Наследник из Сиама — страница 52 из 56

— Думаю, навсегда…

— Мирон!

Гаврила Платонович понимал: первый шаг должен сделать он и сделал его, хотя переступить через ошибки, обиды и впустую прошедшую жизнь было трудно. Гордыня ведь не вчера родилась, ее к нему приставили отец с матерью, дедушки и бабушки, лучшие годы она провела с ним, это как вторая жена — нелюбимая, но влиятельная. И вот он стоял перед сыном, которого похоронил, не простив, да и в данную минуту не мог бы сказать, что испытывал на самом деле. Гаврила Платонович хотел заглянуть в глаза Мирону и понять, что там у него внутри, а увидел Чаннаронга — спокойного и холодного, но как-то нужно было начать:

— Представь меня внучке.

— Виола, это твой родной дед. (Она слегка присела, но старый князь не ограничился приветствиями, он взял внучку за плечи, а потом и обнял.) А это, князь, мой будущий зять Прохор. Мы как раз обсуждали венчание…

Не договорил, потому что у входа в обеденный зал он заметил Пакпао, та, поймав его взгляд, едва заметно кивнула. Чаннаронг извинился, что вынужден ненадолго оставить их, и подошел к жене, она что-то ему сказала, после чего он подозвал Медьери, тот дал отмашку музыкантам, в зале наступила тишина.

— Господа! — взял внимание на себя Медьери. — Прошу за стол, пора отведать неповторимого по вкусу китайского чая, его привез принц Чаннаронг.

Чай чаем, а шампанское вне конкуренции, и, пока гости рассаживались, лакеи щедро лили шипящее вино в бокалы.

— Господа, — встал Чаннаронг. — Я уеду, но хочу оставить вместо себя того, кто станет моей дочери пусть не отцом, но братом. По обычаю Сиама это должен быть мужчина из семьи… Ардальон, подойдите.

Впервые к Ардальону обращались уважительно, он растерялся, но встал, идя к Чаннаронгу, смущенно улыбался, принц положил руку на его плечо и сказал:

— По обычаям моей новой родины вы должны испить из одной чаши… — Он взял со стола бокал дочери, протянул Ардальону. — Сначала вы, потом Виола…

Ардальон и не подумал взять бокал. Он нервно оглянулся на матушку Натали, может быть, искал помощи у нее, а она сидела ровно, презрительно наблюдая за сценой, и, казалось, не понимала смысла.

— Ну же! — протягивал бокал Чаннаронг. — Я оказываю вам доверие… Это как поделиться мыслями… Не хотите пить из бокала моей дочери? Тогда выпейте из моего… — Он взял свой бокал и протянул Ардальону, наступал на него, а тот пятился. — Пейте!.. Ну!.. Я сейчас велю вылить вам в рот это вино…

Испугавшись угрозы, Ардальон внезапно рванул к выходу, но удрать ему не удалось, лакеи загородили собой выход. А сзади два господина во фраках вскочили со своих мест и заломили руки несчастному, вмиг покрывшемуся каплями липкого пота. Его подвели к Чаннаронгу, тот взял Ардальона за подбородок, поднес бокал к его губам…

— Нет! — закричал Ардальон. — Не надо! Не надо…

Чаннаронга было не узнать — из человека, излучавшего покой и благость, уверенность и добропорядочность, он превратился в холодную сталь:

— Отчего ж не надо? Чего вы боитесь? Пейте!

И уж чего не ждали, Ардальон вдруг обмяк в руках сыщиков и… заплакал. Все его тело сотрясалось от беззвучных рыданий, лицо исказила мука, это были горькие слезы разочарования, краха облюбованных надежд и слезы отчаяния. Ахнула княгиня Натали, зарыдала сестра Татьяна, да и остальные догадались, по какой причине «не пришей кобыле рукав» не стал пить шампанское. Виссарион Фомич, вставая со стула, отер рот салфеткой, не суетился и не торопился, идя к пойманному с поличным преступнику; в голосе его слышались нотки миролюбия:

— Отчего ж вы плачете, сударь? Коль сподобились на дело преступное, должны были и в неудачу заглянуть хочь одним глазком, а вы полагались лишь на удачу. Арестованы вы, ваше сиятельство.

— Не смеете! — выпрыгнула со своего места княжна Татьяна, пылая гневом. — Мой брат княжеского роду!..

— И что-с? — удивился Зыбин. — И князья клали головы на плаху да в каторгу шли этапом, коль сотворили преступное деяние. Аль вы разрешение имеете на тяжкие преступления? Молчите уж, сударыня, а то и вас с матушкой привлечем к ответу как сообщниц. Честь имею, господа.

Подчиненные покинули места за столом, следуя за начальником следственных дел, за ними бежали и «лакеи», на ходу расстегивая ливреи да брезгливо сдирая их с себя.

13Результат

Сегодня Артем знал все, что нужно для предъявления обвинения. Его группа молодых, стройных (а не как раньше — с брюхом впереди подбородка), спортивных, не испорченных своим положением, умных и по-хорошему тщеславных ребят поднималась по лестнице на четвертый этаж ранним утром. Артем позвонил в дверь… еще раз…

— Кто? — раздался сонный голос.

— Открывайте, это майор Курасов.

Пауза. Потом щелкнул один замок, второй… дверь открылась. На Артема смотрели понимающие глаза, смотрели без страха, без паники, словно этот человек ждал нежеланных гостей. Но майор Курасов, оставшись за порогом, сказал очень просто знакомую каждому фразу по кино:

— Вы задержаны. Вот ордер…

— Не надо, я вам верю. Вы разрешите собраться?

