А пока у меня фамилия Каменский, я никто и звать меня никак! И случись со мной какая беда — разве что у Ольги Васильевны проблем прибавится, да администрация школы на уши встанет, потому как им по должности положено, а вот больше никто даже не почешется.
«Шипы» же изначально были себе на уме. И хотя, как я понял, поиск таких, как я, осколков старых кланов и входил в круг их обязанностей, конкретно мне они помогли не с целью наносить добро и причинять справедливость, а в сугубо шкурных интересах. И даже узнав, кто же я всё-таки такой, мало что изменили в своей мотивации, и моё выживание всё равно волновало их в последнюю очередь.
Скорее, раньше в конторе просто не верили, что мне когда-либо позволят вернуть фамилию Бажов. Ну а теперь, после княжеского финта ушами, просто очень не хотели терять влияние на такой перспективный объект, как я, в случае, если наша договорённость закончится для них ничем. Слишком уж интересные комбинации можно обыграть в будущем, используя «Зеленоглазую Бестию» как собственную пешку, а то и вовсе разменную фигуру.
На самом деле, я не переоценивал свою значимость! Даже если «слово» будет сказано, в моей нынешней жизни практически ничего не изменится, потому как даже сам «клан» так и останется забавным казусом, существующим разве что на бумаге. Можно сказать, уникальным в своём роде, потому как уничтоженные кланы, ныне состоящие из одного единственного человека, не редкость, но там обычно имеются и капиталы, и собственность, и накопленные знания… а вот у меня за душой будет разве что строка учётной записи в «Алой Бархатной Книге». И всё!
Однако шевеление княжеской семьи вокруг моей персоны просто не могло остаться незамеченным. Думаю, именно этим можно объяснить то, что о Садовниках не было сказано ни слова. И тем не менее новые предложения секретной службы были мне неинтересны. К тому же сами эти визиты как бы намекали, что других рычагов воздействия на меня у «Шипов» не имелось.
Эдакий жест отчаянья: авось прокатит, и удастся уболтать малолетнего лопуха добровольно сунуть шею в петлю.
Короче, расстались мы не очень хорошо. Лев Евгеньевич ещё смог удержаться от прямых угроз, но пассаж в стиле, мы его, можно сказать, с помойки достали, а он нам фигвамы рисует, всё же ввернул. Я в ответ только пожал плечами и напомнил о законе с зубодробительным индексом «Положение о защите осколков древней крови», который для подобных случаев заставила меня выучить Ольга Васильевна. Как бы намекая, что именно их контора допустила, что последний представитель древнего клана оказался на этой самой «помойке»!
К тому же обязанным им хоть чем-то я себя не чувствовал. Да, вытащили из тюряги, устроили в лучшую из возможных школ, дав шанс не просто стать чародеем, а подняться на вершину общества. Но это они должны были сделать и так, выполняя свой долг перед полисом! Я же за всё это ещё и отплатил почти год, служа наживкой в их играх. Мало? Сдохнуть и минуты хватит! Так что пусть ищут другого дурачка, а я лучше займусь своими делами.
А их было выше крыши. Чем меньше листочков в отрывном календаре оставалось до дня испытания, тем сильней зверел мистер Грег. Я прекрасно понимал, что он беспокоится о том, чтобы мы выжили, но под конец и три часа сна были для меня высшим благом. А «полезные настойки» Ларисы Вениаминовны, хотя и продолжали исправно работать, даруя силы и бодрость, но откровенно лились из ушей, вызывая натуральные рвотные позывы от одной только мысли о вкусе корицы, тмина или гвоздики.
Тренировки (силовые и рукопашного боя), медитации (активные и пассивные), отработка последовательностей объёмных печатей (как с вливанием живицы, так и без) на скорость, а также зубрёжка слились в один бесконечный круг. Бывало, сознание просто отключалось, оставляя тело выполнять привычные движения, перемещаясь при этом на автопилоте. Апофеозом стал провал на целую неделю. Что я делал, куда ходил и с кем разговаривал — все просто исчезло из памяти, сохранив исключительно заученную информацию из учебников, конспекты с лекций и ничего более. То, что это не бред, я убедился, сверившись с календарём на стене.
Осознав, что произошло, я молча разделся под удивлённым взглядом Борислава и просто завалился спать. Вот так вот, без затей.
«Загнанных лошадей пристреливают!» — как говорил мой бывший учитель натуральной философии.
Но я ведь даже не конь! Я вообще вживую эту животину ни разу не видел. Поэтому следующие двое суток проспал, прерываясь лишь на еду, которую серб приносил мне из столовой. И меланхолично удивлялся тому, что меня не беспокоят ни мистер Грег, ни Ольга Васильевна, ни даже педагоги, чьи занятия я в эти дни благополучно пропустил.
А может, и не он, я не спрашивал, но рожа у кукловода была донельзя ехидная. Собственно, поэтому я, хотя и с большим трудом, но удержался от расспросов. Нет ничего приятней обломать чью-то заготовленную для тебя пакость. Впрочем, стоило мне хоть немного оклематься, как тут же явилась Лариса Вениаминовна, и выяснилось, что этот святой человек, когда меня не смогли добудиться на очередную тренировку, тщательно меня просканировала и, что-то там обнаружив, немедленно выдала индульгенцию за двое суток прогулов.
В общем, несмотря на противодействие отдельных личностей, экзамены я сдал и в день испытания вместе с другими выпускниками стоял на стартовой площадке перед воротами в высоком бетонном заборе, опоясывающем Дикий Лес.
Нас оказалось мало, только бесклановые из двух классов, да и то не все, человек шесть отказались от прохождения боевого испытания в пользу стези чаровников и кудесников, которым гробить себя, доказывая будущую профпригодность, нет никакой надобности. Хотя, судя по информации от Нинки, которой здесь, как клановой, тоже не было, они вообще все ещё вчера покинули территорию, разъехавшись по своим небоскрёбам и более мелким родовым гнёздам, в Тимирязевскую Академию должны были съехаться ученики из как минимум полутора десятков различных школ.
Появившийся через какое-то время директор прояснил сложившуюся ситуацию. Отдельные ворота — это наша привилегия как принимающей стороны. Ну и небольшая фора, на других стартовых площадках, а их было пять штук, сейчас происходила жеребьёвка, а затем при помощи специальных лестниц участники малыми группами будут забрасываться за ограду в разных местах по периметру леса. Бои же начнутся, как только все будут готовы, и спадёт десятиминутный мораторий на агрессию. Об этом событии мы непременно узнаем, услышав сигнал специального артефактного гонга, звон которого проникает во все точки леса, но, к сожалению, не только предупреждает участников, но и будит разнообразную живность и нечисть, сигнализируя: кушать подано!
Говорил всё это Бояр Жумбрулович спокойно, словно о какой-то ерунде, да ещё и одаривал каждого из нас взглядом старого любящего дедушки, явно гордящегося своими подросшими внучатами. А закончив, посоветовал быть осторожными и не увлекаться, ну и, естественно, двинул речь о листочках Древа, которые растут на одной ветви, а потому должны помогать друг другу, ведь именно в единстве наша сила.
Кстати, на свою привилегированную площадку тимирязевцы раньше частенько пускали учеников из наиболее лояльных к ним школ, однако сегодня мы тут были одни. И виной этому оказался именно я. Бояр, а скорее всего, Ольга, решили подстраховаться на всякий случай. И за это я был им благодарен. Сэкономить время и силы чрезвычайно важно для выживания. Ведь мне и так предстояла не самая лёгкая прогулка.
Задача же перед участниками стояла простая. Достигнуть центра леса и забрать там «аптропей», что бы ни значило это слово. И вот с «ним» или, возможно, с «ней» нужно было вернуться к ожидающим на стартовых точках учителям. Выходить из леса можно было не только там, где начинал, да и не обязательно через ворота, а если получится, форсировать стену в любом месте, лишь бы задание было выполнено.
Может быть, у кого-нибудь и были догадки, что нам нужно найти и с чем его едят, но озвучивать их никто не спешил. Более того, стоило нам войти под тень от крон деревьев, как от основной группы тут же начали откалываться одиночки, желающие двигаться своими маршрутами, не включаясь в командную работу. Я же пока не спешил отрываться.
Причин для этого было множество. Пусть за прошедшие полгода ни «Садовники», ни «Морозовы» не доставили мне хлопот, но расслабляться было нельзя. И хотя сейчас среди окружающих не было многих одноклассников, здесь всё же оставались люди, с которыми я неплохо сошёлся.
Борис с Ульрихом, староста, к моему удивлению, оказавшаяся гильдейской, ещё пара человек из одноклассников, с кем бывало общался на уроках, плюс несколько знакомых с параллели. Не то чтобы я им доверял, но точно был уверен, что незаметно купить всех вряд ли бы получилось. А значит, в случае столкновения я могу рассчитывать на поддержку.
Эгоистично? Да, немного. Но выбора у меня не было. Рассчитывать я мог только на себя. Все остальные, как бы хорошо ко мне ни относились, всё же не были ничем мне обязаны. К тому же над некоторыми стояли клановые патроны и главы гильдий, которые могли просто и безапелляционно приказать содействовать в моей ликвидации. Рисковать же стать изгоем среди «своих» ради малознакомого пацана, пришедшего с самого «дна», мало кто захочет.
Может, я просто себя накрутил, но то, что МакПрохор с момента нашего возвращения из Сокольников не провёл ни одного командного занятия, было явно неспроста. Большего толстого намёка, что на экзамене в лесу каждый сам по себе, не придумать. И я рад был бы ошибиться! Но, несмотря на то, что информация о моём будущем становлении не просто клановым, а главой возрождённых «Зеленоглазых бестий» быстро стала достоянием общественности, и со мной общались многие, подтягивая в тех или иных предметах, с официальным предложением будущего сотрудничества или покровительства ко мне так никто и обратился. А это говорило о многом.
Кстати, тот паренёк, которого Ульрих и Борис подозревали в причастности к отчислению своего приятеля и против которого мы втайне дружили, хотя мне была известна истинная подоплёка событий, отвалился чуть ли не одним из первых. В классе он вообще был если и не изгоем, то одиночкой уж точно, мало с кем общался, да и вообще оказался на редкость нелюдимым.