Я пожимаю плечами.
— Говорят, не суди о книге по обложке, но я недооценила тебя.
— Стыдно, стыдно, доктор. Тебе следовало бы знать лучше, чем делать поспешные выводы, — по какой-то причине, которую я не могу до конца разгадать, его упрекающий тон меня немного смущает. Я извиваюсь.
— Ах, румянец истинной сабмиссив, — бормочет он почти про себя.
— Нет у меня румянца, — протестую я, полностью отворачиваясь, чтобы он не видел, как пылают мои щеки. Не знаю, нравится ли мне, когда меня называют сабмиссив. Я не совсем уверена, что это вообще значит, но это не похоже на то, к чему я имею отношение.
— Есть, маленькая птичка. Мне нравится, как раскраснелись твои щечки. Надеюсь, я — причина, по которой ты краснеешь.
Мое тело воспламеняется, поглощенное мыслью о том, что он может сделать… чтобы я покраснела. Боже.
— Ты зазнался, Константин.
— Я говорю правду, Клэр.
Надо сменить тему.
— Что ты читал у По?
— Все, и неоднократно.
— Ого, вау.
Он замедляет ход, останавливаясь на светофоре.
— В десять лет няня мне подарила собрание сочинений в твердом переплете. Тогда я был слишком мал, чтобы оценить, насколько они блестящие.
— Согласна.
— В DesMax я нашел их на английском языке, и читал все как в первый раз.
— О, вау. Неужели переводы настолько отличаются?
— Существует много переводов, но в большинстве из них отсутствуют… нюансы.
Я смотрю в окно и тихо бормочу себе под нос:
— Слова не способны произвести впечатление на разум…
— …без изысканного ужаса их реальности, — заканчивает он. Цитата из Эдгара По.
Я сижу в машине с беглым заключенным, как его заложница, и веду более занимательную беседу, чем у меня была на любом свидании. Ирония поразительна.
Долгие минуты мы едем в тишине. Когда он говорит, я чуть не подпрыгиваю. Он уже называет меня своей маленькой птичкой. Нельзя пугаться, как одна из них.
— Яма — это подпольный боевой ринг, которым руководит Петров. Само собой разумеется, что подпольные бои проводятся без юридического разрешения. Люди незаконно держат их в частной собственности.
— Кто устанавливает правила?
Мускул дергается на его челюсти.
— Обычно никаких правил не существует. Бойцы прибывают и не знают, с каким противником они столкнутся.
— Таким образом, без законности нет налогов… некому регулировать поток денег.
— Именно. Большие суммы денег переходят из рук в руки.
— Там умирают люди?
Он делает паузу, прежде чем ответить. Нахмурившись, я наблюдаю, как он легко лавирует между узкими рядами машин и резко сворачивает налево, прежде чем припарковать машину.
— Да.
— Вау. И мы здесь, потому что…
— Много причин. Ты умная девочка. Докторская степень, не так ли? Давай послушаем твои теории.
Я не знаю, польщена или оскорблена. Делаю вдох, затем снова выдыхаю.
— Тебе сказали, что Петров держал ирландцев подальше отсюда. Они были единственными, кто считал тебя виновным в убийстве Рокси.
— Да.
— Итак, здесь ты защищен от ответного удара со стороны ирландцев. Скорее всего, это место, где ты в безопасности, потому что единственными людьми, которые могли бы причинить тебе реальный вред… ну, законные власти. Да?
— Правильно.
— И поскольку ты думаешь, что мой отец подставил тебя, то хочешь задать некоторые вопросы.
— Я так не думаю, Клэр. Я это знаю.
Я не реагирую. Он гораздо более уверен, чем я. Мне нравится думать, что папа невиновен. Мне нравится думать, что у нас есть шанс, что он не умрет от руки Константина. От одной этой мысли меня тошнит.
— Полагаю, ты пришел навести справки или что-то в этом роде?
— Да. Я должен доказать ирландцам больше, чем системе правосудия, что я не ответственен за смерть Рокси. Ирландцы убьют меня прежде, чем засадят копы.
— Так что же произойдет, если… если ты добьешься… справедливости, которую ищешь? — мой желудок скручивает. — И тебя оправдают твои преступные группировки? Что тогда?
Он качает головой.
— Ты должна знать одну вещь, которая отличает нас двоих, Клэр. Люди вроде тебя — состоятельные, родившиеся с серебряной ложкой во рту.
Я внутренне съеживаюсь.
— Их жизнь распланирована. Их родители знают, в какие школы они пойдут, еще до того, как те родятся. Они знают, что поступят в колледж, а в некоторых случаях и за кого выйдут замуж, и этот список можно продолжать долго. А такие люди, как я? — он качает головой. — Мы живем изо дня в день. Я не задумывался о том, что произойдет дальше, потому что свет передо мной распространяется только на следующий шаг. Мой следующий шаг — войти в этот клуб и заявить о себе.
Любой день может стать последним в его жизни. Интересно, находит ли он эту концепцию пугающей или освобождающей? Возможно и то, и другое.
— Оставайся в машине, пока я не открою дверь с твоей стороны.
Вау. Он даже не хочет, чтобы я выходила одна из машины? Прекрасно.
Я даже не думаю о том, чтобы ослушаться его. Прямо сейчас моя жизнь зависит от того, чтобы повиноваться ему.
