– Дальше! – велел Каргин.
– Приехали к нему часиков в пять, расспрашивать стали, однако Юмашев ничего существенного не сообщил и даже деньгами не соблазнился. Но выглядел напуганным. Страх, Алексей Николаевич, такое состояние, которое я безошибочно различаю, так как лицезрел его долгие годы у всевозможных персон… Так что мы дождались ночного времени, влезли к Юмашеву в дом, и Балабин с ним немного поработал. Теперь Юмашев утверждает, что русских было не двое, а трое. Сначала наши пришли, затем, минут через десять, к ним подсел какой-то тип, явно знакомец Барышникова – чуть обниматься не принялись. Посидел немного, рюмку выпил, поел, поговорили, затем ушел. Наши оставались до восьми, ели, почти не пили и что-то обсуждали, но тихо.
– Почти не пили – это как? – спросил Каргин.
– На троих взяли двести коньяка, а потом, когда третий удалился, спросили коктейли с сухим мартини. Юмашев их из бара принес и сильно был взволнован, когда о коктейлях речь зашла. Ну, я велел Балабину снова его полечить… Тогда ситуация прояснилась: в баре у них трудится Зульфия Салихова, красотка хоть куда, и всем известно, что эта барышня чей-то осведомитель. Чей конкретно, Юмашев не знает, надо спрашивать у хозяина, но к советам Зульфии прислушиваются все. На этот раз она ему посоветовала исчезнуть и пару недель глаз не мозолить. Что Юмашев и сделал.
Каргин, нахмурившись, уставился в пол.
– Гальперин говорил мне, что Николаю Николаевичу звонили, как раз перед тем, как он в «Достык» собрался. Вы это знаете?
– Разумеется, я ведь каждого опросил. Дальше складываем два и два и получаем, что некий знакомец Барышникова назначил встречу в «Достыке», и была та встреча опасной и сугубо деловой. Деловой – потому что краткой, хоть повстречались старые приятели, а опасной… Ну, сами понимаете, он ведь недаром с собой Прохорова взял.
– Отличный вы специалист, подполковник Сергеев, – одобрительно сказал Каргин. Потом, вспомнив о тайнах Халлоранов и своих мытарствах на Иннисфри, добавил: – Прежде мне такого человека очень не хватало. Пожалуй, я вам оклад удвою, если найдете нашу пропажу.
Сергеев скромно потупил глазки.
– С моей стороны возражений нет, однако к делу, к делу… Теперь мы имеем возможность продолжить следствие по двум линиям: приятель Барышникова и очаровательная барменша Зульфия. Приятель намного важнее, и я постараюсь его отыскать, тем более, что словесный портрет получен, выбили из Юмашева во всех деталях и подробностях. А барменша… Мне не разорваться, Алексей Николаевич. Или отложим на день-другой, или пошлем кого-нибудь красивого и молодого, чтобы вступил в контакт и попытался обольстить. Славу или Дмитрия… лохи, конечно, но вдруг узнают что-то полезное.
– Сосредоточьтесь на приятеле, – распорядился Каргин, – и берите в помощь всех, кто вам понадобится. Ну и, конечно, деньги… А барменшей я сам займусь. Я ведь тоже красив и молод.
– Без сомнения, – сказал Сергеев, внезапно ухмыльнувшись. – И вы не лох.
– Это лесть или логическое умозаключение?
– Второе, шеф. Прорваться из русских капитанов спецназа в американские миллиардеры… Это, извините, не для веников!
– Улыбка судьбы, – пояснил Каргин. – Кстати, о миллиардах… Вы, помнится, говорили, что в сейфе у нас триста шестьдесят две тысячи?
– Уже тысяч на сорок поменьше, – откликнулся Сергеев. – Аренда конференц-зала, проектор, купленный Гальпериным, мои вчерашние расходы и остальное-прочее – один банкет на тридцать тысяч… Да, не меньше сорока штук ушло.
– Откройте сейф и выдайте Балабину двести тысяч. Пусть со своими ребятами снимет банковские обертки, перемешает купюры, помнет, свалит их в какую-нибудь большую, но легкую емкость, и доставит в конференц-зал к восемнадцати тридцати.
Сергеев даже глазом не моргнул.
– Детский надувной бассейн в качестве емкости подойдет?
– Вполне.
– Могу быть свободным?
– Да, подполковник.
Дверь за Сергеевым закрылась. Каргин прошелся по комнате, впол-голоса декламируя: «Продемонстрируйте, что вы богаты, и миллион для вас – тьфу… Продайте персам орудия…» Затем взглянул на часы, покинул номер и двинулся к лифту – с таким расчетом, чтобы появиться в зале ровно в семнадцать ноль-ноль.
Можно было бы не спешить, ведь боссы не опаздывают, а задерживаются. С другой стороны, точность – вежливость королей. Каргин к монархистам не относился, но это правило больше ему импонировало.
Зал был полон. Должно быть, здесь собралось не меньше сотни корреспондентов, журналистов, ведущих теле – и радиопрограмм, а при них – еще столько же помощников, ассистентов и прихлебателей, жаждущих проникнуть из этого зала в другой, где накрывали на столы, где громыхала посуда и соблазнительно позванивали хрустальные рюмки. Труженики пера сидели плотными рядами, поджимая друг друга, а слева и справа от них, в проходах, громоздились прожекторы и телекамеры, толпились операторы и режиссеры, змеились по полу черные кабели и слышалась ругань на десяти языках. В торце зала, на подиуме, за длинным столом расположились Генри Флинт, щеголявший в белоснежном костюме, Влад Перфильев, переводчик Максим Кань и юрист Рогов, которому предстояло вести собрание. На стене за их спинами висел огромный экран, а у отдельного деска с проектором и компьютером стоял в полной боевой готовности Гальперин.
