Австрийская императрица теряла самообладание и требовала, требовала и еще требовала покарать мужеложца. А кем еще является Фридрих, если женщин ненавидит? Но покарать не получалось — пруссак бил австрияка сильно и беспощадно.
— Мой король, я поздравляю Вас с этой дипломатической победой — Силезия отныне прусская земля, — торжественным тоном говорил приближенный Фридриха генерал Манштейн.
— Спасибо, мой верный генерал, — уже традиционно сдержанно, как само собой разумевшееся, принимал похвалу Фридрих. — Но скажи, столь ты верен мне, как я на это рассчитываю?
— Моя жизнь, моя шпага, а если король попросит и честь — все принадлежит королю и Пруссии, — пафосно произнес Манштейн.
Впрочем, почему пафосно? Он так считал и просто озвучивал свою правду, в которую верил.
— Пока что Ваша честь мне не нужна, но содействие кое-какое необходимо, — не позволяя Манштейну продолжить выказывать свое восхищение, ибо у короля разболелась голова, а генерал был громким, Фридрих поспешил продолжить. — Вы являлись сподвижником и адъютантом фельдмаршала Берхарда Христофа Миниха и даже выполнили очень интимное поручение — арестовали регента русского малолетнего императора Эрнста Иоганна Бирона. Так вот, мне нужно, чтобы Вы написали письмо к Миниху с предложением помощи и поддержки.
— Мой король, чем поможет нам разжалованный фельдмаршал, который высаживает репу в далекой Сибири? — задал вопрос Манштейн.
— Есть данные от лучших моих шпионов, что он возвращается и поступит на службу к мальчишке Карлу Петеру. Но у бывшего фельдмаршала еще много тайных союзников в армии, есть те люди, с которым он служил, а, главное — генерал Ласси, генерал Левен, который вместе с Репниным готовит экспедиционный корпус против нас, — король подошел к приоткрытому окну и вдохнул свежего морозного воздуха. — Так вот, Манштейн, мне нужен Миних и мои шпионы смогут оказать ему протекцию в армии, а Вы письмо отправите и, если понадобится, пойдете вновь адъютантом к Миниху, но служить будете мне, а не узурпаторше Елизавете. Россия слишком активно начинает вмешиваться в наши дела, она азиатская страна и слаба, но и назойливая муха может принести неудобство. Мне нужно, чтобы в русской армии не хотели войны с Пруссией, а лучше ослабить бабский союз и рассорить Марию Терезию и Елизавету.
— Мой король, я исполню все, что Вы мне прикажете, — уже не столь фанатично отвечал Манштейн, полагая, что король не совсем понимает ситуацию в России.
— И еще, я послал к Рождеству гольштейнскому мальчику новый подарок — сорок штуцеров, чтобы не охладевал любовью к Пруссии. Я пропущу так же русский корпус к границам Дании, буду делать вид, что ничего не вижу, так как нападение России на Данию, приведет ее к деятельному участию в войне, может разладиться союз Дании и Австрии. А, если русские но глупости своей ввяжутся в войну с датчанами, то обязательно проиграют и тогда треснет австро-русский союз.
Фридрих был уверен, что идиот Карл Петер до сих пор остается немцем-пруссаком и готов отдать что угодно, только чтобы не воевать с ним, Фридрихом. И король решил помочь мальчику взять деньги за уже давно потерянную область Шлезвиг. Пруссия пропустит русских, как они этого просили, мало того, Фридрих встанет на сторону герцога Голштинии и так же потребует справедливости, благо гарантом закрепления итогов Северной войны является Священная Римская империя — вот и пусть Мария Терезия грозит своим союзникам, он озадачит и своих шпионов в Дании. Получался казус — Пруссия и Россия через австро-русский союз противники, но они же могут выступать совместно и против Дании и плевать тогда на тех датчан.
А история с Минихом — еще одна попытка создать команду вокруг мальчика Карла Петера, чтобы было кому поддержать переворот и скинуть эту развратную Елизавету.
Вена.
4 декабря 1745 г.
Иоганн Франц фон Претлак имел честь получить аудиенцию у императрицы Священной Римской империи Марии Терезии Вальбург Амалии Кристины. Эта, безусловно, неординарная женщина, могущая стать великой правительницей, только недавно — в сентябре стала полноценной в юридическом отношении императрицей. На практике, именно Мария Терезия, как дочь последнего императора, имела все рычаги власти. Объявление императором мужа Франца Стефана стало лишь попыткой не допустить формирования антиавстрийской коалиции из-за особенностей престолонаследия в этой стране, являющейся доминионом в Священной Римской империи. Некогда ее отец, не имея прямых наследников-мужчин, принял «Практическую хартию», или «санкции», где допустил императорство женщин, вассалы начали бунтовать, соседи развязали войну. Мария Терезия выстояла.
Властная женщина давала последние указания своему послу в России, который уже завтра отправляется в Петербург с исключительными полномочиями и конкретной задачей — укрепление союза с Елизаветой.
В Вене всполошились, когда русский корпус, под командованием Репнина начал движение в сторону Кенигсберга и дальше к Килю, а русский флот, который уже, казалось, прогнил, устроил быструю переброску дополнительных сил морем с формированием продовольственных магазинов в Голштинии. Само герцогство не оставалось безучастным и там, на базе гольштейнской гвардии начала формироваться полноценная дивизия с перспективой еще больше увеличить численность войск. Получалось, что Россия концентрирует до пятидесяти тысяч солдат на границах с Данией, между прочим, союзницы Австрии в этой затягивающей войне.
Но кроме концентрации сил елизаветинских орд в Голштинии, еще больше Марию Терезию и ее министров взволновал демарш Пруссии, которая еще до ратификации мирного соглашения, сама предлагает пропустить русские войска к границам Дании. В такой конфигурации, как бы не пришлось уже Австрии воевать еще и Россией. И почему? Может потому, что был унижен русский посланник, так и не ставший послом, что его не принимали на высшем уровне, да и министры избегали с ним встречи? Или потому, что Австрия даже рассматривать союз с Россией против Османской империи не собирается, только обещает, но это же политика, тут обид не случается. Вот только Мария Терезия сама забывала, как она оскорбилась на стишки мужеложца Фридриха, как рьяно стремилась опустошить бунтарскую Баварию, как сейчас грабит Тироль, Парму и Пьяченцу.
— Барон, Вашей задачей остается заключить союз с Россией, но сейчас вопрос столь скорый, что на дорогу я Вам даю не более трех недель, а на сборы боле время не дам. На нужды посольства будет выделен миллион талеров — цените, посол, — фон Претлак поклонился, пряча в поклоне изумленное лицо — такой щедрости он не ожидал. Да, конфигурация в Европе может резко измениться, но миллион — это аргумент для любого посольства! А императрица продолжала инструктаж. — Канцлер Бестужев падок до серебра, а иногда и до золота, он был сторонником Союза, и нужно его вернуть в это направление. Так же Вена готова принять русского посла. Но, барон, я настаиваю, будьте максимально уклончивым в вопросе распространения союзных отношений и на проблему Османской империи. Заведите отношения и с наследником. Ходят слухи, что его начали выпускать из золотой клетки, да и все движения в никчёмной Голштинии — это слабость Елизаветы перед слезами племянника.
Иоганн Франц фон Претлак проникнулся ситуацией, между тем, понимая, что Россия только имитирует активность, не может она пойти на ссору с Австрией, а то и крымские татары пошалить могут, или и того лучше — османы ударят австрийскими пушками по новым поселениям сербов на юге Малороссии.
Ораниенбаум.
18 февраля 1746 г.
Я стоял на крыльце дворца в Ораниенбауме и наблюдал, как из «повидавшей виды» кареты, молодясь, выпрыгнул рослый, худощавый, с волевым подбородком мужчина. Назвать стариком? Нет, он был не таков, пожилым, также не поворачивался язык обозвать бодрого Миниха. Это был активный, излучающий свежесть и нерастраченную энергию, мужчина.
Бурхарда Кристофа Миниха сопровождала целая рота уланов, тогда как из свиты разжалованного фельдмаршала был только коренастый мужик непонятного происхождения. Скорее всего — подлого, так как аристократизмом тот не обладал точно, но и не особо тушевался при виде меня на крыльце большого дома.
— Ваше Высочество! — Миних церемонно поклонился, но в его движениях не было видно подобострастия, только намек на уважение встречающего.
— Граф, — приветствовал я Миниха, делая упор на его титул, но не называя фельдмаршалом, которым, он, впрочем, уже и не являлся.
— Граф, значит, — задумчиво произнес русский немец.
— А Вы хотели бы, чтобы наследник престола именовал Вас фельдмаршалом? — громко и членораздельно сказал я, чтобы слухачи успели записать слова наследника.
— Ваше Высочество, я не знаю, что и хотеть, пребывая в неведении, зачем и почему я здесь и, простите, но не рядом с императрицей, а именно Вы меня встречаете, — ответил Миних.
— Сударь, нам нужно поговорить и отобедать, думаю, соединить эти два занятия, а потом станет ясно: или Вы останетесь, или… отправитесь обратно в Сибирь, — насколько мог властно сказал я и отправился в дом, тем более, что февраль в этом 1746 году оказался дюже лютым месяцем. Миниха провожали следом за мной.
— Граф, позвольте представить Вам мою супругу Великую княгиню Екатерину Алексеевну, представляя жену, не ожидая, пока сам Миних представится, — я все же проявил вежливость, когда Миних вошел в обеденный зал, а там уже ожидала к столу Катэ.
— Бурхард Кристофович, рада знакомству, — проворковала Екатерина.
— Великая княгиня, простите великодушно, обычно меня на русский манер зовут Христофор Антонович, но как Вам будет угодно, — сказал Миних.
Кроме нас троих в обеденном зале никого не было, если не считать появляющихся и удаляющихся сразу же, как исполнят свою роль, слуг. Минут двадцать в одном из самых просторных помещений дворца царила напряженная тишина. Не скажу, что я сильно напрягся, даже, напротив. Дело в том, что за последние месяцы я уже разубедился обязательной необходимости Миниха для своих планов по созданию воинских подразделений нового образца. Румянцев был на высоте и справлялся с администрированием и командованием. Он не стал вдруг тем молчуном и серьезнейшим человеком, коим его описывали современники, грешки Петра Алексанровича множились, случилась еще одна сомнительная победа у Румянцева младшего на любовном фронте, но и работа была забыта.