И выстрелы тоже.
– Видишь ли, Вирм, ты наделал много шума. Фактически ты обезглавил Семью Бельконе, отдав ее быстро остывающий труп в мои руки. Но даже тот ад, который ты сотворил в их штаб-квартире, не вывел с доски все фигуры. Остались не только пешки – остались и слоны, и парочка ладей. И главное, остался король. Шахматная партия не обрывается, пока король свободен и готов к бою. В твоем случае король угодил за решетку, и, возможно, ты поступил верно, не попытавшись завершить этот этюд эффектным матом. Вышла ничья… вернее, пат.
– К сожалению, я не большой знаток шахмат… – пожал плечами Ярослав.
– Это не важно… шахматы есть отражение жизни. Мы строим комбинации, чтобы вынудить противника сделать ход, выгодный не столько ему, сколько нам. Мы жертвуем мелкие фигуры… иногда приходится жертвовать и крупные, дабы получить преимущество в дальнейшем. Бельконе сделал очень верный ход, пожертвовав своей свободой, – но одновременно удержав Семью от окончательного распада. За твою голову была объявлена награда. Очень большая награда, Вирм, еще ни за кого и никогда не предлагали такой суммы. И контракт до сих пор не закрыт, хотя, как я уже говорил, были желающие получить этот приз. Откровенно говоря, я удивлен, что тебя не застрелил наш же охранник… Контракт свободный, не только для сторонников дона Бельконе. И я, заметь, не смог бы наказать ретивого охотника за головами – меня бы просто неправильно поняли.
– Это угроза?
– Это предупреждение. Я не хочу новой войны сейчас, когда все пребывает в относительном равновесии. Поэтому если кто-то попытается получить твою голову… очень прошу тебя, Вирм, не делать далеко идущих выводов и не обобщать. Даже если это будет мой человек, он будет действовать не по моему приказу. Ладно… так что, расскажешь?
Яр, полуприкрыв глаза, вдохнул аромат кофе, затем медленно, смакуя каждую каплю, отпил глоток.
– Все просто. Я уехал в Россию… не думаю, что кому-либо пришло бы в голову искать меня там. Сменил фамилию.
– К красным? – Лицо старика выражало неприкрытое изумление. – И ты сумел найти себе место в этой стране?
– Это было не так уж и сложно, – усмехнулся Ярослав. – У меня были… русские корни. Моя мать…
– Лжешь… – хмыкнул дон Вальцоне. – Ну да ладно, это и в самом деле твои проблемы. Так вот, просто, чтобы ты знал. Дело не только в том, что ты не стал убивать моего сына… и его невесту. Видит Бог, я желал этого брака, а после того побоища, которое ты учинил, альянс с дочерью Бельконе стал еще более важен. Фактически ты передал в мои руки всю власть… хотя, вероятно, и не желал этого. Но я ценю не столько намерения, сколько действия, а потому считаю себя перед тобой в долгу. И намерен свой долг отдать полностью. Готов выслушать тебя, Вирм.
Ярослав задумался. Идея, которая незадолго до визита в этот дом казалась практически беспроигрышной, вдруг увиделась в несколько ином свете.
Тогда, среди огня и крови, он не задумывался над тем, почему отпускает мальчишку. Менее всего его посещала мысль о том, что неразумно накликать на свою голову еще одну беду – в виде гнева одного из самых влиятельных преступных сообществ Детройта. Это был просто какой-то минутный порыв, слабость… ему не хотелось стрелять в сопляка, к тому же проявившего капельку настоящего мужества. Только и всего.
А утром следующего дня ему позвонили. Очень вежливый голос настоятельно просил уважаемого мистера Вирма явиться в дом Сержио Вальцоне для очень важного разговора. К этому времени полиция уже знала, кто повинен в бойне, поставившей крест на деятельности Семьи Бельконе. Часть полицейских и фэбээровцев уже шла по следу, разрываясь между стремлением соблюсти букву закона, засадив сержанта Вирма за решетку лет на пятьсот, и внутренним желанием пожать «преступнику» руку. Одно другого, кстати, не исключало. Джерри был убежден, что телефон в невзрачном номере третьеразрядного мотеля не известен никому.
Он ошибся.
Быть может, именно поэтому Вирм и счел нужным принять приглашение. Ему ясно дали понять, что речь о мести пока не идет – иначе к нему просто пришли бы. Получилось бы у палачей выполнить задание или нет – вопрос другой. Но его пригласили к диалогу – и было по крайней мере интересно узнать, по какому поводу. О мальчишке, которому подарил жизнь и возможность вытащить из огня невесту, Джерри тогда и не вспомнил.
Он прибыл в дом дона Вальцоне в назначенный час – глубокой ночью. У ворот его встретил человек, провел в покои тогда еще не старого, не парализованного Сержио Вальцоне. У сержанта даже не отобрали оружие – это можно было счесть добрым знаком.