Каргин прошел к столу через боковую дверь, остановился, дав возможность запечатлеть себя фото – и телекорреспондентам, затем сделал публике ручкой и сел посередине. Разноязыкий гомон постепенно стихал, вспышки блицев сделались редкими, но в зале ощутимо попахивало скандалом. Журналисты переглядывались, пересмеивались, а те, что потемпераментней, делали странные жесты, изображая что-то непотребное – может быть, кукиш по-турецки, а может, как принято у французов, рога против нечистой силы. Центром этого оживления являлся щекастый белобрысый субъект с носом-пуговкой, в гавайской рубашке и с сигарой в зубах.
– Кто такой? – спросил Каргин, косясь на белобрысого.
– Бак Флетчер из «Вашингтон пост», – шепотом ответил Рогов. – Говорят, та еще язва!
Затем юрист наклонился к микрофону и произнес:
– Дамы и господа, мы начинаем пресс-конференцию мистера Алекса Керка, президента «Халлоран Арминг Корпорейшн», прибывшего вчера в Ата-Армут. Прежде всего я собираюсь проинформировать вас, что данная корпорация представляет в Туране не только собственные интересы, но также, согласно договору между ХАК и «Росвооружением», уполномочена…
Он говорил ровным уверенным голосом, округлыми фразами, как и положено опытному юридическому поверенному, и Каргин, убедившись, что шепоток в зале стих окончательно, уже не прислушивался к словам юриста. Рядом с ним сидели Перфильев и Флинт, и их профессиональная беседа на корявом английском и столь же корявом русском была куда интереснее. Флинт пояснял Владу, как тренируют морпехов в Штатах: ползешь, мол, на карачках по грязи со стофунтовым снаряжением, а по пятам сержант, орет и башмаками в задницу пинает. Перфильев с усмешкой возражал, что это мелочи, и что в российской армии пинок по мягкой части есть мера поощрения, а если нужно наказать всерьез, то бьют по яйцам. Флинт, усмехаясь в свою очередь, любопытствовал: а не ведет ли этот варварский обычай к падению рождаемости? Ведь в мирное время первая задача солдата – воспроизводство населения.
– …на этом я кончаю свою вступительную речь и передаю слово мистеру Алексу Керку, – услышал Каргин.
Он поднялся, поманил к себе Каня и начал говорить – разумеется, на английском, неторопливо, давая возможность Максу сделать двойной перевод, на русский и на туранский. Каргин не был мастером публичных выступлений, однако речи держать ему приходилось, и перед строем солдат, которые через мгновение пойдут в атаку, и перед лицами начальствующими, коим полагалось докладывать ясно, кратко и четко. Так он сейчас и говорил, хотя это выступление было смесью фантастики пополам с издевкой и сильно отличалось от прежних.
Речь шла о грушевом компоте, нефтепроводе по дну Каспия, производстве биотуалетов для войск НАТО, пряжек и пуговиц из туранской меди, каракулевых генеральских папах и тому подобных прожектах, коими ХАК собиралась осчастливить Среднеазиатскую Республику в самом скором времени. Перечислив все это, Каргин сделал паузу, и тут же, не дожидаясь перевода последних фраз, поднялся спецкор журнала «Гарем».
– Вопрос, ага президент. Переведите! – он помахал рукой Максиму.
– Без перевод. Мой русски понимать, – сообщил Каргин. – Понимать о'кей, только говорить диффикулт. Ю… как это на русски?.. ю болтать свой вопрос.
– Не столько вопрос, сколько предложение, ага. Может быть, вы разобьете плантации каучуконосов в предгорьях Копетдага и построите фабрику по выпуску армейских презервативов и фаллоимитаторов?
– Бриллиант айдиа! – воскликнул Каргин. – Почему нет?
Теперь загомонили в разных концах зала, там, где сидели турки, китайцы, французы и, кажется, исламисты из «Туран гази». Но всех перекричала дама с пронзительным голосом, напоминавшим скрип несмазанных колес арбы:
– Гульбахар Ибрагимказиева, «Туран бишр»… Вы что себе позволяете, так называемый ага президент? Смеетесь над нами? Вы…
– Не смеяться, мисс бишр, абсолютли не смеяться. Как можно? Вери серьезен есть. Мой утверждать: где проявиться наша корпорейшн, там быть джайнт бизнес. Огромный! – Каргин широко развел руки в стороны, чтобы уточнить размеры бизнеса, потом уставился на Бака Флетчера из «Вашингтон Пост». Тот ерзал, вертелся и подскакивал – видно, не терпелось белобрысому принять участие в дискуссии, да местные не давали слово вставить.
Вскочил корреспондент «Туран гази».
– Вы полагаете, что наше руководство позволит вам резвиться в Туране со всеми этими компотами, пряжками и папахами? Думаете, у вас в Америке все умники, а здесь дикари и идиоты? Ошибаетесь, ага! У нас тоже есть национальная гордость, и наш туран-баша…
Каргин выпрямился, расправил плечи и приложил ладонь к сердцу.