копейки не выпросишь, ни у арабов, ни у турок, ни у китайцев. Опять же работников грамотных не найти, а те, что есть – ворованные… ну, и с комплектующими проблемы… Так что если спалить, заново не сделают!
– Узнаем, где «косилки» спрятаны, тогда решим, палить их или нет, – промолвил Каргин. – Тут такая обстановка, что с демонстрацией тянуть не собираются. Отправлюсь я к президенту и…
Сергеев кашлянул.
– Стоит ли, Алексей Николаевич? Давайте обсудим этот вопрос. Есть все основания утверждать, что Прохоров с Барышниковым были похищены тайной сардаровой службой. Их спрятали в Кара-Сууке, в лагере бандитов – или, если угодно, местных повстанцев – и человек Таймазова по кличке Нукер являлся их допрашивать. Следовательно, Таймазов и Габбасов были связаны, а значит, сардар не может не знать о разгроме банды. Наверняка догадывается и о том, кто пленников освободил… Знает, но молчит! В СМИ ни звука! И если делается это с умыслом и с ведома туран-баши, то всякие контакты с ним опасны.
– А если у Таймазова своя игра? – возразил Каргин.
– Если своя, это уже интереснее. Если он на президента замышляет, поторговаться можно, и с тем, и с другим… Свалить Курбанова, Таймазова поставить, но за известную плату… – Лоб Сергеева пошел морщинами. – Только способен ли Таймазов на столь решительный демарш? У вас, Алексей Николаевич, с ним было рандеву. Что скажете? Какие впечатления?
– Смутные. Думаю, трусоват.
– Вот видите! Если они заодно, опасно вам к президенту ехать, да и в Армуте незачем оставаться. Людей своих вы нашли и выручили, так что летите себе в Москву, а что до «Шмелей», то мы их без вас разыщем и ликвидируем. Главное, есть уверенность, что машины целы и держат их, скорей всего, на старом ракетном полигоне. Целы! Иначе зачем на автоматику тратиться да торг затевать, и с вами, и с арабом? – Побарабанив пальцами по столу, Сергеев резюмировал: – Летите! Риска меньше, а дела не пострадают.
«Спровадить меня хочет. А почему?» – подумал Каргин и твердо произнес:
– Благодарю за совет, но дела я привык сам заканчивать. Вы, подполковник, вот чем займитесь… – Он протянул Сергееву дискету. – Здесь список лиц, изготовлявших ДМУО для туранцев – там, в Челябинске, в КБ Косильникова. Получен от Ростоцкого в обмен на гарантию вывоза семьи. Мою гарантию! Так что вы уж постарайтесь, чтобы жена его и детки вернулись в целости в Челябинск. А список отправьте в Москву, старым своим друзьям, пусть меры примут.
– Нет проблем! – Сергеев жадно ухватил дискету. – Что еще, Алексей Николаевич?
– Да. Найдите мне Нукера. Что-нибудь вам про него известно?
– Известно. Когда Ростоцкий назвал его фамилию, вспомнился мне один человечек… – Глаза бывшего кагэбэшника привычно обратились к потолку. – Дантазов Амирхан, таджик, сорок четвертого года рождения, служил во внешней разведке, в Турции и Иране, а при Горбачеве, в конце восьмидесятых, уволен в отставку. Профессионал! Чин у него как у меня – подполковник. Думаю, теперь он возглавляет частную секретную службу сардара или самого президента… А зачем он вам, Алексей Николаевич?
– История с Барышниковым и Прохоровым его рук дело. И над Костей он измывался… Даром это не сойдет!
– Упрямый вы, – со вздохом сказал Сергеев. – Ну, найду я его, найду… Невеликий город Армут, поменьше Сан-Франциско… Найду!
Он ушел, а Каргин некоторое время прогуливался в лоджии, размышляя о загадочных талантах и возможностях Сергеева, подполковника в отставке, бывшего сотрудника КГБ. Или не бывшего? И не подполковника? Может, и не Сергеева вовсе? То, что он трудился на «варягов» – само собой, за приличные деньги – не означало, что круг интересов Сергеева этим ограничен, и что он не берет подряды на стороне. Такой искусник всем полезен, от нынешних российских структур безопасности до парагвайской разведки, думал Каргин, прохаживаясь от пальмы к фикусу. Ну, Парагваем он не соблазнится, а вот другие наниматели…
Шорох шин по асфальту отвлек его от этих мыслей. Он посмотрел вниз и увидел, как черный «ЗИМ» поворачивает с Рустам-авеню на Бухарскую. Рановато приехали, мелькнула мысль. Выбрать, проверить, сторговать, договориться об отправке – тут не два часа нужны. Или случилось что-то?
Предчувствия его не обманули.
Перфильев ворвался в офис с покрасневшим лицом и налитыми кровью глазами.
– Ну, Леха, история! Минбаши-то нашего того… Повесили или расстреляли, а может, по местному обычаю, за ноги к кобыле, и в степь… Преставился, в общем, минбаши! И два его помощника тоже! Официальным порядком, в двадцать четыре часа: следствие, суд и казнь за расхищение военного имущества. Один сержант остался, он и рассказал… Трясется весь, бормочет: через неделю приходи, нового начальника пришлют, тогда и лавочка откроется.
– Если опять откроется, тогда за что повесили? – с недоумением спросил Каргин. – Какая разница, этот минбаши торгует или другой?
– Не с теми, значит, торговал, – пояснил Перфильев. – Кстати, его и помощников гвардейцы казнили. Как, сержант не видел, но увели их хунвейбины из чеченской гвардии.
– А что ты встрепанный такой?
Влад оскалился.
