— Давайте все по порядку, у меня есть времени час с четвертью. Хотя о чем это я? Мы можем отобедать и вместе, если моя пища будет Вам уместна. Как вы смотрите на то, чтобы продлить нашу встречу еще и на обед? — я спрашивал, но, по сути, уже понимал, что обедать буду с Румянцевым.
Так и случилось. А вопросов у Румянцева было много.
К этому разговору я готовился на протяжении уже месяцев, проводил консультации с генералом Ласси, получилось выцепить и Василия Аникитича Репнина и с ним поговорить, привлекал некоторых преподавателей из Сухопутного шляхетского корпуса, получилось переговорить и с генералом Степаном Федоровичем Апраксиным. Все полученные ответы постарался сложить в единую систему, вспомнить все, что видел и слышал в будущем. Получился чуть ли не научный труд.
То, что я предлагал полковнику — это создать на базе Воронежского полка первый и второй егерские полки. Те, кто сможет потянуть по показателям до ерегя, ими и станут, остальные — охрана тыла, обозники, повара, санитары, или отправятся в иные полки. Потом, после полугодового обучения, когда станет понятным, кто из солдат, какую службу потянет, стану просить раструсить еще какой полк и набрать тысячу рекрутов дополнительно. Тут же, в этом военном городке, даже под самим Ораниенбаумом, формировать и специальные подразделения, о которых еще и понятия не имеют в этом времени. Диверсанты, подрывники.
Я описывал в своих записях новые подходы к ведению войны и сражений. Тактика перехода из колоны в рассыпной строй с использованием прицельной стрельбы из штуцеров, чтобы выбивать офицеров, когда егеря занимают все лощины, укрываются в складках местности. Предполагалось эшелонирование обороны и максимальное строительство оборонительных сооружений. Пришел — копай ретраншемент, перешел на километр вперед — копай опять. Главное оружие солдата — лопата и лом! Кроме того, я описал тактики множества каре, правилах и принципах быстрого перехода из походного построения к боевому, для чего в черне обрисовывал принципы походных колон, известные мне по событиям и Отечественной войны 1812 года. Описывал и тактику, которую называли в иной истории «суворовской» — натиск в атаке, чтобы она проходила в постоянной динамике — выстрел, разрядил оружие, не перезаряжайся, а вперед, бегом в штыковую.
Задевались вопросы снабжения и коммуникаций. Ставился вопрос о взаимодействии родов войск, прежде всего артиллерии, которая пока была лишь вспомогательным фактором, не играя ведущие роли в тактических построениях. Доказывал я и необходимость существования резервов и напряжения неприятеля с их помощью для решающей атаки. Тактика максимального сближения с противником для штыковой организованной атаки.
А еще ряд мероприятий по санитарной организации, организации питания, и медицинской службы. Так, никакой сырой воды — за нарушение бить, пусть я и против палочной системы, но за это нужно. Второе — организация туалетов, третье — личная гигиена. И четвертое, и пятое — все, что понятно и неотъемлемо через двести семьдесят лет, но здесь не принято. Как минимум два человека в каждом плутонге должны уметь оказать первую медицинскую помощь — половина раненых умирает потому, что им не оказывается первая помощь, не останавливается кровь. В каждой роте три врача, из которых — два хирурга, а один — терапевт с функциями санитарной инспекции. На батальон — малый лазарет, на полк — большой лазарет. И чистить все раны от грязи, ткани и инфекций, чего не делали вплоть до Первой мировой войны.
Да, взять столько медиков, чтобы все эти позиции закрыть просто неоткуда, но собрать на полк, даже на дивизию — можно. Но открытие медицинского учебного заведение для мещан и разночинцев очень актуальная задача.
Форма солдат: к чертовой матери букли, узкие панталоны, цветастые одежды. Цвет формы нейтральный, менее заметный — серый, темно-зеленый, болотный. Цветастыми могут быть флагоносцы, чтобы определять какой сражается отряд, род войск. Короткая стрижка и без всяких париков, нещадная борьба со вшами, предполагались более просторные штаны, чтобы они позволяли производить любые атакующие действия. Предлагал вводить шинели, валенки и обязательно некоторое количество тулупов для караулов в очень морозную погоду, шапки-ушанки. И по этому поводу уже предвижу крик про некрасивые фасоны, про азиатство, даже, если оно это «азиатство» предполагает еще более пестрые одежды.
Я предлагал Петру Александровичу Румянцеву квинтэссенцию его же собственных тактических и управленческих приемов, ну, может, немного разбавленных суворовскими. Тут сложно понять, где, чье, может частью и потемкинская тактика. Не важно, кому что принадлежит, важно, чтобы это все новаторство, которое позволило возвысить Славу русского оружия на небывалую высоту, сработало раньше.
— Это очень сложно, не знаю, под силу ли кому такое сотворить, — подводил итоги четырехчасового разговора полковник Румянцев.
