени.
Жар стал практически нестерпимым, волосы затрещали, готовые вот-вот вспыхнуть, остатки одежды уже не опадали пеплом, ткань начала дымится. Первые ожоги уже уродовали обнаженную кожу. Аниторн тихо рыкнул. Страха и паники не было, они растворились в тепле матушкиной заботливой души, окутавшем Риктора. Он с силой бросил себе под ноги склянку Дальгарда, и та треснула, выпуская наружу свое содержимое.
Рев пламени вдруг перешел в шипение, и алые языки порыжели и вновь стали синими. Холодные языки, будто извиняясь, лизнули обожженную кожу, и ласково пробежались по телу, пожрав последние куски ткани, еще державшиеся на плечах. Аниторн сделал несколько последних шагов и вышел из Огня с гордо поднятой головой. Каяться ему было уже не в чем, Боги покарали и простили. Это видела тысяча свидетелей, стоявшая перед воротами обители.