— Да уж понял, не в разбойный приказ уж точно этих сдавать, — со злостью выплюнул Агапка.
— Я рад, что ты понимаешь. И да, ты прав, не стоит в разбойный приказ этих дураков тащить. Тут дело личное! Семейное! Оттого я сам разберусь и спишусь с царем Дмитрием Иоанновичем, когда надо будет, — краем глазам я заметил, как дед бесшумно вытащил нож, он стоял сбоку от Агапки. И если сотник сейчас не согласится с моим предложением, он здесь останется. Жаль будет этого воина, очень жаль, и этого бы хотелось избежать.
— Понимаю все, княже, предательство. Тут не просто все. Молчать о произошедшем буду, пока в видаки не позовешь, а там все обскажу, что видел и слышал, по твоему слову. Для всех остальных буду говорить, что люд разбойный напал. Хотел ограбить тебя, Андрей Володимирович, прознав про казну твою.
— Вот и славно, — искренне улыбнулся я. — Люди это не простые. Оттого слова наши должны быть вовремя сказаны и весомы. Ведь и отбрехаться могут, — пока я говорил, Агапка кивал.
Дед же с невозмутимым лицом спрятал нож, и мы вернулись обратно.
— Чего с этими делать будем? — задал я вопрос, ни к кому не обращаясь. Если Федотко мне нужен был живым, то вот остальные нет. Они напали на меня, убили моих людей.
— По деревьям татей развесит, и все дела, — высказался Олег.
— Ну да пусть повесят, птиц покормят, — хмыкнул Елисей.
— Княже, пощади, — тут взмолился Федотко и попытался кинуться мне в ноги, вот только его сразу перехватили и прижали к земле.
— Голову ему поднимите, — и Василий тут же, схватив Федотко за волосы, задрал его голову, а дядька Олег приставил к его шее нож.
— Пощадить, говоришь? Ты уж точно будешь жить. Заслужил, а вот как хорошо и долго, мы посмотрим, — угрюмо сказал я, чеканя каждое слово.
— Княже, не за себя прошу, за друзей своих. Молю, смилуйся над ними, — с надрывом проорал Федотко, смотря мне прямо в глаза.
— А на кой мне их щадить? Они людей моих убили, на меня покусились? В предательстве веры обвинили, — тихо ответил я, отвернувшись в сторону.
«Я не святой и им никогда не был», — промелькнула у меня мысль. Губы сжались в тонкую полоску.
— Не со злобы, княже, обманули нас. Мы отслужим, верными псами твоим станем. Любому глотку за тебя перегрызем али в монастырь уйдем. Пощади, княже. Не губи души православные, — надрывался Федотко.
— Хах, — донеслось от Агапки. — Сами-то не посмотрели, что мы православные, напали, — без всякой жалости произнес сотник.
— От глупости да заблуждения, княже. Замолим, не губи! — вновь донеслось от пленника.
Сорвав с березы еще зеленый лист, начал растирать его в руках, а сам размышлял.
«Заслужили ли они смерти? Несомненно! Каждого бы лично повесил. Вот только в предстоящих событиях даже соломинка может все решить. И отказываться от бойцов или трудовых резервов глупо будет. Вот только наверняка уже мои люди могут меня не понять. Да и как получить полную преданность этих казаков, тот еще вопросец. Что так хрень, что так хрен. Эх…» — мелькали у меня в голове мысли одна за одной. Тяжко вздохнув, я развернулся и уставился на Федотко.
— Ты твердишь, что верны мне аки псы будете. Вот только говоришь за всех, они такого не обещали. Да лаялись, словно псы шелудивые, — горько усмехнулся я, все больше склоняясь к тому, чтобы повесить казачков и забыть.
— Княже, я найду слова, — тут же взвыл Федотка, а в его глазах мелькнула надежда.
— Прям-таки для всех? — присел я на корточки, вглядываясь в его глаза.
— Не знаю, — глухо произнес пленник и отвернул голову в сторону.
— Вот и я о том же. Ты слова уже сказал за всех. Дам я тебе возможность убедить остальных, крест мне целовать и псами моими стать. Тех же, кто откажется, сам лично живота лишишь, — поднялся я.
— Как скажешь, князь! Я согласен, — махнул гривой грязных волос Федотко.
— Отпустите его, — приказал я, и пленника тут же освободили.
Федотко поднялся и, немного размявшись, тут же сделал шаг вперед и бухнулся передо мной на колени, достав крест из-под рубахи, размашисто перекрестился и поцеловал мне руку.
— Клянусь верно служить тебе, князь Андрей Володимирович, не жалея живота своего.
— Служи, — кивнул я.
— Так, может, на них клейма поставить, как на скотиняку? Вот и будут гавкать на чужаков, — зло усмехнулся Елисей.
— Я согласный, князь! — тут же прореагировал Федотко. — Остальные тоже поставят.
— Посмотрим. Ты, как и остальные, будешь связанным. Вот и уговаривай их, — серьезно глянул я на «своего нового подчиненного».
Пленников вытащили из леса, а мне осталось только наблюдать. Дед и Агапка знали свое дело.
Лагерь нападавших нашли, был он неподалеку, и паслось там целых десять коней, хотя, по уверениям пленных, должна быть дюжина. Однако один лучник ушел, видать, и сбежал одвуконь.
Тяжело раненых пленников повесили, хотя они и так были на последнем издыхании и это была милость.
Одну из телег разгрузили, распределив вещи по остальным, и, погрузив на них наших раненых и дав в сопровождение двоих, отправили в Москву. Благо далеко уехать не успели.
Казачков не только связали накрепко, но и рты позатыкали, дабы чего лишнего не орали, а там проникнутся, и Федотко начнет мозги вправлять, ну, я, по крайней мере, так надеялся.
Наших убитых хотели здесь же и похоронить, но тут уж я на дыбы встал, и пришлось еще одну телегу немного разгрузить. Дабы мы могли их с собой взять и похоронить на ближайшем погосте, а там и священника можно будет сыскать, который прочтет над ними молитву.
После такого решения я даже поймал на себе парочку благодарных взглядов.
Трофеи с казачков условно разделили на две части. Одна отошла мне, а другая Агапке и его людям. Шесть самопалов я выкупил за три рубля у москвичей, тяжелые они были, явно устаревшие, у стрельцов легче и удобнее. Пятерку коней передал Агапке с наказом отдать семьям убитых жильцов, и тут я снова заработал благодарные взгляды.
Пленников же пришлось распределять, часть закинули на телеги, часть на трофейных коней, и мы вновь двинулись в дорогу.
В ближайшем селе схоронили убитых, а копать казачков заставили лопатами, которые одолжили в селе. Батюшка прочел заупокойную службу, и мы двинули дальше.
Ехали мы по тверской дороге, в сам город заворачивать не стали, хоть и хотелось отдохнуть. Вот только отдых мог затянуться на пару дней, да и местные наверняка связанных разглядят, а это лишние вопросы, которых хотелось избежать.
Свернув от Твери, мы продолжили свой путь, если бы не телеги, прибыли бы мы куда быстрее.
Пленные вели себя смирно и даже сбежать не пытались, на ночь отводили их в сторонку и развязывали рты, да еще и про охрану не забывали. Не знаю уж, какие песни им Федотко пел, но злые и полные ненависти взгляды они перестали на нас бросать.
— Сегодня к полудню прибыть должны, — произнес Агапка на седьмой день пути с утра.
— Это отличная новость, — улыбнулся я, завертев головой в поисках одного из подьячих.
— Савка, давай сюда, — крикнул я, когда нашел его взглядом.
— Андрей Володимирович, звали? — спустя пару минут подъехал к нам Савка на гнедом мерине.
Савке было уже за пятьдесят, про таких говорят в теле, но толстым он не был. Седая борода, нос картошка, ничего примечательно. Он был старшим из подьячих, что отправились со мной и будут для меня собирать подати и тягло.
— Звал, расскажи о тягле. Как будет оно собираться, какие подати. Сколько мне в цареву казну самому отдавать придётся?
— Ну, — задумался Савка и дернул себя за бороду. Это ваш удел, Старица же в Усютюжскую черту входила, там собирали подати. Благо книги и списки имеются, по ним и соберем. Так-то по сохе берем, но тут уж от землицы зависит да урожая. Старица-то земщина, земский старости и следил за сбором. Присматривали, конечно, да за целовальниками, что и собирали. Земщина сама распределяла, где лучшая соха, а где худая, по достатку. Бывают и другие сборы: ямские деньги, пищальные да стрелецкие, полонянные, но тут уж как царь решит. В некоторых местах, где землица плохая, по животам собирают и промыслам. Есть откупные еще, то кабаки выкупают, али еще чего. Меховые подати берут али ясак так же. Торговые есть еще подати, как и везде. Что-то деньгой удаётся взять, что то товаром али хлебом.
Савка перечислял, я же пытался в голове уложить местную налоговую систему. По сохе — это понятно, тут этакий земляной налог, у кого и сколько. В принципе, если подумать, и остальное тоже ясно, не совсем централизованно конечно. Да и воруют наверняка на местах много, но и тут ничего нового.
— В других ваших земля уж труднее придется, тут с окладичками и целовальниками дело иметь да старостами. Могут и обмануть, но, думается, побоятся, — рассуждал Савка. — Коли обман-то вскроется, тяжко им выйдет, — улыбнулся он. — А он вскроется, списки в других четвертях возьмем и сверим, где и чего, но то уж на следующий год.
— Понятно, — только и кивнул я.
— Сколько уж в государеву казну платить, то только царю и ведомо. Все-таки удел княжеский, последний раз такое было у самого Дмитрия Иоанновича, ну, когда он мал еще был и Бориска его извести попытался. Кажись, и не платил он вовсе в казну, все ему шло.
— Благодарствую, Савелий, — кивнул я, и подьячий довольно заулыбался.
— А вот скажи еще, чего про Старицу рассказать можешь? — глянул я на него.
— Ох, княже, я тут и не знаю уж, чего сказать. То смотреть надо, да у местных спрашивать. Знаю, на Волге-реке стоит, кремль там есть каменный да княжьи палаты. Сам Иоанн Васильевич там был не раз и инородцев разных с посольствами принимал. Род ваш Старицей владел, Андрей Иванович Старицкий и выстроил там княжьи палаты, монастырь там есть и собор Бориса и Глеба, что воздвиг прадед твой, Владимир Андреевич. Крепость там сильная и нужная стояла. Пока с Астраханским да Казанским ханством бились, она путь по Волге им закрывала. Сейчас не надобно, нет больше опасности с той стороны.