Я вздрагиваю, когда открывается пассажирская дверь.
— Так легко пугаешься, маленькая птичка, — говорит он, печально качая головой. — Разве ты не знаешь, что со мной ты в безопасности?
— В безопасности с человеком, который похитил меня? Нет.
Но я лгу. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой защищенной. Идти рядом с Константином все равно что идти рядом с полубогом — я никогда не видела кого-то настолько сильного и свирепого. Хотя он притягивает опасность как магнит, на самом деле я не могу представить, что он будет ранен или убит. В целом, я чувствую себя такой же непобедимой.
Он замедляет шаг, чтобы я не отставала, в противном случае я почти бегу.
— Оставайся рядом со мной и не говори, пока к тебе не обратятся.
— Это звучит очень средневеково. Я твоя крепостная?
— Ты зануда, вот кто.
— Оу. Никто никогда раньше не называл меня так.
Он криво улыбается мне, ярко сверкнув зубами.
— Я серьезно, Клэр. Оставайся рядом со мной. Ни с кем не разговаривай. Не отвечай на вопросы. Следуй за мной, чтобы я мог обеспечить твою безопасность.
Я киваю.
— Поняла.
В «Яме» та же атмосфера, что и в секс-клубе, когда мы заходим, но далеко не так роскошно. Внутри так же грязно, как и снаружи. Тусклое освещение, слегка пахнет потом и резиной, как в спортзале. Люди проходят мимо нас, не обращая внимания на то, кто мы такие, ужасно одетые — от рваных джинсов и выцветших футболок до каблуков и мини-юбок.
— Господи, ублюдок, — кто-то подходит к Константину и хлопает его по спине. — Слышал, что ты сбежал и забрал дочь Валенсии? Невероятно, черт возьми.
Константин ударяет парня кулаком, затем тащит меня за собой. Я предполагаю, что, как дочь Валенсии, я, возможно, не самый популярный здесь человек.
Повсюду вокруг нас люди поздравляют его, приветствуют, как будто он солдат, вернувшийся с войны. Это немного внушает благоговейный трепет. Здесь он явно человек высокого положения.
— Мистер Рогов, Петров передает вам свои самые теплые приветствия, — говорит крупный, мускулистый блондин, когда мы подходим к одному из переполненных рингов. — Он занят сегодня вечером, но сказал, что скоро с вами свяжется.
Константин кивает.
— Скажи Петрову, что я бы этого хотел.
Выражение его лица показывает, что это ложь, и не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы понять, почему. Любой человек, который управляет подобным заведением, безжалостный и беспощадный.
Ну вот я снова выношу суждения, и до сих пор это было действительно дерьмовое решение.
Вдоль одной стены находится бар с большими банками попкорна и пенистого пива, а вдоль другой стены — длинная стойка, где бармены подают напитки.
— Где бойцы? — спросила я. Мне приходится практически кричать, перекрикивая шум толпы.
— Сейчас перерыв между боями. Подожди и увидишь.
Я моргаю, слышу, как в одном углу несколько мужчин и женщин говорят по-русски, а в другом — по-итальянски. Полагаю, что это своего рода место встречи подпольной сети преступников.
Люди приветствуют Константина, кто-то снова хлопает его по спине. Я была бы вся в синяках после таких шлепков по спине, но он только улыбается и здоровается со всеми. Они, кажется, искренне рады его возвращению.
— Так рада видеть, что ты выбрался, — говорит миниатюрная блондинка на смертоносных каблуках. — Я знала, что ты невиновен.
Константин кивает.
— Спасибо.
— Мы рассказали всем, кого знаем, — говорит высокий, худой, но смертоносно выглядящий парень из другого угла. — Распространяем слух о твоей невиновности.
— Единственные, на кого тебе нужно смотреть — это чертовы ирландцы, — говорит здоровенный парень с белым шрамом на подбородке. — Они хотят убивать, брат.
— Я знаю.
— Придется сначала добраться до них, — добавляет кто-то другой. Даже не знаю, кто. — Здесь ты в безопасности.
— Я слышал, Петров не пускал ирландцев.
— Немного. Маккарти разрешен въезд, когда он посещает Штаты.
Константин кивает.
— Конечно.
Похоже, по его мнению, есть хорошие и плохие ирландцы. Так думают все они.
— Я сожалею о том, что случилось с Рокси, — говорит симпатичная рыжеволосая девушка. — Это было ужасно.
— Да, — отвечает Константин. — Виновник заплатит.
Повсюду раздаются утверждения, одобрительные возгласы и согласие со всех сторон.
Мой желудок сжимается.
Если то, что он говорит, верно… что мой отец ответственный за отправку некоторых из таких людей в тюрьму… на самом деле виновен в подставе Константина? Он труп. Ему ни за что не вырваться из кольца подпольных дружинников.
— Вот вы где, босс, — говорит один из людей Константина, догоняя нас. Это Юрий, тот, кто практически вымок в чернилах, тот, кто возненавидел меня с первого взгляда из-за своего брата. Я была в ужасе, когда Константин оставил его охранять меня в клубе, но мне не следовало беспокоиться — его люди кажутся слишком преданными и хорошо обученными. И он ясно дал понять, что никто не должен поднимать на меня руку.