И вдруг в коридоре раздался грохот.
Ариста уже давно не слышала этого звука — скрежета по камню. Кто-то открывал дверь темницы. Затем послышались грубые голоса и шаги.
Топ-топ.
Это шагали стражники, но с ними был еще кто-то в более мягкой обуви. Один шел, другой спотыкался.
— Бросьте их в четвертую и пятую камеры, — приказал стражник.
Опять стук каблуков. Распахнулась дверь одной из камер. Послышался скрип, дверь захлопнулась. Снова раздались шаги и такой шум, словно по каменному полу волокли что-то тяжелое. Звук нарастал, потом стих возле ее двери.
Открылась еще одна камера. Что-то рухнуло на пол, раздался стон боли.
Топ-топ-топ.
Видимо, стражники вышли в коридор и заперли за собой дверь. Ариста поняла, что они привели нового заключенного. Итак, ее опять оставили без пищи, воды и помощи. Не будет даже спасительной казни.
Ариста продолжала лежать неподвижно. Шум за дверью нисколько не испугал Джаспера. Она слышала, как он посапывает у самого ее уха. Было понятно, что через несколько мгновений крыса возобновит свою трапезу. Ариста снова заплакала.
— Ариста, ты там? — донесся откуда-то издалека чей-то голос.
Ей показалось, что это… Нет, наверное, померещилось.
— Ариста…
Она помотала головой, чтобы прогнать наваждение.
«Что происходит? — в смятении размышляла она. — Это обман слуха или демон, созданный моим воображением? Неужели я схожу с ума?»
— Ариста, ты меня слышишь?
Голос казался таким реальным.
— Адриан? — произнесла она тихо и сама испугалась, что он ее не услышит.
— Да, это я!
— Что ты здесь делаешь? — Ей казалось, что слова вылетают изо рта точно облачка пара.
— Я пришел, чтобы тебя спасти, но мне не повезло.
Послышался звук раздираемой ткани.
Все потеряло смысл. Как и остальные сны, этот оказался одновременно глупым и чудесным.
— Я все испортил и проиграл. Прости.
— Не нужно извинений… — сказала она своему наваждению, и голос у нее дрогнул. — Для меня много значит, что ты… Что кто-то пытался…
— Не плачь, — сказал он.
— Сколько у меня осталось времени до казни?
Наступила долгая пауза.
— Скажи мне, пожалуйста, — взмолилась она. — У меня уже нет сил это терпеть. Я хочу умереть.
— Не говори так! — крикнул он так громко, что Джаспер бросился наутек. — Никогда так не говори.
И снова наступило долгое молчание. Хотя в тюрьме воцарилась тишина, Джаспер так и не появился.
Башня качалась из стороны в сторону. Ариста искала свой гребень под кроватью, но и там его не было. Этого не может быть! Все гребни были на месте, кроме самого первого из подаренных отцом и самого главного. Она непременно должна его отыскать.
Поднявшись на ноги, Ариста вдруг заметила свое отражение в зеркале с рамкой в виде лебедей. Она сильно похудела, очень-очень. Глаза у нее ввалились и стали похожи на шарики, вдавленные в тесто для пирога. Щеки запали, в безгубом рту виднелись гнилые зубы. Ломкие, слабые волосы местами повыпадали, обнажив большие участки бледной кожи. Ее мать с печальным лицом стояла у нее за спиной и осуждающе качала головой.
— Мама, я не могу найти своего гребня! — воскликнула Ариста.
— Это уже не имеет значения, — мягко ответила мать. — Все почти закончилось.
— Башня падает. Все рушится, но я должна найти гребень. Он только что был здесь. Я точно знаю. Эсрахаддон сказал, что я должна его отыскать. Он сказал, что гребень лежит под кроватью, а его там нет. Я всюду искала, время подходит к концу. Мама, неужели я не успею его найти? Уже слишком поздно. Слишком поздно!
Ариста проснулась и открыла глаза, но было так темно, что она не заметила разницы. Ничего не изменилось, она все так же лежала на каменном полу. Никакой башни не было. И нет никаких гребней, а ее мать давно умерла. Просто ей приснился страшный сон.
— Адриан, мне так страшно, — сказала она в темноту.
Ответа не последовало. Значит, он тоже был частью ее сна. И сердце у нее снова сжалось от горести.
— Ариста, все будет хорошо, — снова послышался тот же голос.
— Ты мне снишься.
— Нет, я рядом.
В его голосе слышалось напряжение.
— Что-то не так? — спросила она тревожно.
— Нет, все в порядке.
— Нет, не все…
— Просто я устал. Я поздно лег и… — Он вдруг осекся и застонал.
— Потуже затяни повязку на ранах, — заговорил другой мужчина. Ариста его не узнала. Голос у него был низкий, громкий, уверенный. — Используй ногу как рычаг.
— Какие еще раны? — спросила она.
— Ерунда, — возразил Адриан. — У стражников было игривое настроение…
— У тебя сильное кровотечение? — спросил другой голос.
— Кажется, все под контролем. Трудно сказать, мешает темнота. Немного кружится голова.
Вновь послышались чьи-то шаги, и распахнулась дверь в соседнюю темницу.
— А ее бросьте в восьмую, — сказал стражник.
Дверь в камеру Аристы открылась, и в ослепительном свете факела, который держал в руке стражник, она с трудом разглядела знакомое лицо. Это была леди Амилия.
