Родон еще раз пристально посмотрел на папирус. Затем он прикоснулся к нему губами и дрожащей рукой спрятал за пазуху.
– Благодарю тебя, – сказал он и, опустившись на колени, распростерся перед Цезарионом – так в торжественных случаях приветствовали правящего царя. Преемники Александра переняли это приветствие от персов, которые, в свою очередь, выражали таким образом почтение царям и богам.
– Встань немедленно! – прикрикнул на него Цезарион. – Здесь не место для этого! О Зевс, да сюда же могут в любой момент войти!
– Я прошу у тебя прощения, царь, – торжественно произнес Родон, продолжая лежать на полу. – За мое предательство и за рану, что я тебе нанес.
– Я уже простил тебя, – прошептал Цезарион. – Я бы вряд ли написал это, если бы затаил на тебя злобу. Вставай!
Родон поднялся и неуверенно шагнул вперед, чтобы обнять Цезариона, как подобает царскому родственнику после простирания, но остановился, чувствуя стыд. Тогда Цезарион сам обнял его. Дрожащими руками Родон сильно прижал юношу к себе. Хрустнул папирус, мешочек с лекарством надавил на грудь, а нож, спрятанный в специальный чехол в потайном кармане за золотой каймой на его хитоне, ощутимо вжался в бок.
– Прости меня, – переводя дыхание, сказал Родон. – Мне следовало просто-напросто подойти к тебе, но я не думал, что царю есть до этого какое-то дело.
– Может, так и было, – признался Цезарион, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.
От избытка чувств ему вдруг стало дурно. Высвободившись из объятий Родона, он снова присел и достал свое лекарство. Травы в мешочке заменили на свежие. Он сделал глубокий вдох, стараясь побороть в себе ощущение панического страха. В его голове неожиданно мелькнула мысль о том, как было бы хорошо оставить все это в прошлом: пусть царь Птолемей Цезарь, бывший средоточием стольких страстей и опасностей, будет мертв, а его прах покоится в урне. Ему же захотелось снова стать Арионом.
– Запечатай письмо, – приказал он. – Нам пора идти.
За дверью стояли двое рабов, ожидая, когда им прикажут выносить стол и лампу. Цезарион кивнул им и начал подниматься по лестнице. Выйдя на палубу, он услышал, как за его спиной собирают складной стол. Родон в полном молчании следовал за ним.
Корабль Кинесиада стоял в гавани Эйносто, к западу от Фаросского маяка, возле старого полуразвалившегося причала, который находился в стороне от каменных пристаней, где швартовались более респектабельные корабли. Люди Архибия сгрудились в небольшую кучку на другом конце причала. Две телеги с запряженными мулами были уже нагружены их багажом.
Увидев Цезариона, Кинесиад, стоявший на палубе, направился к нему, нервно потирая руки. Желая хоть как-то сгладить ситуацию, он выдавил из себя тошнотворно глупую улыбку и заискивающе склонил голову. Работорговец, вор, мошенник и контрабандист, он все же чувствовал невольный трепет перед царем.
– Господин, – вежливо произнес он, – я надеюсь, вы на меня не сердитесь.
Цезарион закинул край своей хламиды на плечо и поправил шляпу. Хламида была новая – темного цвета и не слишком бросающаяся в глаза, – а шляпа осталась та же самая, которую Ани купил для него в Беренике.
– Если меня поймают, – ровным голосом сказал Цезарион, – будь уверен, что я сделаю все возможное, чтобы тебе отрубили голову. Ты заслужил это за жестокое обращение со свободными людьми. Если меня не поймают, я могу только молить всемогущих богов, чтобы они сами покарали тебя. Будь ты проклят, Кинесиад, на веки вечные.
Капитан замер от ужаса, но Цезарион, не сказав больше ни слова, поспешно кивнул ему и сошел по трапу на причал.
Мелантэ стояла чуть поодаль со всеми остальными. Женщины таки нашли для нее пеплос – уважающей себя девушке не пристало ходить по городу в одной тунике, – и он не сразу заприметил ее. Это был простой пеплос, сшитый из беленого льна, – рабыням и не нужны дорогие наряды, – однако Мелантэ и в этой одежде выглядела настоящей красавицей. Она с тревогой смотрела на него из-под накинутого на голову края пеплоса.
Цезарион кивнул ей, а затем всем слугам и рабам. Подождав, пока подойдут оставшиеся два раба, которые несли письменный стол, он поднял вверх руку, чтобы привлечь их внимание.
– Как вы уже знаете, – начал юноша, – наш план не удался, и поэтому я отсылаю вас обратно к вашему господину. Я написал ему послание, в котором объяснил ситуацию и ясно дал понять, что никто из вас не повинен в том, что произошло. Вы верно служили мне на протяжении последних нескольких дней, и я вам очень признателен за это. И все же я рад, что могу отослать вас домой. Ваш господин – достойный человек, и мне не верится, что вы не испытывали тоски, расставаясь с ним. Я думаю, что ваше сердце радуется при мысли о том, что вы вновь возвращаетесь к нему. – Цезарион прокашлялся и продолжил: – Я сообщил вашему господину, что постараюсь найти иной способ покинуть город и попытаюсь договориться об этом с каким-нибудь другим человеком, чтобы вам больше не пришлось утруждать себя ради меня. А сейчас вам, наверное, лучше идти вдоль берега гавани, чтобы повозки не привлекали внимания, хотя, в случае если вас остановят и начнут допрашивать, вы можете сказать, что переносите вещи из поместья, которое недавно продал ваш хозяин. Я же прощаюсь с вами здесь.
Он жестом подозвал рослого Кериада, главного среди нескольких вольнонаемных работников. Тот подошел к юноше и низко поклонился. Цезарион вручил ему запечатанное письмо, и Кериад, положив письмо за пазуху, снова поклонился.
Все тут же зашушукались, а Кериад, чуть помедлив, робко спросил:
– Господин, может быть, кому-нибудь из нас пойти с тобой?
– Нет, – без колебаний ответил Цезарион. – Я не хочу лишний раз обращать на себя внимание. – Это было правдой, но, кроме того, он хотел, чтобы как можно меньше людей знали, где находится «Сотерия»: так будет спокойнее. – Я постараюсь соблюдать осторожность. Со мной останется только эта девушка, которую я должен отвести к ее отцу.
Управляющий по имени Сосиад, отвечающий за рабов, казалось, был чем-то озабочен.
– А что прикажете делать с вашим багажом, господин? – спросил он, махнув рукой в сторону большого дорожного сундука, набитого разной одеждой. – Должен же кто-нибудь нести его.
– Он слишком бросается в глаза, чтобы нести его по улице, – ответил Цезарион, презрительно посмотрев на сундук. – Да и большое количество одежды тоже может вызвать подозрение. Положите мне в корзину лишь запасной хитон и гиматий – этого будет достаточно.
– Но кто-то должен понести корзину, – настаивал управляющий. – Благородному человеку не подобает самому нести багаж, будто он раб!
– Я понесу ее! – неожиданно заявила Мелантэ. Цезарион бросил на нее серьезный взгляд и сказал:
– Ты же не рабыня.
– Я привыкла носить корзины, – ответила она и вызывающе посмотрела на рабов. – В Коптосе для свободных людей это обычное дело!
Судя по выражению их лиц, им трудно было в это поверить.
– Мы с этим разберемся, – сказал Цезарион, сдерживая улыбку. – Просто дайте мне запасную одежду.
Недовольно ворча себе под нос, что с миром явно что-то не так, если благородные господа самых знатных кровей вынуждены идти через весь город пешком и иметь при себе такой маленький багаж, рабы все-таки нашли подходящую корзину и положили туда вещи.
Затем им пришлось их вынуть и поискать менее броскую одежду. Но и после этого возникла заминка, и поэтому Цезариону пришлось задержаться. Сосиад открыл сейф, в котором хранился набитый деньгами кошелек.
– Господин, мой хозяин сильно опечалится, узнав, что я позволил вам уйти без гроша в кармане! – с мольбой в голосе произнес управляющий.
Когда Цезарион наконец распрощался с рабами и наемными работниками, те побрели вдоль гавани, а с ним остались только Родон и Мелантэ.
– Ну а мне ты позволишь сопровождать тебя? – сухо спросил Родон. – Должен сказать, это не самый благополучный район города. Втроем нам будет безопаснее. По крайней мере я, бедный философ, буду чувствовать себя в большей безопасности.
– Можешь дойти с нами до Гептастадиона, – согласился Цезарион. – А затем тебе придется отправиться к Ар... – он замялся, – к нашему другу и рассказать ему, как обстоят дела. – С этими словами он поднял с земли корзину.
Мелантэ тут же подошла к нему и взяла у него корзину.
– Я же сказала, что понесу ее!
– Она не тяжелая, – нерешительно сказал Цезарион, пытаясь забрать корзину из ее рук.
– Тогда тем более позволь мне ее понести! По их мнению, тебе лучше этого не делать. И в душе ты с ними согласен. – Девушка по-хозяйски повесила корзину под локоть и вызывающе посмотрела на Цезариона. – Так ты решил, что будешь делать дальше?
Он грустно улыбнулся.
– Я все объясню твоему отцу. И если он согласится, я поеду обратно в Коптос с тобой на «Сотерии», а мои друзья в Александрии организуют все, что потребуется для вложения денег в дело и отправки корабля.
Ее вызывающий взгляд сменился широкой сияющей улыбкой.
– Это правда? – затаив дыхание, спросила Мелантэ. – Да будет прославлена Изида! – Она радостно обняла его. – Он согласится, вот увидишь!
Слова девушки его не убедили, но перед ее милым улыбающимся личиком устоять было просто невозможно. Цезарион; поцеловал ее, а она прижалась к нему всем телом, подняла руку и погладила его по голове в том месте, где у него были шрамы. Когда Цезарион посмотрел на нее, Мелантэ все так же улыбалась, а в ее глазах светилась любовь. Внезапно его снова пробрала дрожь, и он отпустил ее.
– Только если твой отец согласится, – мрачно повторил Цезарион.
Он зашагал прочь от причала, вдоль гавани, в ту же сторону, куда направились телеги с вещами Архибия. Родон был прав, говоря о том, что это не самый благополучный район и им следует держаться подальше от подозрительных закоулков, пока они не достигнут восточной части города.
– Отец обязательно согласится! – радостно и уверенно говорила Мелантэ, едва поспевая за юношей. – Ты и сам знаешь. Он предлагал тебе сотрудничество даже тогда, когда у тебя в кармане не было ни гроша. А когда отец услышит, что ты не только хочешь работать с ним, но для тебя собираются купить корабль, чтобы можно было расширить торговлю, он вообще подумает, что приехал в страну, где воистину живут боги и все совершается самым чудесным образом!