— Водяница? — только и произнес я, приподняв бровь. Надеясь, что мой справочник сработает и откроет новую информацию, но этого не случилось.
— Так ведьма она, возле Шировицы живет, на самом берегу речки, говорят, что ее отец самый настоящий водяной.
— А ну рот закрыл, — гаркнул Прокоп на своего сына. — Куда лезешь наперед, ум твой короткий, как у девки какой.
— Дальше, — произнес я, не обращая внимания на семейную перепалку.
— Съездили мы за Водяницей, она поначалу ехать не хотела, а после целых пять копеек затребовала, чтобы посмотреть. Делать нечего, заплатил и привез. Глянула она на тебя да сказала, что помочь тебе не сможет, ибо ты уже на полдороги в царствие небесное, и… — Прокоп тут же перекрестился. Следом и мне пришлось, во второй раз я уже спокойно сделал это двуперстием. — После она замерла и к чему-то прислушалась, будто шептал ей кто на ухо, а после как умалишенная расхохоталась и сказала, что поможет, за то ей пару грехов спишут, а может, даже и все, ведь этим она что-то изменит. Только я не понял, о чем она. В общем, она всех из дому выгнала и с тобой осталась. Что уж она там делала, мне неведомо, только вышла она вся мокрая и трясущаяся, волосы вздыблены, ее качает из стороны в сторону, глаза огромные. Говорить почти не могла, все запиналась, только и молвила, что ты к утру следующего дня придешь в себя, вот, значится, и все, — закончил свой рассказ Проня и внимательно на меня посмотрел.
Вот, значит, как вышло, видимо, стоит мне с этой Водяницей поговорить, есть к ней вопросы. Может, сейчас и съездить, а в пути уже Прокопа и Богдана расспрошу, чем еще в дороге заниматься, как не разговорами, да и не будет это так подозрительно выглядеть.
— Я с ней поговорить хочу, Проня, седлай коней, к ней поедем, — медленно произнес я.
— Андрей, одумайся, ты только поднялся, тебе бы отлежаться пару дней, а уж потом о поездках думать, — строго глянул на меня Проня пытаясь отговорить.
Только я хотел ему ответить, как нас прервали: за тыном послышались крики, а по воротам кто-то ударил.
— О, видать, гости пожаловали, — тут же встрепенулся Богдашка.
— Мы вроде никого не ждем, — задумчиво протянул Проня и непроизвольно погладил рукоять ножа, торчавшего у него из-за пояса.
— Пойдем глянем, кого там принесло, — произнес я, поднимаясь со скамьи.
— Поглядим, — кивнул Проня и первым направился к воротам, которые расположились от нас в тридцати метрах.
[1] Форма имени в те времена имела градацию, и употреблялась согласно социального статуса. Имя и отчество могли позволить себе только бояре и князья. Да и то перед царем именовались в уничижительной форме.Данное обстоятельство распространялось и на иные сословия. Лишь равные могли называть друг друга по имени, тех же кто был ниже социальным статусом имя так же употреблялось уничижительно.
[2] Сын боярский — первая ступень иерархической лестницы в чинах согласно лекций В. О. Ключевского «история сословий». Относятся к служилым по Отечеству (происхождению).Дворяне в это время было больше чином и званием, нежели сословным признаком.
[3]Послужилец — весьма широкий термин так называли в том числе и «боевых холопов», многие из которых ранее были дворянами, по тем или иным причинам попавшими в холопство и кабалу. Послужильцами так же называли и тех, кто служит за деньги, снаряжение: коня, оружие. Ратные люди выступающих в роли наемников. По истечении заключенного договора о службе, могли уехать, забрав все себе причитающееся.
Глава 2
Глава 2
Добравшись до ворот, Прокоп посмотрел в одну из щелей, а после, хмыкнув, глянул на меня вопросительно, и я кивнул. В тот же момент, сняв засов, он открыл калитку и произнес:
— Ну, проходи, коли пришел.
Спустя пару секунд в калитку прошел мужчина, а меня накрыла очередная вспышка боли, которая принесла новые знания.
Это был Агапка, один из моих тягловых людишек, проживающий в самой дальней деревне, в которой сейчас осталось лишь два двора из пяти. Он был весьма неплохим охотником и часто ходил в окрестные леса. К тому же приносил и нам свою добычу, то пару тушек зайцев, то дикую козу, и об этом его никто не просил, соответственно, и отношение к нему было иное.
Одет Агапка был в армяк[1] из грубой толстой шерсти, а подпоясан веревкой, за которой торчал топор, на голове шапка из такой же шерсти, как и армяк, вот только мех на ней не уступал моему, это мне сразу бросилось в глаза. На ногах же были поршни, которые напоминали сапожки, сверху были перетянуты бечевой.
Мужик смерил нас всех взглядом из-под кустистых бровей и, глядя на меня, снял шапку и отвесил поклон, а разогнувшись заговорил:
— Здрав будь, Андрей, и ты, Проня,— а Богдашка и вовсе удостоился лишь кивка.
— И тебе здравствуй, Агапка. Что привело тебя ко мне? Случилось чего? — продолжая рассматривать мужика, поинтересовался я.
Агапка лишь кивнул и начал в руках мять шапку, а глаза и вовсе к земле опустил, отвечать он не спешил, так продолжалось секунд десять.
— Ну? — рыкнул Проня.