– Да вот, понимаешь… Пока я с сержантом базарил, гвардейцы подвалили, двое, один чечен, а другой по-русски вовсе ни буб-бум. Кто, откуда, приехал зачем, что за машина у тебя, почему большая да черная, и все тому подобное… Потом чечен и говорит: я с тобой сделаю, что захочу. Денег дай, тогда отпустим! Ну, я дал.
– Много?
– До завтра не очухаются, – сказал Перфильев, потирая кулаки. Он собирался что-то еще добавить, но тут зазвонил телефон.
– Слушаю!
– Алекс, вы?
«Кто меня тут может Алексом звать?» – мелькнуло в голове у Каргина, но в следующий миг голос вспомнился. Прикрыв ладонью трубку, он шепнул Перфильеву: – Ягфаров! Иди в гостиную, к параллельному аппарату.
Потом произнес:
– Рад слышать вас, Райхан.
– Взаимно, мой дорогой. Завтра мы с вами увидимся – как обещалось, президент изволил вас пригласить. Точное время не назначено, явиться можете когда угодно, так как останетесь ночевать. Утром вас куда-то повезут, и думаю, что по воздуху. Полюбуетесь на наши горы.
– Хорошая новость. Куда ехать, Райхан? В Карлыгач?
– Нет, в Елэ-Сулар.[57] Место еще примечательней Карлыгача – большие пещеры в горах, а в них теплые озера. Целебные! Саид Саидович любит здесь отдыхать. Только…
– Да?
– «Кадиллак» к пещерам не пройдет, не развернуться ему на горной дороге, так что езжайте, Алекс, своим транспортом. За Кизылом второй поворот налево, у шестнадцатого километра. Никак не пропустите – вас там будут ждать проводники. – Помолчав, Ягфаров спросил: – Водитель у вас хороший, опытный? Там серпантин виляет, пропасть с одной стороны, а скалы с другой.
– Проедем, – сказал Каргин и распрощался.
Интермедия. Ксения
День, когда привезли Константина Ильича, и следующий за ним выдались суматошными. Пришел доктор, молчаливый и строгий, возился с костиной ногой, врачевал порезы, и Ксении казалось, что не медик у постели раненого, а художник-реставратор, снимающий страшную маску с его лица. Смыли остатки крови, наложили швы, и оказалось, что лицо у Кости хорошее, и даже пластырь и бинты его не портят. Не очень молод, думала Ксения, мотаясь туда-сюда с полотенцами и тазиками теплой воды, лет, должно быть, за тридцать, но для мужчины это самый возраст. Не молод, зато красив! Кто-то, быть может, не заметил бы этой красоты, сказал бы, что лепка грубоватая, скулы слишком широки, лоб упрямый, как у бычка, глаза запали и кожа бледная, точно у покойника. Но Ксения смотрела иным взглядом – тем, что бывает у женщины, успевшей настрадаться от злобы, жадности и похоти мужской и вдруг обнаружившей, что есть и другие мужчины, те, что не требуют, не покупают, а дарят.
Он искал ее глазами. Кто бы ни находился рядом, друг ли его Владислав, или Алексей Николаевич, или огромный темнокожий Флинт, он искал ее и только ее. Со стесненным сердцем Ксения замечала, как вспыхивают костины зрачки, как розовеют щеки, смягчается линия рта – видела это, и отвечала взмахом ресниц: я здесь, я около тебя, и я тебя не покину. Наверное, за два минувших дня они не сказали друг другу и двух десятков слов – говорил Перфильев, о чем-то вспоминал, смеялся хрипло, травил анекдоты – но не было нужды в словах. Они общались по-иному, на древнем беззвучном языке взглядов, улыбок и жестов.
На третий день все куда-то разбежались, только Алексей Николаевич сидел в офисе да Рудик дежурил в коридоре. Ксения притащила поднос с завтраком, накормила Костю, помогла добраться до ванной и снова уложила в постель. Он уже не был так слаб, как в первые дни, просился в кресло, но Ксения сказала: доктор велел лежать. Костя лег, только руки ее не выпустил. Попросил:
– Расскажи…
Она опустила глаза. Пока жила в Армуте, не раз об этом думала: когда-нибудь услышит от кого-то: расскажи… От мамы, от подружек или от парня… Расскажи про Керима, про потные простыни и шелест падавшего на пол платья, содранного жадными руками, про номера армутских гостиниц, про жесткий стол под лопатками, про боль и губы, закушенные в муке… Расскажи, как была наташкой!
– Я… – Она отняла руку, закрыла ладошкой глаза, стараясь не расплакаться. – Я…
– О другом спрашиваю, – тихо произнес Костя. – Откуда ты? Лет сколько? Мать и отец у тебя есть? Братья, сестры? Где живут, чем занимаются?
– Мама есть, – с судорожным вздохом выдавила Ксения. – Из Смоленска мы… Мама в детском садике работает… А лет мне двадцать. Скоро будет…
– Двадцать… скоро будет… – повторил он. – Девчонка ты совсем… красивая… А мне, Ксюша, тридцать пять. Старый для тебя, наверное? И собой хорош не очень…
Она вытерла слезы, сунула ему мокрую ладонь и отчаянно замотала головой. Нет, не старый! И собой хорош!
– А я из Тулы, – промолвил Костя, гладя ее по щеке. – Отец, мать, сестра и два братана – все на тульском оружейном… Мастера! Родители уже немолодые, теперь со мной в Москве живут. Предки наши тоже были мастерами, кто кузнец, кто токарь-слесарь, кто гравер, один я в бойцы подался. Помнишь про Левшу, который блоху подковал? Так вот, Ксюшка, фамилия у него точно была Прохоров!