Славик отметил – кошек здесь совсем нет (ни единой!), собаки крупные, коричневатой или серой масти, на незнакомцев не лают, лишь провожают ленивым взглядом. Возле берега полным-полно домашних гусей, курицы и петухи за тысячу двести лет нисколько не изменились. Темно-рыжие коровы, привычные овечки. Сельскохозяйственная идиллия.
Купечество жило обособленно – рядом с крепостью, которая по ближайшему рассмотрению оказалась не столь уж и огромной. В случае нападения на город в ней могут укрыться женщины и дети и небольшой гарнизон, а нападения наверняка случались – Славик оценил обширное пожарище к югу холма: обугленные столбы, квадратные остовы жилищ, густые заросли бурьяна. Обычный пожар? Вряд ли, длинный дом так просто не подожжешь, он совсем не зря покрыт сверху слоем земли и травой – даже если ветром принесет искры и головни от другого пожара, строение не займется, запалить его можно только изнутри!
Славик ожидал встретить у византийцев хоть малейшие признаки «цивилизации», но ошибся – три двора, принадлежащие ромеям или их представителям, решительно ничем не отличались от домов хозяйственных славян Альдейгьюборга: столбы-сваи, лодки под навесами (а до берега реки метров четыреста под уклон), слабо пахнет хлевом и свежей пшеничной выпечкой, как у бабушки в деревне под Питером. Известно, что обонятельная память самая сильная, у Славика аж голова закружилась.
– Здесь живет очень богатый и уважаемый купец Алексей. – В интерпретации Кетиля греческое имя звучало «Олексист», но Славик уяснил, что надо делать поправку на северный выговор. – Он приезжает в Альдейгьюборг весной и уходит зимовать на юг за четыре седмицы до того, как ударят морозы и реки замерзнут. Щедрый человек, Рёрик дважды брался охранять его корабли, Алексей всегда честно расплачивался серебром… Видишь знак над дверью? Бронзового орла с двумя головами? Значит, Алексей отмечен великим конунгом ромеев – у этого конунга сотни сотен войска и он очень богат, богаче любого вождя на севере. В тех землях верят в Белого Бога, Христа.
– Кристья? – повторил Славик. Поднял указательный палец к небу и вытащил из-за ворота нательный крестик на цепочке. – Иисус Христос?
– Йа-а, Кристья. Миклагардис год.
– А годс данир как зовут? Нафн годиск?
– Один, Аса-Тор, Бальдр, Фреир, Ньорд, – перечислил Кетиль. – Боги Асгарда и Ванахейма. Разве ты ничего о них не знаешь? Пойдем, я покажу тебе божий круг, он подальше, в лесу – где растут старые дубы. Дуб – дерево богов.
Славик различил только ключевые слова, но осознал: контакт постепенно налаживается, они с Кетилем начали отчасти понимать друг друга. Оказывается, древнескандинавский не настолько сложен, как думалось поначалу! Когда постоянно находишься среди людей, говорящих на чужом языке, невольно начинаешь прислушиваться и учиться!
Кетиль двинулся по знакомой тропке, в обход хлебных полей – нельзя идти через пашню напрямик, потопчешь, а чужой труд надо уважать. Лес, когда-то окружавший Альдейгьюборг, вырубили или пожгли, чтобы освободить место для посевов. На дальние луга, за грядой холмов, водят скотину на выпас, глухие чащобы сохранились выше по течению реки, в сторону Ильмень-озера, на берегах которого стоит юный Хольмгард-Новгород. Отправишься в противоположную сторону – уткнешься в непроходимые приладожские болота.
– Большие дрэки могут пройти до Хольмгарда только через волок, – рассказывал по дороге Кетиль, и плевать ему было, поймет Слейф или нет. – На реке пороги, корабль разобьется. Волоков два, в Медвежьем урочище и на Тропе Лося. Дрэки сэконунга Рёрика Скёльдунга мы перетаскиваем за один полный день. Я пошел в первый дальний вик позапрошлым летом, мы добрались до самого Кёнугарда – большой город, как Аахен или Бирка! Ты меня слушаешь, Слейф-гасти?
– Хват ист «гасти»?
– Чужестранец. Человек не из нашего рода, пришедший из дальних земель. Но не враг.
– Не нидур.
– Ох, ну что с тобой делать, Слейф… Бестолковый, как маленький ребенок. А ты выглядишь старше меня, совсем взрослый мужчина. Сколько зим назад ты родился?
– Хват?
Кетиль остановился, сокрушенно покачал головой и принялся указывать пальцем то на себя, то на солнце. Взял сухую палочку, начертил на земле несколько кругов. Вытянул руку, начал загибать пальцы.
– Кетиль эйнн, Кетиль твейр, Кетиль трир…
– А-а! Ясно! Сколько мне лет? – Славик подобрал сухую ветку березы и наломал на двадцать семь кусочков. Выложил на тропинке в три ряда, два по десять и еще семь. – Считай, я еще маленький!
– Альдинн, – припечатал Славика Кетиль. – Взрослый человек. Рёрику-конунгу и того меньше! Ты сильный, это видно, но ты не воин. Кто ты на самом деле? Жрец?
– Эк эм Слейф.
Кетиль машинально сплюнул и сразу извинился – плевок в сторону, даже невольный, может обидеть человека. Слейф смущенно заулыбался и снова пожал плечами. Балбес.
