, способный развернуться за секунду, было по силам лишь снайперу, но снайперы стреляют не из пушек, из винтовок. Малых калибров «Шмель» не боялся и мог за десять-пятнадцать минут уничтожить батальон, расправиться с десятком танков или батареей гаубиц. Кроме того он мог атаковать авианосец или крейсер на скорости четыреста километров в час и пустить его ко дну раньше, чем сыграют боевую тревогу.
Испытания, однако, показали, что пилот, даже экстра-класса, справиться с такой «косилкой» не в состоянии. Земля отлична от небесного простора, на земле – холмы и скалы, деревья и кусты, здания, доты, колючая проволока и остальные препятствия, ну а на море – волны, плавучие мины и камни у берегов. Одновременно стрелять и маневрировать на высокой скорости задача для человека непосильная, реакции не хватает, и «Шмель» ведет себя точно боевой породистый скакун с неопытным наездником. Это, разумеется, совсем не устраивало Косильникова, и в последующие годы он занимался двумя проблемами: во-первых, запустил серию из трех «Шмелей» на армутском заводе, а во-вторых, в его КБ велась разработка ДМУО – автоматической системы обеспечения Движения, Маневров и Управления Огнем. Наличие ДМУО позволяло реализовать все возможности «Шмеля», фактически превращая его в интеллектуальную боевую машину. Восемь месяцев тому назад система ДМУО была, наконец, воплощена в микросхемах и программах, но серийных «Шмелей» Косильников так и не дождался. Вроде бы их изготовили во-время, но время случилось как раз такое, когда страна рассыпалась, и между Тураном и Россией сразу две границы пролегли, российско-казахская и казахско-туранская.
Границы, впрочем, были прозрачными, и тащили через них в обе стороны что угодно, от леса и бензина до наркотиков и фальшивых долларов, но вот с «косилками» как-то не получалось. Большие десантные экранопланы ушли своим ходом в Астрахань из Прикаспийска, бывшей базы каспийской флотилии, а судьба истребителей-"Шмелей" была покрыта мраком. Может, ржавели они на заводе, может, гнили на каком-то полигоне, а может, вовсе не гнили и не ржавели, а были где-то припрятаны запасливым туран-баши либо одним из его генералов-сераскеров. Слухов об этом ходило множество – скажем, о том, что на заводе имени «Второго марта» сохранена документация, что «Шмель» здоров и жив и даже переименован в изделие «Манас».[15] Кроме слухов были и кое-какие факты, прежде неизвестные Каргину: так, со слов Гальперина выходило, что в последний год уволились из КБ восемь технологов, инженеров и руководителей групп – не просто уволились, а вообще исчезли из Челябинска с концами. Куда? Об этом тоже стоило подумать.
Гальперин выключил компьютер, вытащил диск и бережно спрятал в карман. Затем поднялся, снова сделавшись похожим на знак интеграла.
– Подождите, Юра, – произнес Каргин. – Хочу вас вот еще о чем спросить: как себя держал Барышников? Вы его много лет знаете, для вас заметнее нюансы – может, что-то необычное разглядели? Может, что-то он вам сказал, о чем-то намекнул?
– Говорить ничего не говорил, а его поведение… Понимаете, Алексей, мы ведь с Николаем Николаевичем в Ата-Армут четвертый раз приехали. Прежде толку было ноль, нервы мотали да выстебывались… Мелкая шушера, конечно: мол, завод – достояние Турана, секретный, оборонный, и чего там делают, нам, мелкоте, неизвестно, к большому эмиру идите, только эмира сейчас нет, и лишь аллаху ведомо, появится ли он в ближайший месяц…
– Большой эмир – это министр? – уточнил Каргин. – Таймазов Чингиз Мамедович?
– Он, подлюга! – Гальперин стиснул костлявый кулак. – Сколько крови из нас выпил! Но в этот раз Ник Ник испытывал определенные надежды. Контракт с крупнейшей корпорацией, американцы – парни деловые, с мясом свое отскребут, а заодно – и наше… ну, не отскребут, так выкупят. В общем, был он оживленным, а потом помрачнел, когда Флинта вашего и Прохорова тоже мотать начали.
– А в день исчезновения? Как он выглядел? Тоже мрачным?
Гальперин задумался.
– Нет… пожалуй, нет… Не веселился, это точно, но с кем-то по телефону говорил и, кажется, был заинтересован. Не так чтоб очень, но все-таки… Потом собрался, и пошли они с Прохоровым ужинать.
– А где он обычно вечером ел?
– В ресторане гостиницы. Мы все там столуемся и после восьми обычно не выходим. Здесь неспокойно бывает, а в темноте, знаете ли…
– Значит, после звонка он пошел ужинать с Прохоровым… – медленно повторил Каргин. – А почему вас с собой не взял? Или Флинта?
– Про Флинта не знаю, а я с шефом туда хожу, куда приглашает. На этот раз не пригласил. Вдруг у них разговор намечался секретный или встреча…
– Встреча… Любопытное соображение! – Каргин почесал в затылке и кивнул собеседнику. – Спасибо, Юра. Идите, но постарайтесь из гостиницы не удаляться и уж во всяком случае не бродить по городу в одиночку. Барышников исчез, и вы теперь мой главный технический эксперт.
