— Надо же… — откинулся на спинку кресла Воислав. — Поистине добрая весть. Мы изрядно намучились с епископами Африки, они всегда тяготели к Риму. Экую грыжу вырезали, царственные! Прямо гора с плеч! За это нужно выпить!
— Право первосвященства должно перейти к патриарху Константинополя! — безапелляционно заявил Феофил.
— Не бывать этому! — в голос ответили Воислав и Бронислав. Даже мальчишка понимал, чем нам это грозит.
— Я за то, чтобы восстановить пентархию патриархов, — сказал после раздумья Воислав. — Пусть все будет так, как было в старые времена.
— Да! — оживился Феофил. — Епископов Рима всегда назначали государи Константинополя. И все пять патриархов христианского мира были равны между собой.
Бронислав! — думал я. — Говори, олух! Нельзя это отдать! Ну же!
Но мальчишка молчал и лишь водил по сторонам растерянным взглядом. И тогда встал я, не обращая внимания на ошалевших от такой наглости родственников.
— Северная империя не позволит менять установленное в древности, царственные. Престол епископа Рима священен, а его первенство неоспоримо. Рим принадлежит императорам Братиславы, а это значит, что и право назначать епископов тоже принадлежит им.
— Почему? — удивленно посмотрел на меня Феофил, который так растерялся, что обратился ко мне лично. Неслыханное нарушение церемониала.
— Потому что это наша корова, и мы ее доим! — упрямо уставился я на него, и почему-то никто не засмеялся. Напротив, только посмотрели оценивающе. Им, прожженным торгашам, была очень близка такая логика.
— Папы никогда больше не вернутся в Рим, — продолжил я, — этот рассадник смуты. Они сохранят титул, но жить будут в окрестностях Братиславы. Там есть подходящий дворец. И выбирать их теперь будут из епископов Севера, а не из патрициев Вечного города.
— Какой, однако, резвый паренек, — усмехнулся Феофил, глаза которого оставались холодными и изучающими. — Мы много слышали о тебе. И о твоем зелье тоже слышали. Наша царственность согласна на переезд святого престола в Братиславу, но первосвященству Рима не бывать. Пора отменить установление нашего предшественника Фоки, которое он даровал по пьяному делу своему приятелю Бонифацию III. Мы согласны восстановить пентархию патриархов.
— Да будет так! — кивнули императоры.
Войти в личные покои василевса Феофила оказалось не столько сложно, сколько очень дорого. Постельничие испокон веков продавали это право за кошель с золотом. Отдал такой кошель ия, и надо сказать, отдал его не напрасно. Беседа с императором Востока получилась весьма продуктивной, и мы пришли к взаимовыгодному соглашению.
— Когда ты это хочешь сделать, Станислав? — спросил он, когда взвесил мои условия. Я целый месяц оттачивал каждое слово из того, что сказал сейчас ему.
— Как только сокрушу каганат болгар или немного раньше, если умрет его Блаженство Яромир, — ответил я.
— Боишься старика, — недобро усмехнулся Феофил, а когда я кивнул, добавил. — Ну и правильно делаешь. Он та еще сволочь. Все охает да ахает, а здоровья на пятерых хватит. Еще нас с тобой переживет.
— Так вы поддержите меня, ваша царственность? — спросил я его.
— Если выполнишь обещанное, то да, — кивнул он. — Меня устраивает предложенная тобой цена. Воислава я беру на себя, но и ему нужно дать что-то существенное.
— Золотые копи Нубии и Мали подойдут? — спросил я.
— Вполне, — серьезно кивнул Феофил. — Воислав изрядно поиздержался в последней войне с арабами. Он точно не устоит. А с Братиславским скопищем змей договаривайся сам, парень. Тут я тебе не помощник.
— Не беспокойтесь, ваша царственность, — склонился я. — Договорюсь. Я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться.
Глава 28
Еще три года спустя. Год 900 от Рождества Христова. Итиль. Дельта Волги.
Я пошел за Карпаты через полгода после съезда государей в Салоне. Терция в пять тысяч человек и тысяч шесть конницы, тяжелой и легкой. Два полных легиона плюс артиллерия и обоз. Гвардейские легионы пусть катятся к черту. Это только мой поход, и больше ничей. Не нужны мне проблемы с офицерским корпусом, для которых генералы и полковники из лимитанов и степняков — просто грязь под ногтями. Мы разберемся и без них.
В первую кампанию мы пробили коридор до Ольвии, в которой озверевший от скуки гарнизон выучил наизусть весь репертуар столичных театров. Полноправный князь Мазовшанский даже всплакнул украдкой, когда впервые за несколько лет вышел за ворота крепости. Сидеть в осаде столько времени — это же просто пытка, хуже, чем перевал в Карпатах охранять. Там хоть охота есть и выпить можно, а тут всех развлечений — контрподкопы делать и в них с гулямами резаться. Правда, после гибели кагана Крума осада пошла на спад. Ханы растащили степь на уделы, и гвардия пребывала в растерянности, на всякий случай присягнув его старшему сыну. Но тот собрать всех в кулак так и не смог. Мадьяры заявили о своей независимости, и в степи закипела упоительная резня всех против всех, которую подпитывали золотишком из Братиславы. В первый же год граница прошла по Бугу, а к концу второго — уже по Дону. И только к концу третьей кампании мы подошли к Волге, в Дельте которой стоял Итиль, крупнейший торговый узел, связывающий Европу с Персией и Средней Азией. И сдаваться его жители не собирались. Слишком уж много богатств они скопили за прошедшие столетия. Они рассчитывали отсидеться за стенами, которые построили лучшие инженеры ромеев. Итиль еще никто и никому не покорялся, он был неприступен. До сегодняшнего дня.
Богатейший торговый город обведен укреплениями окружностью в две мили. Десятки квадратных башен смотрели на нас острыми жалами стрел. Город набит тюрками, огузами и кыпчаками, которых наняли местные купцы. Большая часть болгар откочевала на юг, а мадьяры вернулись в предгорья Урала, где вступили в смертельную схватку за пастбища с башкирами и печенегами. Здесь, на правом берегу Волги, им ловить больше нечего. Удары моих авар по зимующим кочевьям чередовались с весенними рейдами отрядов пехоты, которые умели разворачивать вагенбург за четверть часа. Десяток пушек, заряженных картечью, и залпы арбалетов сметали любую атаку легкой конницы. Степнякам просто нечего было противопоставить этому методичному несокрушимому катку. А в генеральном сражении у Танаиса, где кочевой народ попытался в последний раз собраться в кулак, была поставлена окончательная точка. Гигантский вагенбург несколько часов стоял недвижимо, как скала. А когда конница болгар обессилела в своих атаках, телеги растащили в стороны, и оттуда ударила моя кавалерия, которая это сражение и закончила. Там-то и отличились первые гусары, вооруженные двумя пистолетами и саблей. Народ болгар просто перестал существовать. Он рассыпался на роды и побежал из своих кочевий на юг, чтобы осесть где-то в благодатных степях предгорий Кавказа. Правда, там слишком мало места для всех, а потому вновь началась война всех против всех. Степь регулирует себя сама. В ней живет ровно столько людей и скота, сколько она может прокормить, и ни одним бараном больше.
И вот теперь мы дошли до восточного рубежа каганата, до его сердца и кармана, расположенного в том месте, где Волга впадает в Каспий. До города Итиль.
— Серьезно, ваша светлость! — прикинул Варнацкий, командующий терцией, который стал за это время генералом. — Он еще и на острове стоит. Подкоп не провести, место топкое. Стены двадцать пять локтей высотой, лестницы не поставить. И с лесом здесь просто беда, — поморщился генерал, окинув взглядом сухую ковыльную степь, что расстилалась раскаленным ковром до самого горизонта. — Где дерево брать будем, ваша светлость?
— Не нужен подкоп, — отмахнулся я, разглядывая желтоватые стены, сложенные из обожженного кирпича. — И лестницы не потребуются. Петарду подведем и выбьем ворота. Лучше думай, как будешь в городе бои вести. Мне большие потери не нужны. А что касается леса, то потом с севера плоты пригоним. Чего-чего, а леса там примерно столько же, как здесь ковыля. Там, собственно, кроме леса и нет ничего.
Итиль был неприступен, а потому выдвижение в сторону его ворот тарана не вызвало у защитников крепости ничего, кроме смеха. Разбить толстое дерево ворот можно, но прямо за ними кованая решетка, а за решеткой — захаб, длинный коридор, который упирается еще в одни ворота, позади которых стоит вторая решетка, ничуть не слабее первой. Купцы на своей безопасности не экономили.
Таран, который представлял собой домик на колесах, с двухскатной кровлей, закрытой мокрыми шкурами, катился медленно, а позади него, вне досягаемости стрел, собиралась в ряды пехота, устанавливая перед собой павезы, ростовые щиты. Их пришлось тащить с собой в обозе, тут и впрямь с лесом беда. А вот этот маневр смеха на стене уже не вызвал. Он вызвал лишь неописуемое удивление. С какойтакой радости наше войско для битвы строится? С кем это оно биться собралось? С защитниками крепости? Так они не для того за стеной сидят, чтобы из-за нее выходить. Дураков нет. Стены ведь для того и придуманы, чтобы за ними прятаться. Эти вопросы я читал на лицах воинов, которые высовывались из-за зубцов, чтобы осмотреться как следует. Их картина мира дала трещину.
Петарда, так называется подрывное устройство в виде колокола, набитого порохом, которое широкой частью прикладывается к воротам. Его узкая часть крепится подпорками, что не дают взрыву уйти в сторону. Этакий кумулятивный снаряд образца шестнадцатого века. Только вот сейчас не шестнадцатый век, а самый конец девятого, и ни о каких петардах тут никто знать не знает. И даже о пушках слышали только мельком, не понимая толком, что же это такое. Именно это незнание давало мне надежду на то, что город я возьму в относительной целостности, и не проторчу здесь до холодов. Держать осаду зимой, в голой степи, продуваемой ледяными буранами, — удовольствие так себе. Я отсюда едва ли треть войска уведу, перемерзнем к чертям.