— Гвардии на пропой и глупости? — Елизавета строго посмотрела на своего сановника, но быстро ее взгляд смягчился и она продолжила. — Мое имя не должно быть употреблено в сием прожекте, но армию, что готовится идти к Баварии, при нужде дозволяю вести к Голштинии для острастки и данов и пруссаков, да пусть голштинцы провизии дадут. И деньги, кои могут быть у Петруши, под досмотр, коли тратить станет на непотребства, отобрать в казну российскую. Иди Алексей Петрович, да помирись ты с Ваней Шуваловым и с Воронцовыми, чего лаетесь, одно же дело делаете.
В Европе бушевала «Война за австрийское наследство», которая развернулась из-за того, что просвещенная Европа не приняла то, что уже становилось нормой для России — женское правление. Карл VI не имея наследников мужского пола, подписал «Прагматические санкции», по которым императором Священной Римской империи (считай Австрия и в разной степени подчиненные ей курфюршества да герцогства) может стать и женщина. И первоначально многие страны приняли такую прогрессивную норму. Но слишком сильно тлели угольки противоречий в Европе, подпитанные из амбиций европейских монархов, чтобы не использовать «санкции», как повод начать войну. Россия поддержала Марию Терезию — императрицу австрийскую, это было вполне естественно по ряду причин, из которых нельзя исключать и личные эмоции Елизаветы, и стремление к союзу в Австрией. Османская угроза довлела над Россией, все понимали, что мир с Блистательной Портой [по сути, название правительства Османской империи] недолговечен, а без Австрии встрять один на один с османами, как думали все, значит проиграть. Османов в Европе все еще боялись, слишком много земли, и народом под турецкой пятой оставалось. Однако, русская армия, что должна была броситься в топку европейского конфликта, только формировалась и готовилась выдвинуться. Василий Аникитич Репнин был деятельным военачальником, но и он встретился с огромным количеством проблем в деле формирования русского корпуса и его обеспечении.
Глава 3
Петербург 25 августа 1745 г.
Будучи в Москве удалось не только побывать на маскарадах, устроить скандал, но и поработать. Сильно я поиздержался. Покупка земель рядом с Люберцами обошлась в немалую сумму в сорок тысяч рублей, крестьян на купленных землях было за три сотни, но земли не особо плодородные достались, однако, думаю, для выращивания картофеля и свеклы с кукурузой подошли бы. Оказалось, что превеликой проблемой было найти те самые семена. Картофеля на посев нашли только три пуда, кукурузы не нашли вовсе, лишь заказали семена на следующий год, немного подсолнечника нашлось, благо его разводили, как декоративное растение. Так что клевер и овес стали основными культурами на полях, но лиха беда начало. Да и пусть об этом печалится Семен Абрамов — мой приказчик в Люберцах, которые пока еще и не мои, но уже окружены купленными землями. Этот человек был сосватан Петром Евреиновым, и оказалось, что не выкрест Абрамов, как я думал, а вполне себе православный и работал с землей и ранее, не имея отношения к богоизбранному, но гонимому народу. Вот и определил я его заведующим сельским хозяйством в Люберцах, а Петра Евреинова — главным и над Абрамовым и вообще над всеми моими землями. Сейчас же на купленных землях началось и строительство военного городка и домов, небольшим парка, но главное — места размещения солдат.
Пришлось строить казармы, из дерева, денег на добротные сооружения не было. Раз десять ко мне прибегал Петр Евреинов для уточнения строительства полосы препятствий и тренировочных площадок. Привлекал я и Бернхольса и еще одного прохвоста-шведского офицера, чтобы те помогли сообразить о нужности тех или иных препятствий в рамках армейских реалий. А еще плац, тренировочные поляны для кавалерии и штыкового боя, и много иного, о чем я первоначально и не думал.
Так что деньги утекали сквозь пальцы. А когда прибыли две с половиной тысячи гольштейнской гвардии, коих я выписал из своей бывшей Родины, то дело стало вообще худо. Сразу же выложил сорок тысяч рублей на их расквартирование, закупку провизии, пороха и свинца, пришлось даже сорок коней покупать, строительный инвентарь, купил английские плуги…
Теперь остаюсь всего с тридцатью пятью тысячами рублей. Уже и пытался подговорить и Ивана Ивановича Шувалова и Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, чтобы те намекнули императрице дать денег в честь, так сказать, соединения двух любящих сердец, то есть к свадьбе. Надеюсь, что-то выгорит и пожертвуют глупцу-транжире, то есть мне, деньжат. Однако, императрица была мной не довольна, упрекала, что я узнал о ее подарке в виде имения в Люберцах, так что… может и не дать, тут уже, чтобы не передумала даровать само имение. Хотя бумаги о передачи были уже подписаны.