— Восьмая занята, — крикнул стражник кому-то в коридоре.
— Восьмая завтра освободится. Посидят одну ночь вдвоем, ничего страшного.
Стражник втолкнул новую узницу в камеру Аристы, захлопнул дверь, и помещение мгновенно погрузилось в темноту.
— Храни меня Новрон! — вскричала Амилия.
Ариста почувствовала, что помощница императрицы опускается рядом с ней на колени и гладит по голове.
— О, Марибор! — воскликнула Амилия. — Элла, бедняжка, что они с тобой сделали?
— Амилия, это вы? — послышался голос мужчины.
— Да, это я, сэр Бректон!
— Но как вы сюда попали? — спросил рыцарь.
— Они хотели, чтобы я заставила Модину обвинить вас в измене. Я отказалась.
— Значит, императрица ничего не знает? И мы здесь не по ее воле?
— Конечно, нет. Модина никогда бы на такое не согласилась. Это все дело рук Сальдура и Этельреда. О, бедняжка Элла, ты такая худая и больная. Мне так жаль.
Ариста почувствовала пальцы Амилии на своей щеке и вдруг вспомнила, что уже давно не слышала голоса Адриана.
— Адриан, ты меня слышишь? — спросила она, но так и не дождалась ответа.
— Адриан, — испуганно вскрикнула Ариста.
— Элла, то есть Ариста, успокойся, — сказала Амилия.
У Аристы сжалось сердце, когда она поняла, как важно для нее слышать его голос, знать, что он все еще жив.
— Адриан…
— Я здесь, — отозвался он, но голос был слабым и усталым.
— Ты в порядке? — спросила Ариста.
— В основном, но я иногда проваливаюсь в дремоту.
— Кровотечение прекратилось? — спросил сэр Бректон.
— Думаю, да.
Ночь уже вступала в свои права, но за окном Модины по-прежнему раздавались гневные крики толпы. Перед дворцом собрались сотни, возможно, тысячи людей. Голоса купцов, фермеров, матросов, мясников и строительных рабочих, казалось, слились в один протяжный вой. Они изо всех сил стучали в ворота. Модина заметила также, что некоторое время назад над каменными стенами начал подниматься дым. В опустившейся на город тьме мерцали костры и факелы.
«Что там горит? — терялась в догадках она. — Чучела регентов? Сами ворота? Или огонь развели, чтобы приготовить ужин?»
Модина сидела у открытого окна в полной темноте и вслушивалась в крики, которые приносил издалека холодный ветер.
Неожиданно дверь в ее спальню распахнулась, но она даже не повернула головы, поскольку знала, кто пришел.
Это был регент Сальдур, за ним следовал Нимбус.
— Вставай, маленькая идиотка! — крикнул регент. — Ты должна произнести речь, чтобы успокоить народ.
Он торопливо вбежал в спальню, однако тут же повернулся к Нимбусу и протянул ему пергамент, который держал в руке.
— Возьми это и заставь ее прочитать.
Нимбус медленно приблизился к регенту и поклонился:
— Ваше сиятельство, я…
— У нас нет времени на глупости! — взорвался Сальдур. — Заставь ее это прочитать, больше от тебя ничего не требуется.
Пока Нимбус торопливо зажигал свечу, регент с видом крайнего нетерпения расхаживал по комнате взад и вперед.
— Нимбус, почему у двери нет стражи? — недовольно спросил Сальдур. — Ты можешь себе представить, что произойдет, если кто-то уведет ее отсюда? Пусть солдаты встанут на часах у дверей спальни сразу после того, как мы уйдем, или я найду кого-нибудь другого на смену Амилии.
— Да, ваше сиятельство.
Нимбус поднял свечу на уровень плеч и оробевшим голосом произнес, обращаясь к Модине:
— Их сиятельство почтительно просит вас прочитать это…
— Проклятие! — Сальдур выхватил пергамент у Нимбуса и так близко поднес его к лицу Модины, что она ничего не смогла бы прочитать, даже если бы умела. — Читай!
Модина не шелохнулась.
— С Амилией ты разговаривала более чем охотно. С ней ты болтала не переставая. Ты даже посмела мне перечить, когда я хотел ее наказать за то, что разрешала тебе играть с тем проклятым псом. Слушай меня внимательно, маленькая императрица. Или ты сейчас громко прочитаешь слово в слово то, что здесь написано, или завтра утром твоя малышка Амилия будет казнена вместе с остальными преступниками. И не думай, что я не сдержу слова. Я уже отправил ее в темницу.
Модина не двинулась с места. Сальдур ударил ее по лицу. Она пошатнулась, но не издала ни звука, даже руки не подняла, чтобы защититься. Из разбитой губы начала капать кровь.
— Ах ты, безумная маленькая сука! — крикнул Сальдур и ударил ее еще раз.
Но Модина и на этот раз не выказала ни страха, ни боли.
— Я даже не уверен, слышит ли она, ваше сиятельство, — сказал Нимбус. — Ее величество иногда впадает в транс от избытка чувств.
Сальдур долго смотрел на недвижную, словно статуя, девушку, затем вздохнул и недовольно произнес:
— Ну ладно, если к утру толпа не разойдется, мы пошлем солдат, чтобы они проложили дорогу к собору. Но бракосочетание состоится в любом случае, а потом мы от нее избавимся.