— Одному человеку — нет, но многим — да. Петр Великий больше менял в воинском укладе, чем предлагается в этих бумагах, на то он и Великий. Елизавета Петровна — дщерь петрова, — ответил я и, чтобы не развивать этой темы, решил еще привести аргумент. — Вы полковник, получили столь высокое звание, минуя другие из-за того, что привезли вести об окончании войны со Швецией. А дальше? Думаете, дадут бригадира, генерал-майора? Тут же, после создания того, что задумано, станете командовать дивизией. Сейчас в Люберцах под Москвой расквартировано две с половиной тысячи голштинцев, их уже весной начнут разбавлять русскими солдатами, сейчас немцы учат русские команды. Хочу этих гвардейцев растворить в русских богатырях, призвать из Голштинии еще солдат. И последнее, так как меня ждет молодая и прекрасная жена, присмотритесь к молодым офицерам, привлекайте их к нам. Вот, например, в Преображенском полку служит некий Александр Васильевич Суворов — добрый малый, он бы пригодился.
— Я понял, проработаю, как Вы говорили, план обучения полка и предоставлю его в ближайшее время, — устало сказал Румянцев.
— А я передам Вам четыре десятка штуцеров, которые получилось купить, готовы два магазина провизии, найдите среди хозяйственных людей добрых интендантов и отдайте магазины в их распоряжение. Шинели шьются, валенок пока триста пар заказал. Работайте с моим обер-камергером Бурнхольдсом, еще я пришлю к Вам своего обер-егермейстера Бребеля, он немного понимает в атлетических упражнениях и поможет в деле роста силы солдат, — сказал я и поспешил ретироваться, оставив свои записки у Румянцева.
Уже по дороге во дворец, не знающий, что такое чинопочитание, казак Кондратий рассказал, что среди станичников будет немало молодцов, которые, если только не в рекруты, пойдут служить в такую дивизию. А я думал, что дивизия это мало, очень мало и таких дивизий нужно три, но тогда, когда будет достаточно людей, что обучат столько людей. Ну и… деньги, много денег. И пора бы подтолкнуть мастера Данилова, или еще кого, чтобы быстрее «придумывали» гаубицы-«единороги», что должны стать убийственным аргументом и для европейцев и для османов. А скорее всего, просто набросаю принцип конической системы каморы в пушках и лафета, позволяющегося бить пушкой-гаубицей и навесом.
— Петр, а к нам приезжал по протекции от Ивана Ивановича Шувалова господин Михаил Васильевич Ломоносов. Я оказала ему внимание, это действительно умный русский, — рассказывала за ужином, как провела свой день Екатерина.
— Катэ, мне кажется, что правильнее сказать «русский ученый», — сказал я, немного огорчаясь — Великий Ломоносов приезжал. И вот он выбор пути — армия и Румянцев, или наука и Ломоносов.
Надо будет думать, о чем именно говорить с ученым. Было бы просто отлично направить его ум, но только, чтобы не потерять и иных открытий, в область промышленности. Неплохо, если Ломоносов поможет усовершенствовать процесс производства сахара, или газированной воды. Но, нет… металлы, он же изучал специализированно именно их.
— А еще Чоглакова приняла в мои фрейлины девицу Кошелеву и я не знаю, чья она фрейлина — моя или Чоглаковой. Петр мне так не нравится эта Кошелева, она не отходит от меня, — продолжала рассказывать про свои переживания и заботы Екатерина.
И в какой момент, в той истории, проблемы с назойливыми девицами сменились в голове моей жены на государственные? Казалось, что мир супруги ограничен сейчас формированием нашего с ней «молодного двора», и точно не геополитикой.
Берлин. Дворец короля Фридриха Сан-Суси.
5 декабря 1745 г.
Дворец в Сан-Суси еще отделывали, не были готовы все комнаты, много площадей и пристроек перестраивались, но это мало заботило аскетичного короля Фридриха II, который пока только мечтает, чтобы его называли Великим. Король ликовал и все больше верил в свою звезду и персональную защиту Бога.
Фридрих всех перехитрил. Пока австрийцы завязли в боях за Северную Италию, он занял Силезию, часть Богемии практически без серьезного сопротивления. И что это, если не помощь Бога и гений самого короля, так он считал, так ему твердило его окружение, воспитывая нарциссизм Фридриха.
Это он, женоненавистник, словно хмельной пиит, писал оскорбительные вирши про женщин у власти, задевая их и провоцируя. Ну ладно, мадам Помпадур — она фаворитка и понятно, что управляет Францией и Людовиком XV через постель, как свою, так и поставляя молоденьких нимфеток королю. Тут грешки имеются. Елизавета Петровна не замужем и заводит фаворитов, даже не важно, что Алексей Разумовский в качестве «ночного императора» держится очень долго, но и тут можно было подумать о неблагочестивой русской царице. Но как же было обидно Марии Терезии — главной почитательнице идеалов семейной жизни и верности супругов, добропорядочной многодетной матери, когда и ее сравнивают с мадам де Помпадур [король Фридрих действительно писал оскорбительные стишки о «трех бабах» у власти: мадам де Помпадур, австрийскую императрицу Марию Терезию, ну и русскую императрицу].