Но встретили его выстрелы… три пули из тяжелого кольта. Потом Джерри часто задавал себе не находящий точного ответа вопрос, почему не схватился за пистолет или почему не заставил стрелка подавиться собственным стволом. Может, потому, что не почувствовал настоящей угрозы? Да, пули были вполне реальные – но выпущены были без злобы, без ненависти… и, несмотря на то, что оружие в руке дона Сержио не дрожало и прицел был верен, сержант не чувствовал у невысокого седого мужчины желания убить. Он просто отклонился в сторону, пропуская пули мимо себя…
А потом дон Вальцоне, нисколько не смутившись от допущенного промаха, спокойно положил еще дымящийся пистолет на стол и протянул сержанту кусок долларовой купюры. А на удивленный взгляд сержанта коротко проинформировал:
– Это награда, сержант. Это плата… нет, это моя искренняя признательность за жизнь моего сына. Любая помощь, какая только будет в моих силах. Просто покажите этот кусочек…
И вот теперь спустя пятнадцать лет он намеревался потребовать от главы Семьи Вальцоне исполнения данного когда-то слова. Честно? Порядочно? Быть может, и нет… да и нельзя назвать моральным поступком обращение за помощью к мафии, борьбе с которой Ярослав отдал в свое время немало сил и времени.
– Джерри, – тихо заметил старик, – ты не забыл, зачем пришел сюда?
– Да, дон Вальцоне, вы правы… – вздохнул Ярослав, – и я действительно нуждаюсь сейчас в вашей помощи. Ситуация такова, что я не могу толком все объяснить… Имеются некие личности, которых необходимо устранить…
– И Кровавый Сержант с этим не справится?
– Мне дали такую кличку?
– О, их было много, в основном еще менее удачных. Журналисты постарались на славу, эта тема более трех месяцев не сходила со страниц газет и с экранов телевизора.
– Да, вы правы. Я не справлюсь. Не справлюсь и с помощью друзей… чтобы решить эту проблему, нужны люди, нужно оружие. Не просто пара пистолетов.
– Автоматы, гранатометы?
– Все это, для начала. И что-нибудь посолиднее.
– Твоих э-э… оппонентов охраняют «Абрамсы»?
– Вполне вероятно. Армия – точно. Бронетехника и вертолеты – очень может быть.
Старик надолго замолчал. На какой-то момент Ярославу показалось, что сейчас он получит отказ – ссориться с армией далеко не всегда решалась и всесильная мафия. В отличие от России, где вооруженные силы традиционно пребывали на третьих ролях, особенно в период отсутствия военных конфликтов, здесь к армии относились с уважением. Нельзя сказать, что армия США была избавлена от воровства, от коррупции… в конце концов просто от дураков и бездарей. Этого хватало. Но она была силой. И с этой силой приходилось считаться. Поскольку посягательство на армию государство воспринимало несколько иначе, чем посягательство на отдельных своих граждан. Это были посягательства на устои общества – и реакция следовала сразу же.
– Это и в самом деле так важно? – прошептал старик.
– Да.
– Для вас, Джерри?
Ярослав пожал плечами.
– А если я скажу, что это важно и для вас? Для вас, для Америки, для России… для всего мира. Поверите, дон Вальцоне?
– Тут дело не в вере, Вирм. Не в ней… я ведь знаю, ты сейчас не мне, ты себе на горло наступаешь, Вирм. Настоящий коп всегда остается копом – а ты был из них, из настоящих. Я много перевидал таких, как ты. Не скрою, нам более нужны другие – те, кто возьмет деньги, кто закроет глаза, кто не станет ставить закон превыше разума. Они понятны, они предсказуемы. Каждому из них нетрудно определить цену – и цена эта будет не слишком высокой. Без таких, как они, все Семьи, вместе взятые, не смогли бы достичь того положения, какое мы занимаем в вашем обществе сейчас. Но я тебе вот что скажу… и имей в виду, Вирм, скажу я это только тебе. Я прожил в этой стране много лет. Я не люблю ее – кто в здравом уме будет любить Америку? Но я ее уважаю. И понимаю, что для страны – не для меня, Вирм, не для моего дела, а для страны – куда нужнее такие копы, каким был ты.
Он взял чашку уже остывшего кофе, выпил ее мелкими глотками. Щелкнул тяжелой золотой зажигалкой, несколько мгновений смотрел на пляшущий огонек, затем поднес к нему обрывок доллара. Вспыхнувший листок неспешно положил в пепельницу, дождался, пока тот превратится в кучку золы, и только потом продолжил:
– Да, так вот, я понимаю, Вирм, что явиться ко мне за помощью ты мог только в одном-единственном случае. Если другого выхода у тебя не будет. И когда пятнадцать лет назад я отдал тебе доллар, я понимал, что скорее всего никогда больше не увижу эту бумажку. Но знал и другое… если увижу, значит, это не окажется простым делом. Я не буду спрашивать тебя, чем помешали тебе эти люди. Если полицейский Джерри Вирм считает, что они должны умереть – пусть так и будет. Я дам тебе моих парней. Прости, но дам шестерок… зато много. Понимаю, поведешь их на убой. Дам лучшего своего человека – Антонио. Если сможешь, сделай так, чтобы он уцелел… он очень дорог мне, и без него у Семьи могут быть сложности… ведь мы ослабнем, пусть и ненадолго. Дам оружие. Хорошее армейское оружие. Не думаю, что тебя заинтересует его происхождение… Когда ты намерен провести эту… операцию?
– Лучше всего завтра.
Старик подумал, затем покачал головой.
– Нет, с людьми проще, но тяжелого вооружения под руками нет, его потребуется доставить. Послезавтра – так будет вернее. На эти дни Антонио приставит к тебе охрану. Не спорь, так будет лучше. Я не хочу, чтобы кто-то исполнил старый контракт, а ты, хоть бы и с того света, обвинил бы Сержио Вальцоне в нарушении