— Отпустите меня и семью мою с земельки, прокормиться не можем, — все так же смотря в землю, едва слышно произнес Агап.
— Чего? — рявкнул тут же Пронька. — Ты чего удумал, пес? Уйти хочешь, сбежать надумал?
— Тише, — поднял я руку. — Ты сказывай, в чем дело-то? — проникновенно произнес я, глядя на Агапа.
— Прокормиться не можем, Андрей, — глянул на меня Агап и тут же вновь опустил глаза к земле.
— Врешь, подлец, — снова влез Прокоп и двинулся на Агапку.
— Да погодь ты, — остановил я послужильца.
Было видно, что Агап не договаривает или даже врет.
— Отчего же так? Вроде земля хороший урожай дает нынче. Ты в лесах охотишься, и ни чинит тебе никто препятствий. Да и когда голодно было, мы помогали.
Агап тут же рухнул на колени, прямо в снег.
— За то мы благодарны, Андрей Володимирович, и молили перед богом за вас и за отца вашего с матушкой, вот тебе крест, — и Агапка тут же осенил себя знамением.
— Встань и правду сказывай, вижу же, крутишь. Там и решим, может, и поможем в беде твоей.
Агап не сразу поднялся с колен, перед этим с опасением зыркнул на Прокопа и, поднявшись, заговорил:
— То правда, что помогали вы. Только девять ртов у меня, лебеду с корой есть приходилось. Хлебушка купить дорого было, да и садить надо. Вот я пять мешков рожи занял в Георгиевском монастыре на три годочка, отдать надо целую подводу. Скоро срок истечет, а нету у меня, даже если продам все, не соберу столько. Придется в холопы идти самому, а не приду, так все равно притащат, — с горечью произнес Агап. Семья же без меня не проживет, так что и им придется в холопы монастырские идти. Ты уж прости меня, Андрей Володимирович, — вновь бухнулся на колени Агапка.
Прокоп лишь выругался едва слышно и тяжко вздохнул.
— Сам-то желаешь к ним пойти? — вгляделся я в лицо Агапа, на что он скривился, и это было видно, несмотря на его заросшее лицо.
— Понятно, — протянул я. — Срок отдачи когда?
— К началу лета, я даже сеять нынче ничего не буду, толку-то, — тихо прошептал Агап.
— Значит так, землю засевай. Я же подумаю, как помочь и уплатить долг, так что не думай на этот счет, — задумчиво протянул я.
— Спаси тебя бог, — во всю глотку рявкнул Агап и вновь упал на колени.
— Ты вставай да домой иди, время еще есть. Как что решу — сообщу, — сказал, глядя на подымающегося Агапа.
— Благодарю, — отвесил он поясной поклон и, уже собиравшись развернуться, замер, будто что-то вспомнил. — Я тут следы волков видел, кажись, стая у нас завелась, извести бы ее.
— Где видел и сколько, — тут же подключился Прокоп.
— Так, возле Виднеевки, на самом краю, следы видел, покружили да в лес ушли. Могут и на подворья залезть али еще чего. Следов немного, думается мне, стая голов десять, не больше.
— Значит, надо будет извести их, — тут же высказался Богдашка, заработав мой подбадривающий кивок.
— Изведем, не дело, чтобы зверь рядом кружил, задерут еще кого. Думаю, на охоту пойдем и тебя, Агап, захватим, так что будь готов, — высказался Прокоп.
— Обязательно. Прощевайте, Андрей Володимирович, и ты, Проня, — произнес Агап. Богдану же вновь достался кивок.
Прокоп закрыл калитку за Агапом и, глянув на меня, произнес:
— Андрей, неужто ты думаешь долг за Агапку отдать?
— Возможно, — протянул я, на что Прокоп лишь покачал головой с неодобрением.
За время этого разговора на меня накатила слабость.
— Проня, прав ты, отлежаться мне надо, завтра поутру к Водянице поедем.
— Богдашка, подмогни Андрею да за огнем последи, — тут же прореагировал мой послужилец. Я Афиньку к тебе отправлю, пусть каши сготовит, вечером самолично баньку истоплю да пропарю тебя, Андрей. Банька против любых хворей убережет.
Новая боль растеклась по голове, а с ней и знания, кто такая Афинька. Помимо семьи Прокопа, у меня на подворье проживали еще две холопские семьи. Которые следили за подворьем и живностью всякой, да на полях работали.
Афинька была женой Тарая, который мог и по дереву чего вырезать и по железу работать, коня подковать или еще чего по мелочи, в общем, у мужика были золотые руки, да и сама она слыла той еще рукодельницей, и трое деток у них имелось. Нечай же ему помогал, и вся тяжелая работа была на нем.
— Банька — это хорошо, — протянул я и, развернувшись, пошел домой, ко мне тут же подскочил Богдан, закинув руку на плечо.
Зайдя в дом, он усадил меня на сундук, а после бросился к очагу, в котором почти потух огонь, и, опустившись, принялся раздувать пламя да подкладывать щепочки, а там и дрова.
— Вот и огонь разгорелся, сейчас тепло будет, — обернувшись ко мне, улыбнулся Богдан. — Ты чего спать-то не идешь? Я послежу.
— Сейчас пойду, — ответил я ему улыбкой, снимая сапоги. — Ты вот что мне скажи, друг, а какая нынче година?
— Ты чего, Андрей?— вылупился он на меня. — Известно какая, семь тысяч сто четырнадцатый год (1605), март на дворе.