Что касается нашего проекта с Иваном Ивановичем Шуваловым, то некоторые подвижки тут наличествовали. По крайней мере, почти закончилась отделка ресторанного помещения, парадной, частично казино. Здание, что принадлежало Шувалову и так блистало богатым убранством, но что-то изменять пришлось. И проблема была в том, что мы с Иваном Ивановичем, как и со всем двором, просидели до второй половины лета в Москве, когда приходилось принимать приказчиков и давать указания по делам в столице, теряя время на долгие переезды посыльных. Где телефон? Когда человеку за парой предложениями, а, порой и только за одобрением нужно ехать из Петербурга в Москву.
Глаза боятся, а руки делают и уже после Покрова Пресвятой Богородицы планируется открытие еще невиданного в мире заведения. Время выбиралось и для того, чтобы успеть поработать еще до Рождественского поста.
В крайней секретности, я консультировал своего повара и еще трех его учеников. Знал о кулинарии я много, правда практиком был никудышным, но все же некогда являлся, в том числе и владельцем ресторана. Некоторые изыски кухни, как оказалось, известны и тут. Так что пришлось вводить в практику кулинарии особенности и новаторство.
К примеру, майонез. Этот продукт я сам ел крайне редко, но не мог не отметить, что в качестве заправки соус хорош, как и для основы других соусов. Как я надеялся, продукт понравится, Бернхольс оценил, даже мой егермейстер Бребель с удовольствием поедал новшество, а он еще тот сноб. Вводил я в меню и «сельдь под шубой». Сама по себе селедка ценилась на столах аристократии, как дань, в том числе и Петру Великому и некому демократизму продукта, ну а остальные ингредиенты не противоречили уже и русскому аристократизму.
Самым продуманным меню предполагалось «гвардейское», где упор сделан на стейки, зразы, котлеты-шницели, котлеты «по-киевски» и «пожарские». Десерты представлены будут тортом, который был не чем иным, как «Наполеоном», но не имеющий пока собственного русского имя, эклерами с начинками, так же, предполагается и фондю с экзотическими фруктами из оранжерей Шуваловых.
Еще когда моя бывшая супруга только увлеклась ресторанным бизнесом, я, тогда очень основательно изучающий всю подноготную предстоящего дела, нанимал специалистов по истории кулинарии в качестве репетиторов. И все блюда уже сейчас и их производные для будущего ресторана выбирал по трем параметрам: цена, чтобы не сильно высокая; простота изготовления, по крайней мере, доступное в этом времени; подозрение на элитарность, чего можно добиваться и эстетическим составлением блюд. К этому коктейлю прибавляется еще предыстория каждой строчки меню, чаще выдуманная, но красивая.
Мне предоставляли больше свободы действий, уже не чувствовался тотальный контроль, Брюммер примолк и уже отправился в Голштинию, воспитатель Чернышов исчез, другой воспитатель — Репнин занят своими делами, Штеллин уже не столько учит, сколько общается со мной. И я использовал свою относительную свободу по полной, понимая, что после женитьбы времени на дела станет меньше.
Потому и в Москве и после, в Петербурге, я то и делал, что работал. Не было ни одного зря потраченного часа. Сон и отдых были дозированы только для того, чтобы восстановится. Утром зарядка с пробежкой, обед из сложных углеводов, яйца, курица, кофе. Потом работа с документами — в моем случае записи рекомендаций по управлению рестораном и казино, отелем. Силовая тренировка или фехтование, потом плотный обед, дневной отдых с чтением книг, дальше полдник из фруктов или немного творога, потом вечерняя силовая тренировка, верховой езды, или отработка техник рукопашного и оружного боя. Вечером снова работа с документами и музицирование. При хорошей погоде, прогулка с собаками в парке.
На такой режим выйти я смог неимоверными усилиями только перед свадьбой. Да, часто приходилось кроить свои планы, чаще из-за вечерних развлеченями в виде театров или балов, реже из-за посещений меня разными сильными мира сего. Молитвы, службы и общение с Симоном Тодорским также нарушали режим, но я старался все же сильно распорядок не менять.
Был у меня и грешок, или даже грех. При том, надеюсь, о нем никто, ничего и никогда…
Я стал быстро определять, когда именно меня слушают и за мной наблюдают, поэтому знал, что были и часы и даже дни, когда слежки не было. А зачем шпионить, когда встречи проходят чаще всего в саду, а комнаты стали личным пространством? И тут, в какой-то момент я понял, что мужское начало захватывает и мозг, да и другую часть тела. Тренировки уже не помогали и либидо перло наружу, когда я замирал взглядом на декольте любой дамы. Начал плохо спать, да и сны такие…
Каждый день, принимая ванную, у меня были чистые полотенца и ароматное мыло. В один вечер ни мыла, ни полотенца у ванной не оказалось, поэтому пришлось звать Краузе. Она не была сильно уж красивой, но грудь выдающаяся, волосы чистые, что уже на контрасте выделялось. Тогда обедневшая дворянка, что сейчас была слугой, долго извинялась за свою нерасторопность. И я не выдержал, накинулся на ее, завлекая в ту же ванную, где находился нагишом и сам. Женщина была не против, даже наоборот, особенно молодую голштинку восхищали уже заметные мускулы на моем теле, о чем она, задыхаясь, и говорила, мол, я колосс, Геркулес и кто-то там еще.