Маделар, Вирак и Гарвин Алнез, которому я доверял больше других, уверяли — Старые сотни Стражи Караэна полностью вооружены и готовы к бою. То, что щиты есть не у всех это нормально. Достаточно, чтобы ими был вооружен передний ряд. А строиться Стража все равно будет глубиной в пять-десять рядов, так что щитов хватит.
В этом был смысл, учитывая, что треть Сражи все равно арбалетчики. Полгода назад я послал две сотни Стражей Караэна Джевалу. С помощью них он победил в крупной стычке, которую назвал битвой, отбив еще один укрепленный мост на Башенной реке. И я отозвал их назад, чтобы проанализировать опыт. В общем, все что говорили Великие Семьи оказалось правдой. Правда, по сути Джевал использовал Стражу как самодвижущуюся стенку из мяса. Но это была хорошая стенка.
Однако, теперь, даже если считать без щита, кольчуги и бригантины, обычный Страж Караэна нес только на себе оружия примерно на 60 сольдо. Одна только кольчуга эту сумму удваивала, но даже так — 60 сольдо это пятилетняя зарплата признанного и уважаемого подмастерье. По моим прикидкам, таких было на весь Караэн человек триста. Правда, тех кто был гораздо богаче, было сильно больше. Тут практически нет среднего класса. Но если сравнивать с моим миром, то Сраж Караэна, даже самый не дооснащённый, таскал на себе примерно квартирку в Москве. Неудивительно, что он полагал вполне естественным завести слугу. Впрочем, поскольку тут были свои представления о дисциплине и порядке, эти мочильеро нигде не числились. Кормили и платили (если платили) Стражи им за свой счет. Поэтому я не был сильно против.
Регуляры по-прежнему делились на десятки — я отчаянно желал, чтобы у них было много унтер-офицеров. Вот нутром чуял, что так надо. Маделар, да и остальные, настаивали, что сотня — очень неудачное число. В бою удобнее всего управлять двадцатью-сорока людьми. Примерно как у тех же сорских пиратов. Команда корабля. Да и вне боя именно такое количество людей лучше всего — если больше, говорили они, нельзя уследить за всеми. «Начинаются вражда внутри отряда или беззакония, направленные либо внутрь, либо наружу — и скоро такой отряд станет скорее разбойниками, чем защитниками».
Поэтому теперь отряды регуляров состояли из полусотни. Две полусотни формировали единый отряд с двумя командирами — старшим и младшим. Обычно был некомплект — либо кто-то заболел, либо кто-то ушёл на побывку к родственникам, — так что по факту все «сотни» были человек в восемьдесят.
Ну и четыре сотни я считал полноценным батальоном, способным действовать вместе. Слова «батальон» тут не было, но было слово «группа», которое можно было использовать как синоним слова «отряд». Даже вот такие, мелкие сложности чисто филологического свойства напоминали мне, насколько же я ещё далеко от исполнения своих планов.
Тем временем по трапам временного наплывного моста пошли влекомые големами Красного Волока тяжёлые повозки. Этих существ всё ещё откровенно сторонились, но уже не боялись. Привыкли. Десяток работал в гильдии оружейников, десяток — у ткачей, ещё десять я отдал долгобородам. Даже Университет получил свой десяток. Остальные пять десятков в основном выполняли самую простую и тяжёлую работу.
Оказалось, что големы довольно уязвимы и могут запросто «помереть», если их проткнуть — случайно или намеренно. Может, не сразу, но заживление у големов около нулевое. Это очень сильно испортило многочисленные планы по использованию их в бою.
Големы учились медленно и по-прежнему смогли освоить только команды вроде «хватай больше, кидай дальше», что затрудняло их использование на полях, в сельском хозяйстве — как оказалось, это достаточно сложный, полный нюансов труд. Может, и не очень трудный для людей, но слишком сложный для этих резиновых дыдлд. Только некоторые работы — да и то под присмотром. Это, как позже признался Фанго, сильно успокоило караэнцев — многие арендаторы всерьёз побаивались, что землевладельцы заменят их големами.
А потом кто-то заметил: големы иногда оставляют хлеб. Маленький, кулачок чёрствой корки или половинку булки. Кладут её у дороги, на край камня или пня — всегда аккуратно, будто для кого-то конкретного. Один раз один даже вернулся обратно, чтобы положить рядом ещё.
Красный Волок сказал, что это просто ошибка в цепочке действий. Что они учатся по образцам, и где-то, наверное, видели, как человек делится. Мне почему-то это не понравилось.
Я скормил Красному Волоку мелкую пыль и десяток совсем раскрошившихся пластин рогов демонов из запасов семьи Итвис, и Красный Волок обещал мне выдать ещё две сотни «работников» через год. С условием, что теперь я верну десять из первой партии. Я понимал, что так он собирает о нас сведения и учится. Однако, если бы он мог быть опасен больше, чем сейчас, то за тысячу лет он бы это как-то показал. Пусть.
Я двинулся к мосту по дороге. Люди на ней выстраивались вдоль обочины и приветствовали меня радостными криками.
Глава 17Деньги и Закон
Проезжая через мост, я бросил в кожаную кружку волочилы сольдо, заранее взятое у Сперата.
