– Не дождёшься, – ответил мужчина, после чего задумчиво проследил за взглядом неизвестного, и тоже уставился на меня.
– Веришь нет, – сказал полицейский (ну а кем он ещё мог быть?), – денно и нощно молюсь за твоё здоровье. Переживаю. И если вдруг с тобой что случится, – произнёс он с нажимом, – очень сильно расстроюсь.
Оба мужчины продолжали смотреть на меня. Я продолжал смотреть на них. Когда пауза затянулась, полицейский внезапно спросил, только почему-то у меня:
– Ты понял?
– Что я должен был понять? – приподнял я бровь, под недоумевающими взглядами семьи Светловых, тоже не ожидающих подобного поворота.
– То что я до этого сказал.
– Что вы переживаете за жизнь и здоровье близкого человека? Да, понял. Но не пойму, при чём здесь я. Если у него какие-то проблемы, пусть обратится к врачу.
Мужчина вздохнул, затем буркнул:
– Значит не понял… Ладно, парни, пакуйте его.
Двое дюжих спецназавцев тут же подскочили ко мне, хватая за руки. Анюра вскрикнула, прикрывая ладошками рот, а Светлов-старший, побагровев, поднялся.
– Восточнолесов, ты что творишь, это мой гость!
– Разберёмся, – поджав губы, ответил полицейский, – во всём разберёмся.
– Прошу прощения, – произнёс я, подымаясь и глядя на Анюру и её мать, – всё было очень вкусно, но сейчас обстоятельства вынуждают меня вас покинуть. Позвольте откланяться.
– Иди давай уже, – грубо дёрнул меня один из опоновцев и мы пошли на выход. Переобуться мне не дали и я так и поехал в домашних тапочках в участок.
– А парень не так прост, – произнёс, после недолгого молчания Светлов-старший, когда в доме вновь установилась тишина.
– Папа, что с ним будет? – от волнения кусая губы, спросила Анюра.
– Не знаю, дочка, смотря что на него есть у Восточнолесова. Шериф у нас хоть и говнюк редкостный, но на пустом месте людей не хватает. Тем более аристократов.
– Ладно, – постаралась успокоится девушка, – завтра на уроках с ним встречусь, спрошу.
– Если только на заочное не переведут, – буркнул негромко Светлов и в столовой вновь наступила тишина.
Глава 26
Приведя в полицейский участок, меня завели по лестнице куда-то в подвал, где за обычным письменным столом с сидевшим за ним дежурным офицером, вдоль коридора располагались в два ряда, друг напротив друга с десяток камер. Меня не стали вести далеко и посадили сразу в ближайшую, очутившись в которой, я обнаружил соседей по заключению.
– О, пацан, и тебя загребли? – послышался смутно знакомый голос из камеры напротив и увидел там грабителей, что встретились нам в ресторане.
– Смотрю прибарахлился, где шмот цивильный подрезал? – снова произнёс главарь куковавший за решёткой с полным составом банды.
– С фраера одного снял, – тут же переключился я на понятный собеседнику язык, кивнул, – замели волки позорные, дело шьют.
– За гоп-стоп поди? – хмыкнул главарь, облокотившись о поперечный прут решётки, – или ты вор на доверии, дамочек окручиваешь? С такой вывеской, и в прикиде, небось сами на улице подходят.
– Да не, я сам в непонятках, нет на мне ничего, – развёл я руками, – чист аки агнец.
– Ну да, ну да, – покивал тот, вовсю лыбясь щербатым ртом, – понимаю, мы тут тоже ни за что.
Тут наш высокоинтеллектуальный разговор прервали и у входа в камеру ключами загремел дежурный офицер.
– Рассказов, на выход.
Да, минут пять всего посидел, ещё жёсткость прикрученной к полу лавки ощутить не успел, а уже обратно куда-то ведут. И зачем вообще сюда приводить было? Неужели для психологической обработки?
Ну, если так, то они малость прогадали. Бывал я в местах и похуже. Помню, опоили меня недруги клятые, притворяющиеся друзьями закадычными, да бросили в темницу на острове безлюдном, все двери заперли, а ключ в море выкинули. Сто три года там просидел один и ничего. Они-то думали, там из меня последние силы высосет, а я наоборот, подкопил, и потом всю тюрьму одним ударом и снёс. Не посмотрел, что стены против магии зачарованные были. Так что камерой меня пугать, всё равно что ежа голой жопой.
– Бывай, паря, – крикнул мне вслед грабитель.
– И вам не хворать, – ответил я, чуть повернув голову в их сторону, но тут же услышал грозный окрик за спиной:
– Прекратить разговоры!
Впрочем, наручники на меня не одевали и рук не распускали, видимо мой статус аристократа давал о себе знать. Однако, сама по себе ситуация была странновата. В моём понимании, статус городского шерифа, а меня уже просветили, что мужик с револьвером – это он, даже рядом не стоял со статусом наследника благородного рода. Ну да ладно, чувствую к нему на допрос и ведут, как раз по его поведению посмотрю, послушаю и сделаю выводы. Жизнь меня давно научила, не спешить в таких делах, а понтами можно и попозже покидаться.
Поднявшись на второй этаж, я, повинуясь команде конвоира, толкнул одну из дверей, в коридоре и вошел в практически пустую комнату, со столом посредине и двумя стульями друг напротив друга. Также в одной из стен располагалось достаточно большое тонированное стекло.
