м. Занявшая его секундой ранее девица чахоточного вида побледнела больше привычного, сползла под скатерть и вылезла из-под неё на четвереньках. Вот и нюхательные соли, висящие на тощей шее, пригодились!
— Да уж, одно удовольствие, блин, в такой, чтоб вас, компании находиться! — шипел Вис, пробиваясь через конкуренток. Девушки вырастали у него на пути магическим образом, пихались, пинались и щипались. Но каждый раз просили прощения со столь честными глазами, что усомниться в случайности инцидента никто бы не посмел.
К счастью, вор быстро усвоил правила женского соперничества — тоже с завидной частотой оттаптывал ноги девушкам, причём, его мужицкие ступни оставляли куда больше повреждений.
Протолкаться ко главе стола, а соответственно к креслу его блондинейшества, не сумел бы и рыцарь, закованный в шипастую броню, копии которой бдительно сторожили углы. Едва дверь в библиотеку открылась, девицы ломанулись к облюбованным местам с таким ожесточением, с каким на полях сражений родину не защищают. Естественно, что заранее расставленные карточки с именами тут же были сожжены, съедены и изничтожены самым жесточайшим образом.
Удовольствия от ужина рыжий не получал ни малейшего. Зато друзья компенсировали его с лихвой: Мелкий, не дожидаясь ни хозяина дома, ни остальных гостей, уплетал всё, до чего дотягивались лапы. А лапы у него были ого-го и дотягивались везде, где горняку требовалось. Пухленькая загорелая дамочка едва успела убрать со стола руку, а то здоровяк норовил вцепиться зубами и в неё тоже.
— А что, вы часто здесь бываете? — мурлыкал Морис, забравшись на стул с ногами, чтобы казаться повыше, и поглаживая крошечными пальчиками огромный бокал вина. Облюбованная им девица тактично отмалчивалась и закатывала глаза, но коротышка был упрям, уверен в себе и прекрасно понимал, что из трёх десятков присутствующих дам по крайней мере двадцать девять уйдут несолоно хлебавши.
В очередной раз отодвинув свой стакан от норовящего «случайно» просыпаться в него порошка из перстня соседки (в жёлтой шляпке, кстати! Верно Мори её приметил!), Вис наклонился к моему уху и горячо прошептал, обдавая запахом хвои, таким чуждым в этом каменном мешке и неожиданно родным:
— Женщины — зло!
Кроме куска гусиной ноги, я с утра ничего не ела, так что, не поддаваясь романтичным настроениям, набросилась на угощение. Изнурённые диетами и корсетами девушки укоризненно поджимали губки и незаметно сглатывали слюну.
— Угу, все беды от нас!
— От вас, от кого же ещё?
— Только жизни вам, беднягам, ломаем!
Послав тактичность в долгое пешее, я по-простому подтянула поближе блюдо с маленькими пирожными, оказавшимися рыбно-солёными. Чахоточная, примостившаяся справа, демонстративно приложила хрупкое запястье ко лбу, собираясь упасть в обморок при виде такого вопиющего невежетсва, но внимания никто не обратил, так что не собралась.
— Истину глаголишь! Дай пироженку!
— Обойдёшься, тебе фигуру блюсти надо. Так а что за баба тебе, говоришь, жизнь сломала?
Вопрос вырвался сам, благополучно миновав стадию обдумывания и фильтрации. Я ляпнула и тут же пожалела, так что смущение пришлось обильно заедать.
Рыжий поперхнулся ловко стащенной с моей тарелки закуской, но, молодец, лицо сохранил.
— Морис? — только и уточнил он.
— В его оправдание могу сказать, что коротышка находился в крайне… двусмысленном положении, — воспоминание о торчащем из стены заде карлика грело душу.
Давая себе драгоценные секунды на размышление, Вис глотнул из бокала, но тут же выплюнул вино обратно. Неудачливая отравительница разъярённо засопела, а рыжий с невозмутимым видом поменял её и свой бокалы местами:
— Простите, случайно перепутала посуду. Вы пейте-пейте, — пододвинул чашу поближе, — приятного аппетита! И закусывать не забывайте.
Я же тем временем быстренько прошептала заговор от излишне любопытных, и девица сбоку, с невинным видом разглядывающая композицию из запечённого лебедя и яблок, в ужасе схватилась за оттопырившиеся и непропорционально выросшие уши.
Вис смотрел на меня испытующе. Так, словно понял куда больше, чем я рассчитывала. И его истинное лицо, тёмные смешливые глаза, наполненные мальчишеской жаждой жизни, было не спрятать за маской морока. Я видела. И его — настоящего. И это проклятое понимание. Я же ему в бабки гожусь, в конце концов! Как он смеет делать вид, что знает о мире больше, чем я?!
Нет, Вис не был идиотом. И он сходу сообразил, что ответ куда важнее, чем я хотела бы показать. Чем я хотя бы себе могла признаться. А потом он усмехнулся. Снисходительно так. Мол, сделаю вид, что не заметил неуклюжего вопроса.
— Для начала, — он наклонился поближе, якобы для того, чтобы никто не подслушал, хотя прекрасно видел, как действует заклятье на любознательных, — я не говорил и говорить не собирался ни про какую бабу. Но, если уж ты настаиваешь…
— Очень надо! — вспыхнула я и уставилась на книжные полки, занимающие стены библиотеки снизу до верху.
По дороге за Воровским счастьем мы с ребятами пытались прошмыгнуть сюда. Но кто бы мог подумать, что его высочеству заблагорассудится столоваться в библиотеке! Слуги вихрями раскидывали приборы и следили за каждой крошечкой. В эту комнату без спросу и мышь не забралась бы, что уж о трёх ворах говорить! Сокровищница, и та меньше охранялась. Поэтому рассмотреть фолианты я смогла только теперь. И количество их превышало все разумные пределы.
Вот же глупый позёр! Нет, не Вис, конечно. Эдорр. Превратить книги, кладезь мудрости, в повод для хвастовства. Показать, дескать, я тоже читать умею!
Только бы перед бабами хвост распушить. Не Эдорру. Вису! Ничего хорошего от этих мужиков ждать нельзя!
А рыжий нахал между тем стиснул под столом моё колено и рисовал на нём узоры большим пальцем, страстно нашёптывая:
— Моё сердце разбито вдребезги! Я был предан, обижен и оскорблён! Любовь моя не знала границ…
— Тебя его высочество покусал? — оборвала я поток словоблудия.
— Пытался, — честно признал пустомеля, — но я отбивался всеми силами! Не для того моя роза цвела! Я сберегу себя для особенной женщины!
— Мужчины, — поправила я.
Когтистая лапка ужаснулся:
— Типун тебе на язык!
— Бельчонок, — я стряхнула обосновавшуюся на колене ладонь, но та сразу же вернулась на место, — хоть доля правды в твоих трагичных предысториях есть?
— А зачем? Правда скучна, как рассказы о налогах моей бабушки! А если прежнюю жизнь у тебя отобрали, куда веселее придумать новую, — негромко добавил он.
Я не нашла, что ответить. Веселее… наверное. Если прежняя жизнь, та, которой тебя лишили, та, которую вырвали из кровавых ошмётков сердца, не была такой важной. Можно начать всё с чистого листа. В другом городе, на другом краю света… если болит не так сильно. Я свыклась со своей болью, привязалась к ней, как собака к конуре. Ошейник растирает шею, цепь тянет вниз, но дикая волчица привыкнет к ним, если посидит на месте достаточно долго. Я сидела на месте очень-очень давно.
— Варна?
Я вздрогнула, точно задремала. Вис пригладил упрямую прядь, но та опять встопорщилась, напоминая, почему я когда-то давно отрезала косу. Затылок окатило волной холода, словно острый нож ещё раз отмахнул девичью гордость, и та дохлой змеёй скользнула с плеча на землю. Я отстранилась, не давая ловким пальцам запутаться в волосах.
— Я в порядке.
— Конечно, — кивнул он, не поверив ни на маковое зерно, — как и всегда.
— Как и всегда, — твёрдо повторила я.
Захотелось сделать ему больно. Обидеть, ударить, закричать. Лишь бы не смотрел так сочувственно, понимающе. Так, будто знает, что я пережила, будто пережил то же самое. Глупо обманываться. Он юнец. Он беспринципный вор. Он, в конце концов, мужчина. Он ни за что не поймёт меня, а я ни за что не попытаюсь сделать так, чтобы понял.
— Где ты видел нужные книги? — я сосредоточенно пялилась на полки, но натыкалась только на аляповатые фолианты в разукрашенных обложках с драгоценными камнями на корешках.
Вор принял правила игры, но я не обнадёживалась: стоит дать слабину, снова начнёт всматриваться, лезть в душу, участливо звать по имени. А я, как уличная кошка, опять встопорщу шерсть, не позволяя себя погладить.
— Шестая полка снизу, возле картины с бородатым прощелыгой.
Прощелыга нашёлся сразу, и лучшей характеристики я не подобрала бы. С портрета хитро оценивающе посматривал на гостий худощавый мужчина с козлиной бородкой, неуловимо похожий на Эдорра. Вот этот в столице, небось, прижился. Ни наивности, ни восторженности принца в глубоких морщинах не находилось места. Странно даже, что этот хитрец не прибрал к рукам власть, ведь, если Эдорр — принц, то и у его отца достаточно прав на престол. Ну да не моего ума дело.
Куда больше заинтересовала полка под портретом. Я аж привстала от неожиданности, но заставила себя сесть на место. Четыре одинаковых тома с рассохшимися от времени обложками украшал знакомый узор. Не в деталях, конечно, но линии и изгибы сплетались так же, как на моей коже.
Колдовские книги всё же существуют! Вот только искали их наёмники не там. И стоят, главное, на всеобщее обозрение! Неужели Эдорр не понимает, какая ценность к нему попала? Ох, ну конечно не понимает! Мальчишка занят сложением стихов и примеркой новых нарядов, куда ему читать? А вот прощелыга из рамы наверняка знает цену всем вещицам в коллекции. И спрятал в глуши, в первую очередь, именно их, а не любимого сыночка.
— Стой! Куда?! — Вис крепко обнял меня за плечи, не давая шелохнуться.
Я не глядя отмахнулась, но вор теснее сомкнул объятия.
— Никто и внимания не обратит! Девицы друг за другом следят, какая им разница, чем занята дуэнья?
— Им — никакой. А вот стражники пасут! — прошипел Когтистая лапка.
Стражники? Признаться, я приняла их за декор: украшают углы, не шелохнутся, не чихнут, носа не почешут. Забрала опущены, тела закованы в броню…