— Дам второе, если обещаешь выпить во славу Императора, — крикнул я, так чтобы все услышали. Смысл был тут не в том, чтобы он выпил за Императора, которого в Долине почитали весьма условно, сколько в показной щедрости.
— Император и так славен, — тут же нашёлся волочила. — А вот выпить за здоровье Итвис, и чтобы у вас было ещё детей десять, так это я и без платы с удовольствием!
Хорошо сказал. С умом. Второй ребёнок у нас с Адель оказался девочкой. Это… не очень хорошо. В идеале нужно минимум двое сыновей. Основной и запасной. Но он пожелал мне сына в очень обтекаемой форме — молодец. Я отправил второе сольдо вслед за первым и двинулся дальше. Люди почтительно расступались, давая дорогу, и я не забывал улыбаться и кивать с оттенком благодарности.
— Кожевенник Четвертак Дерьмо, вы с ним говорили насчёт кожи для… — шептал тихонько Сперат. И я радостно называл по имени «знакомых». Как ему удавалось удерживать в памяти сотни имён? Это не переставало меня поражать. Я величественно кивнул человеку по имени Дерьмо и улыбнулся.
— Сеньор Четвертак? Как ваши дела?
Пришлось остановиться, чтобы выслушать его сбивчивый рассказ. Он собирался на юг Долины. Не в Устье, а ещё дальше, к одному из лагерей у захваченных мостов через Башенную реку. Он был уверен, что каждый такой мост охраняет не меньше сотни храбрых воинов, а уж для кожевника всегда найдётся работа в армии Джевала. А то тут люди совсем стали жадные, гнилые и тупые… Я перебил его, пожелал удачи и, сославшись на то, что негоже мне перегораживать дорогу, двинулся дальше.
Что мне нравилось в этом мире, так это то, что тут было трудно быть мудаком. Не знаю, что там за отклонения у этого Четвертака, но прозвище ему дали не за то, как он выделывал шкуры, а за его грязный язык. Этакий интернет-тролль, который оказался в реальном мире, но никак к этому не привыкнет. К нему не шли подмастерья, даже жена развелась. Суд дважды оправдал людей, которые его избили, и наложил штраф на него за оскорбление суда. Четвертак, впрочем, всё же не был лишён инстинкта самосохранения и пока не зашёл в своей ругани слишком далеко. И всё же, дела с ним я иметь передумал.
Мы миновали речные порты и квартал бурлаков, где теперь жили «таэнцы». И я в очередной раз поразился обилию деревянных конструкций всевозможных видов. Хотел бы я сказать, что эта деревянно-механическая революция произошла благодаря мне — но нет, просто после более чем года очень потной возни по расчистке Южного канала в тяжёлых условиях Великой Топи караэнцы здорово прокачались в прикладной механике.
Мы уже ехали мимо стен Караэна — наверху копошились долгобороды. Около двух сотен. Они тесали прямо тут камни и возводили из них выступающую над стеной стрелковую галерею — и делали это не по-долгобородски быстро. Караэн не мог нарадоваться на них и с нетерпением ждал, когда они возьмутся за Большую Стену — и уже даже изъяли или выкупили участки земли, где она должна будет пройти.
Но, увы, долгобороды были нарасхват. Их и так вытягивали из-под их гор сотней за сотней — умелые каменщики, они быстро переучились с привычной им подгонки камня под место, когда получается полигональная кладка, на выдачу немыслимого количества — по меркам дорогущих бродячих гильдий каменщиков — солидных, в полметра, блоков белого камня. И ловко складывали из них стены — строили новые казармы за Военными воротами, возводили укрепления в Устье, не меньше сотни бородачей перехватили Маделар для расширения своего замка.
Дело было в том, что они просили оплату за своё время, а не за конкретно выполненную работу. Сначала это всех настораживало. Но вскоре выяснилось, что в основном долгобороды работают быстро и качественно. Даже если где-то начинаются задержки — они весьма обоснованы.
Ушлый Вокула уже прикинул, что каменный мост с крепостной башней, вроде тех, что строила Башня на Башенной реке, обойдётся нам вчетверо дешевле, чем самой Башне. Не потому, что долгобороды дешевле, а потому, что они работали быстрее. Пожалуй, с сотней бородачей Горящий Пик строился бы не двадцать лет, а всего пять.
Тем не менее, несмотря на все преимущества — а может, именно благодаря им — долгобороды как насосом качали из Караэна золото и серебро в обмен на то, что складывают нам наш же камень. Впрочем, уже появились смекалистые малые, которые внимательно смотрели за работой бородачей и перенимали у них приёмы. Караэнцы быстро учатся тому, что приносит деньги.
Впереди, среди не особенно оживлённой дороги вдоль стен, показалась странная парочка. Первый — уродливый тип, с редкой в здешних местах лысиной. Морда у него когда-то была наглая и лоснящаяся. И явно толще, чем сейчас. Теперь же он сдал — может, оттого, что тащил на себе здоровенный, размером с его голову, булыжник с грубо выбитыми на нём символами Великой Матери. Когда-то богатая одежда из хорошего сукна теперь выцвела. Такого оборванца в Караэне трудно увидеть — даже землекопы одевались лучше. А за ним следовал человек в домотканой одежде, в тёплой шерстяной куртке, деревянных башмаках и с окованной железом дубиной. С обычным для этих мест смуглым лицом, тёмными глазами и волосами. Но с непривычно злобным выражением.