Допросная – понял я.
Присев, покосился на застывшего за спиной офицера. Чуть улыбнулся сам себе, одними губами. Похоже это будет забавно.
Я не напрягался, потому что точно знал, что за мной никакого криминала нет, что, впрочем, не отменяло того, что в иных мирах виновность твоя определялась не фактом совершения преступления, а наличием или отсутствием недругов и толщиной кошелька. Посмотрим, что будет здесь.
– Улыбается, сволочь, – негромко произнесла, закусив губу, Небоходова.
– Знает, что у нас мало что на него есть, – хмуро буркнул в ответ Восточнолесов, разглядывая задержанного через стекло, – но ничего, запись ведётся, плюсом в стуле последняя модель датчиков полиграфа вмонтирована, так что мы поймём где он врёт, а где говорит правду.
– А это законно? – внезапно озабоченно уточнила девушка, – к тому же он несовершеннолетний, его можно допрашивать только в присутствии родителей.
– Законно, незаконно, какая разница, – зло ответствовал старший шериф, подходя почти вплотную к стеклу и внимательно разглядывая безмятежное лицо парня, – мы не дали ему убить Светлова, и это главное. Осталось только его расколоть, чтобы он сознался, что в мстителя заигрался, а дальше нам будет уже до одного места вся эта законность, специальной комиссии по делам аристократов этого будет достаточно. Он влез в гражданские дела, и его тут ни родители, ни адвокаты уже не отмажут.
– А если он не расколется? – чуть поколебавшись, всё-таки спросила Лика.
Восточнолесов хмуро взглянул на подчинённую, но ничего говорить не стал. Впрочем, его молчание было куда красноречивей слов.
Когда в допросную вошел шериф, то первое, что он сделал, усевшись напротив меня, это выставил на стол пепельницу, достал сигарету и спросил:
– Куришь?
– Нет, – ответил я, – как можно, я же несовершеннолетний.
От последней фразы его заметно перекосило, но комментировать он не стал, наоборот, закурил сам и выдохнув мне в лицо струю дыма, произнёс:
– А я покурю, если не возражаешь.
– Нет конечно, – улыбнулся я, откидываясь на спинку стула, – травитесь на здоровье.
Пару минут, под его вдумчивое курение, мы молча переглядывались, затем он внезапно подскочил, трахнул кулаком по столу и заорал мне в лицо, брызгая слюной:
– А ну признавайся, хотел убить Светлова?! Ты, мелкий, вонючий говнюк!
Я подождал, когда он проорётся, затем спокойно ответил:
– Нет.
– Врёшь! – припечатал шериф, нависая надо мной, – по глазам твоим вижу, что врёшь. А ну говори, убивал до этого?
– Убивал, – кивнул я.
– Ну вот, – обрадовался полицейский, – когда, кого?
– Вчера, – с готовностью ответил я, – терроров в «Контрударе».
– Каких терроров?! – на миг опешив, заорал вновь он, налившимися кровью глазами смотря на меня, – в каком ещё контрударе?
– Ну как в каком, от ООО «Вентиль», знаете, производитель игр такой известный.
– Что ты несёшь? – взревел мужчина, побагровев, – я тебя спрашиваю, людей убивал?
– Так они люди, – кивнул я, – а пришельцев я в среду убивал, «Серьёзный Семён» игра называется.
Полицейский сел на стул вновь, зло прошипел:
– Издеваешься, значит. Ну ничего. Это ненадолго. У нас знаешь сколько уже доказухи на тебя? Лучше по хорошему признайся, обещаю, по нижнему пределу приговор пойдёт.
– Какой приговор? – приподнял я бровь, не спеша ни в чём признаваться.
– По статье о вмешательстве в гражданскую деятельность государства! – вновь приблизил своё лицо ко мне шериф, раздувая от гнева ноздри.
– А что, есть такая?
– А ты не знал? – мужчина растянул рот в злой ухмылке, – статья триста пятнадцать, уголовного кодекса, между прочим, вплоть до вычеркивания из списков рода, со всеми вытекающими. Не боишься из аристократов мигом в простолюдины улететь?
– Да? – задумчиво произнёс я, – и даже к несовершеннолетнему такую строгую меру могут применить?
– Кхм, – тут мужчина немного сбавил напор, – ну из списков рода не вычеркнут, но ни о каком наследовании точно можешь больше не думать. Отнимут право наследования, по всем правилам, с утверждением высшим дворянским советом. И тогда больше не быть тебе главой рода никогда, даже если попробуешь другой род создать. Понял? Это навсегда и никто и никогда этого отменить уже не сможет. Подумай об этом внимательно. А если подпишешь признание и поклянёшься не лезть в гражданские дела, то я с комиссией поговорю и максимум получишь предупреждение. Отделаешься, так сказать, лёгким испугом. А? Как тебе такое предложение?
Предложение было заманчивое. Вот только не в той его части как думал шериф. Перестать быть наследником… Разом скинуть с себя сдерживающие путы, постоянно мешающие моим планам. Это, пожалуй, стоило того, чтобы рискнуть.
Наконец всё обдумав, я утвердился в своём окончательном решении, и размашисто хлопнув по столу, отчего мужчина, не ожидавший подобного, дёрнулся сам, твёрдо заявил: