— И… Что нам это даёт? — спросил я после минутного молчания. — Я могу претендовать на…
— А ничего пока не даёт, — отмахнулась моя опекунша, — за исключением того, что корни Карбасовых, похоже, стоит искать у твоего отца. А по поводу «претендовать», бывают, конечно, кланы и из одного человека, но конкретно в твоём случае одного ядра, красивых глазок и наших измышлений мало. Пусть даже геном у тебя родственен Бажовым почти на шестьдесят три процента. Нужно подтверждение Советом факта твоего родства, а они его тебе не дадут! Зато ты сразу станешь мишенью для всех, кто участвовал в уничтожении «Зеленоглазых Бестий». Вплоть до Князя, с молчаливого позволения предшественника которого всё это было проделано в обмен на несколько редких артефактов из сокровищницы твоей возможной родни. Ты готов к этому?
— Сейчас нет… но когда-нибудь…
— Вот тогда и будешь во всеуслышание кричать про наследие Зелёного Пламени, тем более что продемонстрировать его ты не в состоянии. А пока стоит спрятать его в тени Ледяной воды. Всему своё время.
— Вы так спокойно говорите мне о том, что ваш отец, по сути, причастен к уничтожению моей родни… — прошептал я, но учёная услышала и, грустно усмехнувшись, ответила:
— Родню, знаешь ли, не выбирают, — она отвела глаза. — К тому же я никогда не была близка с этим человеком.
Я только кивнул, принимая сказанное. В конце-то концов, если бы не Ольга Васильевна, я так и остался бы в неведении.
— Скажите хоть, какое эго и отличительная черта была у Бажовых? — вздохнул я. — А то что-то я в себе ничего такого больше не замечал. Разве что глаза…
— Они и есть. Прозвище «Зеленоглазые Бестии» ни о чём не говорит? Клан был относительно молодой, он начал консолидироваться примерно во времена Святогора, и внешний «кіігопотіа аітаГоз» у него выражался слабо…
«Угу… молодой! — подумалось мне. — Всего-то около тысячи лет…»
— Улучшенный контроль пламени и глаза, они могли подсвечивать их живицей, отчего видели даже в самой кромешной тьме или тумане. Обычно чародеи усиливают чувствительность к свету, а там где нет естественных источников, вынуждены пользоваться подручными средствами. Но только не «Зеленоглазые Бестии». Кстати, именно зачистка древних шахт, катакомб и руин позволила им стать кланом. Будь у тебя контроль получше, можно было бы проверить, унаследовал ли ты эту черту. Ну и, да, собственно, ещё и «зелёное пламя», что вовсе не метафора.
— Понятно… Кстати, по поводу этого Заболотского… — начал было я, поймав какую-то «умную» мысль за хвост, вот только Ольга Васильевна тут же меня с неё сбила.
— Да, да, кстати, по поводу Заболотского! Антон, то, что ты фактически позволил ему себя лапать, меня ну очень огорчило!
Упс… как-то мне не нравится резко похолодевший голос Ольги Васильевны, да и вообще!
— Не было такого! — возмутился я. — Я не такой!
— А ну, цыц! — рыкнула на меня женщина. — Разве Эльдара Сильверовна не потратила целый урок, чтобы рассказать вам о возникновении ритуала рукопожатия?
Я покопался в памяти, да, было такое, но я запомнил только, что это не будут спрашивать на зачёте, и благополучно пропустил всё мимо ушей. И так голова пухла от того, что следовало выучить, вызубрить и понять, как работает, так что расшаркиваниями голову забивать ну совсем не хотелось.
— Естественно! Ты решил, что у тебя есть дела поважнее, — учёная, словно читая мои мысли, всплеснула руками. — И не обратил внимания на то, что раньше это был ритуал признания старшинства. Младший, подавая голую руку, отдавал себя во власть старшему. Признак наивысшего доверия среди чародеев…
«Э… — я посмотрел на Ольгу Васильевну. — А мне кажется, что там что-то говорили про демонстрацию мирных намерений, и что в руке нет ни ножа, ни метательных игл… Или я что-то путаю?»
— А всё почему? — опекунша положила мне руку на плечо. — Потому что таким образом можно, например, легко навесить резидентные чары или по-научному «Анафему», в простонародье называемую «Сглазом» или «Проклятием».
Я почувствовал, как кожу слегка защипало, но больше никаких неприятных ощущений не было, и я решил, что мне это только показалось. Скорее всего, фантазия разыгралась. Просто слишком много слухов ходило про проклятых вражескими чародеями людей… Вплоть до того, что они обращались крысами и свиньями, и их забивали на мясо. В детдоме мы так мелкоту пугали.
— Я в сказки давно не верю, — и хмыкнул, показывая, что ничего не боюсь. — Но если вы так хотите, буду осмотрительней.
— Я? — женщина рассмеялась и, наконец, отпустив меня, отошла к раковине, унося пустые чашки, оставив на столе стакан, так и не тронутую вазочку с крендельками и два чистеньких блюдца. — Думаю, ты сам в состоянии принять решение. На сегодня всё. Больше я тебя не задерживаю. Главное помни, что Лариса Вениаминова сегодня дежурит в медблоке.
«Э… с чего бы это?» — слегка насторожился я.
— Можешь идти. Расписание занятий я подкорректирую с учётом новых обстоятельств. Так что завтра не опаздывай, работы нам предстоит ещё много.