По расчетам Славика они отошли от города километра на четыре, углубившись в смешанный лес – березняк сменил золотисто-изумрудный сосновый бор, река Волхов оставалась по левую руку.
– Леса тут нехорошие, – сказал Кетиль. – Злые. Но когда приходишь к богам, бояться нечего. Рёрик говорил, будто ты знался с Трюггви-годи, а он недобрых людей чуял за тысячу шагов – получается, тебе можно показать изваяния духов Асгарда. Божий круг словинов в другом месте, севернее – конунг ходит отдать требы словинским богам, это их земля, они называют ее Латока.
Вот даже как? Выходит, понятие «Ладога» здесь хорошо известно, но Кетиль подразумевает фюльк, сушу, а не огромное озеро. Как же оно называлось в прошлом?
Скандинавы обустроили свое капище давным-давно, не меньше полусотни зим назад – когда самые решительные и смелые мореходы начали разведывать восточные речные пути. Кто именно основал Альдейгьюборг история умалчивает, но скорее всего даны и норвежцы встретили на месте будущего города деревню кривичей, рыболовов и охотников, обитавших в этих местах спокон веку.
Славяне против соседства с пришельцами из-за моря явно не возражали – во-первых, кривичи могли постоять за себя, а во-вторых, окажись люди с севера излишне наглыми и агрессивными, колонизировать земли приильменья и приладожья никогда бы не получилось. Наоборот, серьезные морские торговцы предпочитали относиться к местным доброжелательно и вовсю помогали отбиваться от налетов дружин, занимавшихся откровенным разбоем.
Доверие между славянами и норманнами постепенно укреплялось и наконец Ладога, или же Альдейгьюборг, стала родным домом для представителей самых разных племен – Славик подумал о том, что понятия «глобализация» и «мультикультурность» актуальны не только для XXI века, правда в древности взаимопроникновение культур и смешение народов шли более цивилизованно, что ли? Да-да, цивилизованно, никакой ошибки: процесс движется медленно, со взаимным уважением и без политкорректной навязчивости! «Понаехавшим» в Ладоге симпатизируют, чужеземцы строят город, защищают его, преумножают богатство! А главное – ценят свое и чужое право жить по обычаям предков.
– Тихо! – Кетиль поднял руку и замер на полушаге. Осторожно развязал ремешки у гарды меча, подобрался, сделался неуловимо опасным. – Плохой запах… Слейф, держись у меня за спиной. Идем очень тихо…
Славик и сам почувствовал, что ароматы лесных трав, грибов и влаги перебиваются неприятной вонью, хорошо знакомой любому человеку с медицинским образованием: душок разложения. С чего вдруг Кетиль взялся за оружие? Скорее всего, в зарослях издох кабан или другой лесной зверь, задравший оленя медведь оставил подгнивать тушу…
Кетиль разительно изменился: только что дан был весел и говорлив, шел вразвалочку, а теперь больше напоминал не человека, а хищную лесную кошку: ступал мягко, будто рысь, ни единого лишнего движения, перемещался, как тень. Славик шагнул вперед и немедленно наступил на сухую ветку – под подошвой громко хрустнуло.
Божий круг открылся неожиданно – капище устроили в светлом распадке, наверняка подходящее место выбирали долго: на южной стороне березняк, с севера густой темно-зеленый ельник, а дальше к западу начинается величественная дубовая роща, могучие столетние деревья. Контраст очень хорошо заметен и действительно производит внушительное впечатление – полоса салатово-изумрудных березовых крон и белые стволы, напротив густой малахит хвои, в центре узловатые бурые столпы неохватных дубов и лиственное облако, нависающее над треугольной поляной. Никакому раскрученному дизайнеру не снилось – природа создала это чудо без вмешательства человека.
Капище смотрелось здесь вполне органично, норманны поняли: в чащобе когда-то побывал один из богов, рассекший мир на три оттенка – холод Полуночи, ласковая приветливость Полудня и величественность Заката. Вырезанных из бревен идолов – каждый высотой в два человеческих роста – выставили надлежаще: по кромке ельника могучие Асы, рядом с березами дарующие жизнь Ваны, а на острие клина возвышается грандиозный столб с четырьмя ликами, обращенными по сторонам света. Один, Тор, Бальдр и Хёймдалль. У подножия – наполовину вросший в землю гигантский валун, сопоставимый по размерам с Гром-камнем, на котором стоит Медный всадник.
Очень впечатляет. Храм под открытым небом. Возникает чувство благоговения, как в настоящей церкви, только куполом является небесный свод, а стенами – живые деревья. Скандинавы не только помнят о богах далекой родины, но и знают, как их порадовать.
Однако радости сейчас не было: мертвечиной тянуло от капища и это было не жертвенное животное, погибшее под ножом годи на священном камне.
– Огради Тор своим громомечущим молотом, – потерянным голосом проговорил Кетиль. – Вот куда подевались Харальд из Лунда и его братья… Ушли четвертого дня и сгинули, люди думали, отправились на долгую охоту. Что же делается, потомство целой семьи вырезали, жена есть только у Харальда, на сносях – ведьма Торунн сказала, что родится девочка…
– Что? – невпопад спросил Славик по-русски. Он сам был потрясен увиденным. – Торунн хверр?