— Там много следов, — сказал наконец Андрей.
— Я тоже так думаю, — сказала Лидочка. — Значит, у нас с тобой один выход: как можно скорее ты должен вернуться в дом и все прибрать. Потом ты сам обнаружишь тело отчима.
— Что сделаю?
— Обнаружишь тело отчима.
— Лидочка, я не знаю, смогу ли…
— Не будь тряпкой. Я выбрала тебя из всех мужчин на свете. И ты должен быть лучшим.
— Свежо предание…
Два портсигара лежали на столе перед Андреем. Почему-то Лидочка их не спрятала. Андрей дотронулся до потертой поверхности ближайшего из них.
— Я их рассматривала, пока ты спал, — сказала Лидочка. — Они оба старые. Тот, который достался тебе от отчима, старше… Смотри.
Лидочка показала пальцем на выгравированные мелкие буквы, почти стершиеся оттого, что портсигар долго носили в кармане, не разберешь даже, на каком языке надпись.
— Да, он старый, — согласился Андрей.
Он подошел к окну, стараясь рассмотреть надпись.
— Скорее это табакерка, а не портсигар, — сказал Андрей. — Просто мы называем новым словом незнакомую вещь.
Он словно оттягивал необходимость решать.
— Если ты сам позовешь Вревского, поднимешь тревогу — пускай тебя снова вырвет, пускай у тебя будет истерика, что угодно, — у них будет меньше подозрений. Надо только сделать это так, чтобы они не успели первыми, — сказала Лидочка.
Какое-то движение на улице попало в поле зрения Андрея.
Он посмотрел туда. В переулке, не таясь, стоял молодой человек в пиджаке и татарских штанах. Рубаха на нем была несвежая, распахнутая почти до пояса, из-под нее видна смуглая грудь. Черные глаза шарили по окнам, и Андрей отшатнулся от окна. Успел ли?
— Что с тобой? — удивилась Лидочка. — Там кто-то есть?
— Да. — Чувствуя себя обнаженным под взглядом преследователя, Андрей сунул табакерку в карман брюк и отступил от окна.
— Кто там?
— Он следил за мной вчера, а ночью приходил к дому.
Лидочка осторожно отстранила Андрея, но к окну не подошла, а посмотрела сквозь кисейную занавеску.
— Ты думаешь, это шпик?
— А ты? Вревский не скрывает, что за мной следят.
— Может, это не полицейский, — сказала Лидочка. — Если полицейский, зачем он следил за тобой ночью?
— Но кто его мог послать?
— Я не знаю. Может, бандиты, — сказала Лидочка.
— Они нашли твой дом!
— Он тебя видел?
— Кажется, нет. Но он смотрел по окнам.
— И отлично. Пускай смотрит. Я выведу тебя через сад.
— Ты подвергаешься опасности! Если они узнают, что мы знакомы, то тогда…
— Иди, не задерживайся, — сказала Лидочка. — Я все спрячу. Так, что ни один Вревский не отыщет. Я бы пошла с тобой…
— Нет, нельзя.
— Знаю. Но очень хотела бы. Тебе будет трудно…
Андрей поцеловал Лидочку. Она прижалась к нему — и это был их первый настоящий поцелуй, когда раскрываются губы, когда встречаются языки, когда закрываешь глаза, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этого бесконечного поцелуя.
Лидочка первой оторвалась от Андрея.
И пошла к двери. Андрей еще раз осторожно выглянул в окно. Преследователь был там, но он отошел к следующему дому и теперь разглядывал его окна. И это Андрея успокоило.
Через черный ход Лидочка вывела его в сад.
— Я буду ждать, — сказала она. — Хоть тысячу лет.
— Ты прощаешься, будто меня сегодня же посадят в тюрьму.
— Я бы не хотела, — сказала Лидочка. — Не дай Бог.
Андрей быстро дошел до Никитской улицы. Час сна помог ему — хоть голова и болела, ногам вернулась сила. Лидочка была права, понимал он: если Вревский увидит Сергея Серафимовича первым, он никогда не поверит Андрею. Любое его слово покажется ложью — и будет ложью. Ведь он провел час со Вревским и умудрился ни слова не сказать о трупе на втором этаже. Конечно же, Вревский ничему не поверит… А если поднять тревогу самому, можно потянуть время. Зачем? Да потому, что теперь надежда на Ахмета. Он многих знает. У него все татары здесь знакомые. Конечно же, он поможет… он же обещал. Надо продержаться три дня.
Поднявшись к последнему повороту, Андрей замедлил шаги. Он почувствовал тревогу.
Прижавшись к каменной ограде, он осторожно выглянул из-за угла.
У дома стояла пролетка Вревского. Рядом с ней полицейский.
Оставалась еще маленькая надежда, что Вревский ждет Андрея в связи со смертью Глаши. И ждет его в саду или на первом этаже. Андрей осматривал дом и молил Господа, чтобы тяжелая фигура Вревского появилась между деревьев.
У калитки стоял стул, на стуле тульей вниз лежала полицейская фуражка, полная куриных яиц.
Андрей перевел взгляд чуть выше и увидел, что на веранду второго этажа вышел Вревский. Он что-то держал в руке. И было не важно, что он держал.
— Урядник! — крикнул он. — А ну-ка сюда!
Андрей отпрянул за угол. Обернулся. Надо бежать. Но куда бежать?
Там, внизу, у поворота улицы стоял, улыбаясь, ночной преследователь. Он не делал попытки приблизиться к Андрею, он был как волк, ждущий, когда загипнотизированный заяц сам побежит к нему. Куда тебе, заяц, деваться?
Андрей инстинктивно сделал шаг вперед, забыв, что его будет видно от калитки. Но его увидели не от калитки. Вревский видел улицу как на ладони. И конечно же, растерянную фигуру в студенческой тужурке.
— Господин Берестов! — закричал он. — Вас-то мне и нужно! Пожалуйте сюда.
Андрей начал отступать. Забор, возле которого он стоял, был слишком высок и гладок, чтобы через него перебраться. Бежать вниз?
Оглянувшись, Андрей столкнулся взглядом с ночным преследователем. Тот манил Андрея к себе. И улыбался.
Андрей сунул руку в карман, чтобы взять что-нибудь тяжелое.
В кармане была только табакерка отчима.
И тут же мысли, несшиеся в голове, подобно падающему с неба аэроплану, буквально закричали: «Можно убежать! Можно убежать!»
До этого мгновения Андрей воспринимал табакерку и ее свойства условно, куда менее реально, чем Лидочка.
А сейчас — сейчас ему нужно было три дня. Три дня, чтобы все улеглось, чтобы Ахмет нашел убийц, чтобы избежать неминуемого позора тюрьмы и допросов. «Тетя Маня не переживет», — пролетела в мозгу нелепая фраза.
Пальцы сами шарили по ребру портсигара. Вот она, кнопка…
Раз! Андрей нажал на кнопку портсигара. Два! Он нажал еще раз. Три! Портсигар чуть щелкнул. Андрей знал — с другого торца выскочила реечка с тонкими делениями.
Из-за поворота донесся топот сапог. Андрей кинул взгляд в другую сторону. Ночной преследователь стоял на месте.
— Беги! — крикнул он.
Андрей нажал на шарик в конце реечки, и тот послушно утопился в металле.
Касаясь очередной рисочки, шарик чуть слышно вздрагивал, и странно было, что сквозь шум и крики, сквозь стук собственного сердца Андрей слышит эти щелчки и старается считать их. Сколько их было? Два? Четыре?
Из-за угла выскочил полицейский.
Преследователь что-то тащил из кармана.
Андрей нажал на шарик.
Он знал, что все сделал правильно.
Собственная рука и табакерка, зажатая в ней, исчезли.
Все исчезло.
Наступила ночь.
Кончился мир, и было лишь стремительное падение в бескрайнюю черную бездну…
Глава 5Октябрь 1914 г
Андрей ударился. Больно ударился. Кто-то спросил:
— Молодому человеку плохо? — Это был мужской голос.
— Ты готов обниматься с каждым пьяницей! — ответил женский на повышенных тонах.
Андрей постарался открыть глаза и ответить. Удалось это не сразу. Наконец он сказал:
— Спасибо, все хорошо. — Он увидел лишь спины прохожих — солидной пары: он в сюртуке, она в длинном приталенном пальто.
Андрей сидел на мостовой, привалившись спиной к каменной изгороди. Рука затекла.
Он хотел помахать ею, но шестое чувство сказало: нельзя, в пальцах зажата табакерка.
Андрей, не глядя, спрятал табакерку в карман. Поднялся.
Стояли тусклые сумерки. Небо было серым, мелкий дождик моросил как из сита, но тужурка Андрея была еще почти сухая — ведь он попал под дождь всего минуту назад. А вот мостовой и деревьям было куда хуже. По лужам, по повисшим редким листьям, по большим каплям, падавшим с голых ветвей, по сырости в воздухе было ясно, что дождь идет давным-давно.
Только что была середина солнечного дня и небо было хоть и осенним, блеклым, но чистым — значит, провал во времени произошел. Все чудесное, чему отказывались верить сознание и чувства, сбылось и, главное, избавило от неминуемого пленения и позора.
Куда теперь идти?
С этой мыслью пришла необходимость действовать.
Андрей поглядел вперед и вверх.
Дом Берестова был пуст. Неосвещен. Полицейского у ворот нет. Калитка закрыта.
Но Андрей не посмел приблизиться в дому. Дом как будто подглядывал за человеком, ждал его, чтобы затащить внутрь. Там, за дверью, стоят, пригнувшись, полицейские и следователи… И все ждут момента, когда Андрей дотронется до двери…
Конечно, это разыгралось воображение — Андрей даже не знал, сколько дней он отсутствовал. Могли пройти часы, а мог и месяц. Андрей вытащил часы. Они лгали. Они показывали без двадцати два. Для них перерыва во времени не случилось.
Если его ищут, если история с убийствами еще не завершилась, к Иваницким идти нельзя. Город-то невелик, а у Вревского есть свои шпики.
Значит, первым делом надо попасть туда, где люди. Причем люди, его не знающие. Лучше всего потеряться среди других. Скоро будет темно, погода плохая… любой ресторанчик или кафе на набережной удобны для его целей.
Когда Андрей спускался вниз, ему встретился лишь высокий молодой священник, но Андрей не посмел спросить его, какое нынче число. Подобный вопрос привлечет внимание — лишь сумасшедший или шпион может задать его.
Выйдя на набережную недалеко от порта, Андрей сразу же увидел под тентом несколько столиков. Они были выставлены от ресторана «Таврида» и, видно, доживали последние дни. Скоро их унесут внутрь до весны.