Я пожал плечами, сдержанно попрощался и вышел. Что это было под конец, я так и не понял. Ну и плевать! Важнее другое! Сегодня я очень многое узнал о себе, своих силах и обо всём остальном, включая, похоже, тайну, которую скрывала моя мама.
«Бажовы и Карбасовы, значит…»
Что ж, начало положено! Зацепки есть. Кровь не водица, явно какие-то концы найдутся. Значит, как минимум стоит пробить информацию по детдому, где жили родители, поискать там. Что-нибудь да всплывёт. Так, например, я знаю, что мама и папа встретились именно там… но сколько им на тот момент было лет? Ведь в свободное плавание отправляют примерно в восемнадцать, а у них всё же была небольшая, но разница в возрасте! Как же так получилось, что покинули они его стены одновременно? И так далее…
Стоп! Я хлопнул себя по лбу. Блин, вот что значит ошарашить! Получается, что если водяное ядро у меня от одного родителя, то огненное — от другого. А это значит, что вполне могут быть ещё какие-нибудь родовые отметины, например, то самое пресловутое родимое пятно на левой половине попы. А то, что я его не вижу, так это ещё ничего не значит! Тут как с волосами, может быть, для его проявления следует сесть задницей в костёр или выпить три литра молока, заедая его солёными огурцами?
И я даже знаю, кого можно потрясти на этот счёт! Как мне кажется, семейка Уткиных в лице Надежды Игоревны немного мне задолжала, попытавшись в сыграть в тёмную. Хотя, конечно, сиськи у Алисы классные… жаль, конечно, что Уткина не Таша, но…
Довольный собой, я почесал немного зудящее плечо и направился в общагу, однако стоило сделать пару шагов от корпуса с лабораторией, как меня одолела непонятная слабость. Ноги едва не подкосились, и я с трудом удержал вертикально положение.
«Что за…»
Мир перед глазами размылся, словно смотрел я на него через толщу воды. На руки будто нацепили пудовые гири, до того они стали неподъёмными. И с каждой минутой мне становилось всё хуже и хуже.
Вот ведь блин! Выходит, про «проклятья» Ольга не шутила. А может… да точно! Это она меня и прокляла! Ведь намекнула ещё, мол, медблок работает круглосуточно. Вот ведь стерва! Да этот мудак на меня со спины кинулся! У меня что, глаза на затылке имеются?! Или зрение на триста шестьдесят градусов. Хотя да… там же зеркало чуть ли не во всю стену было…
«А, блин, хреново-то как! — я попытался распрямиться, ухватившись за фонарный столб. — Теперь тащиться к чаровникам придётся… Да чтоб его!»
Ярость привычно окрасила мир в алый и придала сил. Правда, особо легче от этого не стало. Наоборот, по телу принялись пробегать волны живицы, поднимая дыбом волосы и вызывая судороги в мышцах. Несильные, и пока идти так было проще, но с каждой минутой меня трясло всё сильнее.
«Да что ж она на меня повесила-то?»
Делать было нечего. Я, с трудом переставляя ноги, словно пьяный поплёлся в сторону медблока, надеясь, что успею до него добраться, прежде чем меня окончательно свалит. Сколько я находился в этом состоянии, не знаю, Ольгу Васильевну покинул на закате, а сейчас солнце уже давно зашло, и дорожки освещались лишь фонарями, отбрасывающими на кусты причудливые тени. Сознание плыло, и казалось, что в гуще их ветвей притаились зловещие чудовища. Я упорно гнал от себя эти мысли, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы сделать следующий шаг… как вдруг сильный удар, прилетевший в спину, швырнул меня прямиком в придорожные заросли.
Даже не так, меня хорошенько подбросило, и я перелетел через них, а в следующее мгновение чья-то рука ухватила за шкирку и, словно какого-то щенка, швырнула в темноту между стволами парковых деревьев. Не имея возможности ни сопротивляться, ни даже банально сгруппироваться, я, словно мешок с навозом, плюхнулся на грязную, влажную землю, поросшую чахлой травой, прокатился по инерции, не в силах остановиться, с десяток метров и со всей дури ударился многострадальным хребтом о неудачно подвернувшийся ствол.
Проглядывающая сквозь просветы в облаках луна осветила небольшую полянку, на которой я очутился, и сквозь муть в глазах удалось заметить дальние блики фонаря в листве, а заодно примерно оценить расстояние, на которое меня отшвырнуло. Нехило так полетал, метров пятьдесят, кажись, будет. Чудо уже то, что я только сейчас повстречался с деревом, а не познакомился с одним из стволов ещё до приземления.
Пока я чертыхался, поминая Уробороса, Древо и методы совокупления одержимых и духов с этими сакральными символами, вкупе с воспитательными методами одной сумасшедшей учёной княжеских кровей, и пытался подняться, из кустов выступили четыре тёмные фигуры. Медленно, но неотвратимо они окружали меня, а затем из темноты, отделяющей поляну от освещённой дорожки, показался пятый силуэт. Видимо, то был сам метатель, запустивший меня в недолгий полёт.
— Сейчас ты ответишь за свои злодеяния, паскудник! — пусть я сейчас был никакой и слышал всё, словно бы через длинную толстую трубу, но не мог не заметить что юношеский голос, очевидно, ломался, к тому же под конец дал петуха. — За осквернение нашей Княжны мы покараем тебя!