Через некоторое время после того, как ушел Гальперин, он направился в свой люкс, располагавшийся рядом с номером Флинта, осмотрел просторную гостиную, обе спальни, лоджию с пальмами и фикусом, санузел с роскошной ванной и телефоны с подключенными к ним коробками шифраторов. Ознакомившись с этим, Каргин одобрительно кивнул, разделся и с полчаса нежился под душем. Потом вызвал официанта, велел принести какой-нибудь еды, фруктов и крепкого кофе, перекусил, съел на закуску армутскую грушу прошлогоднего урожая и убедился, что с компотной фабрикой здесь не прогадаешь – груша была размером в два кулака и на диво сочная. Наконец решил разобрать вещи. Модуль связи в черном чемоданчике пристроил в спальне, на письменном столе у окна, принес из гостиной сумку, открыл ее, повесил в шкаф светло-серый костюм, три рубашки и джинсы, разложил белье и сунул под него свой талисман, подаренный отцом берет. Берет, побывавший на Иннисфри, был прострелен и потом заштопан матерью – под клятвы Каргина, что пуля, пробившая ткань, его головы не коснулась.
Оружия в сумке не было. Ни перочинного ножика, ни проволочной удавки, подарка лейтенанта Свенсона, ни трофейных сюрикенов, взятых в Сомали, ни иных приспособ невинного вида, но смертоносного назначения. Статус изменился: был наемником, стал наследником, подумал Каргин, обозревая пустую сумку. Наемник без оружия что монтер без отвертки, а вот наследнику огромной корпорации удавки и ножики ни к чему. Если надо, сам наймет умельцев с ножиками, а так его оружие другое: акции, счета и биржевой бюллетень. Это казалось таким безнадежным и скучным, что он едва не затосковал.
Но встряхнулся и набрал краснодарский номер. Ласточка уже была под маминым крылом, и они, сменяя у трубки друг друга, принялись допрашивать Каргина, как долетел и как устроился, и какая погода в Ата-Армуте, и не забыл ли он парадный галстук к серому костюму – если случится рандеву с туран-баши, то без галстука никак нельзя. Каргин слушал их щебетание, и душа его теплела и размягчалась словно в парной или на солнечном калифорнийском пляже. Но все же спохватился, вспомнил, что и с отцом хотел поговорить. Поздравил с праздником, потом сказал:
– Проблема у нас, батя. Двое пропали – Прохоров, дружок мой по «Стреле», и инженер из Челябинска. Не простой инженер – заместитель самого Косильникова.
– Сильно постараться надо, чтобы «стрелок» пропал, – отозвался отец после недолгой паузы.
– Вот и я так думаю. Начали искать, однако местные в этом деле не помощники. Есть у меня хороший сыщик, из Москвы, но если ты кого из здешних знаешь, из прежних своих сослуживцев, я бы с ним связался. Нужен толковый и надежный человек – такой, чтоб верно нас ориентировал. Что почем, где лучше груши покупать, а где – осетрину.
– Сейчас, – сказал отец. – Записную книжку достану.
Послышался шелест страниц и невнятное бормотание: «Этот умер… этот на Брянщину переехал… этот хороший парень, но глуповат… этого вычеркнуть надо, шельмец и вор… и этого – тоже вор, посадили…» Наконец отец откашлялся и молвил:
– Запоминай, Алексей: Азер Федор Ильич, полковник, из афганских ветеранов, вышел в отставку лет пять назад. В горах над Армутом есть курортное местечко, Кизыл называется, и этот Кизыл вроде как райцентр… А на семнадцатом километре от него – поселок Таш, где Азер и проживает. Улица Ходжи Насреддина, дом семнадцать. Давний мой знакомец, и из тех людей, что знают много, но крепко молчат. Привет от меня передай, скажи, что сын, тогда он с тобой побеседует, а там, глядишь, и мысль полезную подбросит. Большого ума мужик! И храбрый – в Панджшере вместе воевали.
– Спасибо. Съезжу к нему и привет передам, – сказал Каргин и распрощался.
Стемнело, и над городом, от мечети к мечети, поплыли протяжные вопли муэдзинов. «Голосистые, петухи», – пробормотал Каргин и уже вознамерился выйти в лоджию, послушать на свежем воздухе вечерний концерт, но тут в номер ввалился Перфильев. Выглядел он мрачным и с порога забурчал:
– Ну, курвы!.. Ну, хорьки беременные!.. Ворюга на ворюге, и ворюгой погоняет! Шкуры продажные!
– Что случилось, Влад?
– Надежный клоп нашелся, торговец оружием. И знаешь, кто?
Каргин приподнял бровь.
– Гуляю, значит, по базару, прощупываю обстановку. Нашел одних… Чего тебе? – говорят. Все есть – девки, травка, спирт, товар паленый, поддельные лекарства… Намекнул насчет стволов. Зачем? – спрашивают. Я объясняю – праздник, салют надо делать, друзей погибших помянуть, и для того стволы должны быть солидными и к каждому патронов по три сотни. Зелеными плачу! Ну, говорят, раз платишь, то поехали. И привезли меня на склад. Армейский склад, Леха, наш! Идем прямо к минбаши-полкану, что складом заведует, двери ногой отворяем… «Калаши» стоят в смазке, пулеметы, батальонная артиллерия, патроны в ящиках, и столько всего, что хватит Персию завоевать. А минбаши кланяется низко и говорит: бери, что хочешь, кунак! Автоматы – по пятьсот, пулеметы – от тысячи до трех, а если нужно что-то посерьезнее, танк или, положим, вертушка, то за пару дней достанем. Потом прищурился хитро и спросил: для эмира Вали стараешься? Или для чеченов?