— Конечно.

В квартиру вошли Михаил и Геннадий в качестве страховки, чтобы задержанный не выкинул какой-нибудь фокус. Артем остался на площадке и закурил, ощущая непередаваемый кайф от результата работы.

Допрос начался через два часа, вел его Геннадий, он наиболее выдержанный во время этой сложной процедуры, умеет держать себя в руках и не скатиться до уровня преступника. Артем присутствовал, Володя писал протокол. На столе еще и диктофон лежал, уж он-то не пропустит ни одного слова, зафиксирует интонацию, обозначит паузы — эти нюансы важны, они открывают задержанного с разных сторон. Но главное — оперативники и их начальник не испытывали к задержанному той неприязни, которая всегда сопровождает, если напротив сидит отморозок. Геннадий не вдавался в подробности поисков, а сразу с конца начал:

— Вы задумали преступление три года назад, когда погиб ваш сын Николай и следом невестка Яна, в девичестве Жорина, в замужестве взяла фамилию вашу — Овчарова. Задумали преступление вы вместе с матерю Яны Евгенией Жориной… Кстати, где она скрывается?

Овчаров с завидным спокойствием поставил условия:

— Давайте договоримся на берегу: все, что касается меня, — я вот, а что касается Жени… извините. Напрасно не ищите ее, она далеко. Уехала. Баба еще молодая, жизнь свою наладит.

— Юрий Петрович, как видите, мы вычислили вас и Жорину…

— Здорово работаете, — неожиданно и без всякой иронии похвалил Овчаров. — Мне казалось, я все продумал, все учел. Чего уж там скрывать, попасть к вам я не хотел, но вы… Снимаю шляпу.

— Спасибо. Значит, вы не отрицаете, что убили Лалу и юношу, который находился с ней в ее комнате, в доме Амирана Бубнова?

Овчаров усмехнулся и качнул отрицательно головой:

— Нет, не отрицаю. Я застрелил обоих.

Редкий случай, когда преступник так легко идет в сознанку.

— У нас есть пробелы, — продолжил Гена. — Мы понимаем, что Лала каким-то образом навредила вашей семье, но… не знаем — что именно она сделала. Ведь убийство — это месть с вашей стороны?

— Странно, вы умные ребята, другие никогда не вышли бы на меня и Женю, а понимаете примитивно мои действия. Я убил гадину. Чтобы она никогда больше никого не убила.

— Что вы имеете в виду, говоря…

— Погоди, парень. Помолчи, если хочешь услышать ответ на свой вопрос. — И Овчаров замер, задумавшись, но ненадолго. — Мне сорок семь лет, у меня был сын, которого я воспитывал один. Его мать умерла, когда ему было десять лет, машина сбила. За рулем сидел сопляк типа Елисея — мама с папой важные птицы из породы коршунов отмазали сынка, еще и жену мою обвинили. Я воспитывал в Кольке лучшие качества, чтоб он человеком был, потому что счастливым может стать только хороший человек. Гнида никогда не будет счастлив, будь у него мешок денег — он захочет два мешка, отдай ему земной шарик — захочет вторую планету, он патологически жаден, ему всегда и всего мало…

Однажды Колька встретил девочку — красивую, умненькую, воспитанную на тех же принципах, что и он. Они познакомили родителей, Женя тоже давно жила одна, ее бросил муж. Родители не стали возражать против женитьбы детей, которые любили друг друга, это было видно, да и вообще, молодым легче подстроиться друг под друга и построить свое будущее. Поженившись, ребята стали жить у Жени, у нее ведь большая квартира. И все было прекрасно год, два… И вдруг Яна забеременела! Замечательно! Все счастливы. Решили так: наблюдаться и рожать Яна будет в лучшей клинике, Коля отвез ее в медицинский центр «Семь Я», попала она к Лале. Та посмотрела ее, как принято, и сказала, когда будут готовы анализы, соответственно, тогда и на прием следует прийти. Пара дней прошла, и ничего не подозревающая Яна явилась на прием. Лала достала какие-то бумажки, изучила их и вдруг:

— Милая, какая беременность, какой ребенок?! У вас венерическое заболевание в затяжной форме. Мы, конечно, пролечим вас, но никто не даст гарантии, что вы после лечения родите здорового ребенка. В лучшем случае — даун, в худшем — урод. Возьмите… это направление на анализы для вашего мужа. Срочно. Потом с результатами ко мне. Срочно! Вы слышите?

А Яна ничего не в состоянии была слышать. Ее мир, который она строила, рухнул, пока говорила врач. Она еле добралась домой, и тут началось. Яна обвинила мужа в подлости, он ведь заразил ее и ребенка. Тот отрицал свою вину и кричал, что женился на грязной лживой шлюхе. Это была жуткая ссора, после нее люди не живут вместе, потому что больше не верят друг другу. Направления Коля взял, прошел обследование, выложив нехилую сумму, Лала вынесла приговор: болен.

— Я с другими женщинами не был, — заверял он.

— Тем хуже для вас.

— Значит, моя жена…

— Послушайте! Мне все равно, кто из вас сходил налево, у меня есть ваши анализы, я обязана вас лечить. Не волнуйтесь, ваше заболевание сейчас прекрасно лечится.

Лечится тело, но душа поражена неверием, ревностью, разочарованием, оскорблением, болью. А Лала строчила рецепты, попутно давая советы: