Клиника наполнилась пациентами. У кого после переживаний язва желудка обострилась, у других на фоне резко возросших сахаров в крови при диабете проблемы с сосудами на ногах, трофическими язвами. Уж не помнили, когда хронические болячки их беспокоили и нате вам.
Но за месяц наплыв пациентов разгребли. Никита представлял, что творится в муниципальных поликлиниках и больницах, даже с учётом, что московское здравоохранение находится в несравненно лучших условиях, чем в других областях, даже крупных городах. Нет обветшалых зданий стационаров, куда просто заходить иной раз не хочется, есть современная аппаратура. А потом пошла чёрная полоса. Такая бывает у каждого человека, только у одного белая полоса шире, а чёрная уже, у другого ровно наоборот.
Уже в начале лета, только он пришёл на работу, в отделение привезли бабульку, божьего одуванчика, семидесяти шести лет. Привезла не «Скорая», а сын. Никита видел в окно, как на стоянку для посетителей подкатил «Бентли», не самая дешёвая из иномарок. Водитель выскочил из-за руля, помог выбраться старушке. Никита ещё подумал – кому-то из его коллег не повезло. Не потому, что он не любил пожилых людей, а исходя из профессиональных интересов. У пожилых болезней много, все хронические, которые можно подлечить, но не вылечить. А что касается хирургии, так старики из-за сопутствующих заболеваний и наркоз-то не переживут. У кого ишемическая болезнь сердца, у кого многолетний сахарный диабет, ужас для хирургов, потому как послеоперационные раны заживают плохо, часто гноятся.
И надо же случиться такому – бабулю привела медсестра в хирургическое отделение, сзади вышагивал сын.
– Плохо мне, сынок, – едва сев, стала жаловаться старушка. Три дня живот болит, спасу нет.
То, что ей плохо, было видно с первого взгляда. Глаза ввалились, губы сохнут, старушка их облизывает, а при разговоре гнилостный запах изо рта. Но врачи – народ не брезгливый. Надев перчатки, Никита начал осмотр. Еле удержался, чтобы не выругаться. Ущемлённая паховая грыжа! Сыну попенял.
– Что же вы маму сразу не привезли?
– Да она отнекивалась. Не поеду, таблеточек только.
Паховая грыжа, это когда через паховый канал в передней брюшной полости выходят петли кишечника. Обнаружив у себя впервые шишку в паху, люди пугаются. Первые мысли всегда об онкологии. В панике к хирургу бегут, к онкологу. Узнав о диагнозе, успокаиваются. Кто-то делает операцию в плановом порядке, другие считают – обойдётся. Вот не буду тяжести поднимать и проживу без операции, сколько мне Господь отпустил. Иной раз живут. Но бывают ситуации, когда мышцы брюшной стенки сжимают петли кишечника сильно, ущемляют. От перекрытого кровотока кусок ущемлённой кишки омертвевает и начинаются грозные осложнения – перитонит, как называют воспаление брюшины, кишечную непроходимость, если доживают. Ущемлённая грыжа – повод для вызова «Скорой» и экстренной операции.
– И что же из лекарств вы давали?
– Обезболивающие, а ещё грелку на живот.
Никита еле сдержал стон. При болях в животе греть нельзя ни в коем случае, так же, как и пить анальгетики до осмотра врача, они маскируют симптомы заболевания и затрудняют постановку диагноза. Сын по незнанию сделал все, что нельзя, что навредило. Никита попросил сына пройти с ним в ординаторскую, где и объяснил, что помощь только во вред пошла и ситуация крайне сложная.
– Так оперируйте, – отреагировал сын.
– Во-первых, боюсь, что уже поздно, болезнь запущена. Во-вторых, она может не выдержать наркоза.
– Если речь о деньгах, за мной не встанет.
Сын пациентки полез в карман за бумажником. Никита поднял руку.
– Вы меня не поняли. Я бы её и без оплаты прооперировал, если бы это могло помочь.
– Неужели так безнадёжно?
– Увы.
– Я пойду к главному.
Сын пациентки ушёл. Никита понял, что добром это не кончится. Отказать в помощи – статья Уголовного кодекса, взять на операцию – умрёт. Если не от наркоза, так по тяжести состояния. Через десять минут звонок от Артёма Витальевича.
– Зайди.
К этому времени был готов анализ крови, не слишком обнадёживающий. СОЭ – 51, лейкоциты 22 тысячи. Никита забрал результат с собой, как аргумент. В кабинете главного врача давешний проситель.
– Что у вас с Духаниной?
Духанина – это фамилия старушки. Никита положил на стол результат анализа, коротко объяснил ситуацию. Артём Витальевич попросил сына пациентки подождать в приёмной.
– Что – так скверно?
– Более чем.
– Сам понимаешь, если откажемся оперировать, будет заявление в прокуратуру и дело.
– Если умрёт на столе, тоже будет заявление.
– Это уже другой вопрос – запущенный случай, преклонный возраст. Ну, ты же опытный хирург, Никита. Приложи все силы, лекарства любые. Если в больничной аптеке нет, через час-два с оптового склада привезут.
Ситуацию с пациенткой Артём Витальевич понимал не хуже Никиты. Но на его плечах клиника и главврач из двух зол выбирал наименее худшее.
С плохим предчувствием Никита приступил к операции. Вскрыл грыжевой мешок, а оттуда гной, запах отвратительный. Ткань кишки уже омертвевшая, частично гноем расплавлена. Рану пришлось расширять для ревизии брюшной полости. Перитонит, да ещё какой! В брюхе гнойно-серозная жидкость, которую электроотсосом откачали, промыли фурацилином.
– Давление падает, надо прерваться, – сказал анестезиолог.
Пришлось минут двадцать ждать, пока подействуют лекарства из капельницы, потом операцию продолжить. Сделал резекцию кишечника, убрав некротизированный кусок. Не понравилась брыжейка, а конкретно – сосуды, стенки их кальцинированы. Как бы тромбоз после операции не случился. Никита усмехнулся, благо – под маской его гримас не видно. Какой тромбоз, если это отдалённые последствия, если неизвестно, удастся ли бабушку живой со стола снять?
Ещё раз промыли брюшную полость, залили антибиотики. Никита дренажные трубки поставил, а операционную рану ушивать не стал, для гноя отток нужен. Ещё древние лекари говорили – ubi pus, ibi incisio. С латыни на русский – где гной, там разрез. Наложили повязку.
– Мы закончили, Владимир Матвеевич. Выводи из наркоза. Как давление?
– Спроси чего полегче, восемьдесят на пятьдесят, но держится стабильно.
Операционную одежду сняли, переоделись. Никита сразу в ординаторской документы писать. Над каждым словом думал. Не упустить бы чего. Подробно ход операции, свои действия, вводимые препараты. Документация не столько для архива заполняется, сколько для проверяющих, которым нет числа. Пока Никита находился в клинике, несколько раз заходил в палату, куда перевезли из операционной бабушку. Палата интенсивной терапии, фактически – реанимация. Там свой персонал есть, доктор грамотный, медсестрички. К удивлению Никиты, состояние пациентки было тяжёлым, но стабильным. Кислород из маски, подключичный катетер и капельница. Неужели выкарабкается? После смены передал дежуранту наставления по Духаниной. Бывают чудеса, и может быть, это как раз тот случай.
А утром увидел пустую постель.
– А где Духанина? – спросил у медсестры.
– В морге, под утро скончалась, сами знаете – вскрытие будет.
Если умирает послеоперационный пациент, вскрытие бывает всегда, для установления причины смерти. Хирург виноват, ошибку допустил или течение болезни такое? Доктор тоже не Господь, все под ним ходим. Доктора, как авиаторы и моряки, – суеверны порой. Операция была тринадцатого, чёртова дюжина. Моряки в этот день стараются корабли из портов не выводить.
Дежурант главврачу о смерти пациентки доложил, но Артём Витальевич Никиту не беспокоил. И причина понятна, ждёт результатов вскрытия. Никита сам, как на иголках, едва дождался полудня, патологоанатому позвонил. Как только Никита представился, тот успокоил.
– Никита Алексеевич, ты по Духаниной?
– А то!
– Твоей вины не усматриваю, швы состоятельные. Тромбоэктомия лёгочной артерии.
– Спасибо.
Всё же не зря Никита сосудистых проблем опасался. Тромб из брыжейки оторвался, в лёгкое попал. Смертность в таких случаях почти стопроцентная, хоть и гепарин капали и другие препараты. Только трубку положил, по мобильнику главврач звонит.
– Никита, зайди.
Главврач уже в курсе, патанатом доложил. В клинике смертные случаи редки, но случаются. Богатые тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, в частности неправильное питание, стрессы. Золотой телец, он жертвоприношений требует.
– Заключение знаешь? – с порога спросил главврач.
– Телефонировал уже, в курсе.
– Твоей вины нет. А если бы отказался оперировать, уже бы на вопросы прокурора отвечал. У тебя плановые операции на сегодня есть?
– Нет. И перевязки все сделал.
Артём Витальевич достал коньяк, разлил по стопкам. Молча выпили.
– Иди домой, отпускаю, завотделением позвоню. Перенервничал, какой из тебя работник?
А главврач психолог. Никита чувствовал себя разбитым, не в своей тарелке, настроение скверное. Смерть пациента для каждого врача – стресс, потрясение, если он не выгорел на работе, такое тоже бывает. Каждый по-своему переживает. Кто-то выпивкой глушит, другие маску безразличия напускают. Но Никита знал, в душе у каждого неспокойно. Всё ли предпринял? Не упустил ли чего? Иной раз и сомнения берут в своей компетенции.
Духанин, сын умершей бабули, жалобы написал. И в горздрав и прокуратуру, благоразумно забыв упомянуть, что грелку ставил, обезболивающее давал. У таких окружающие во всех проблемах виноваты, но не они. Комиссия горздрава с проверкой была. Нашла, как водится, мелкие недочёты, но вины хирурга не усмотрела. Но нервы помотали здорово.
Не потому ли врачи хирургических специальностей на пенсию редко выходят, не доживают?
Для Никиты получилась одна отрада – Настя. Каждый вечер созванивались. Никита ежемесячно стал счёт на телефоне ей пополнять. Откуда у студентки деньги? После зимнего отдыха в Питере сначала сам звонил, а потом и Настя инициативу проявлять стала. И чем больше разговаривали, узнавали друг друга, тем больше Настя Никите нравилась. Консервативна? Так это хорошо, Никита к старикам себя не причислял, немного больше тридцати, но иной раз двадцатилетние его в ступор вгоняли своим поведением. Казалось бы – десять лет разницы в возрасте, а на деле – пропасть. Всё свободное время в инете, в социальных сетях проводят, скоро общаться разучатся, в игры жизнь свою тратят. А время, отпущенное каждому человеку, единственный исчерпаемый ресурс. Ловил себя на мысли, что брюзгой становится, как старик.