Так вот — такую кожаную броню эта мастерская сделает… Понятия не имею, за месяц или за год. Скорее за год. Тут примитивность технологии компенсируется тщательностью. Сам цикл от сдирания шкуры до готовой брони может длиться больше года. Они дуги для арбалетов год сушат в специальных складах с нужным микроклиматом — домики на склонах, чтобы ветер тянул. Один раз не укутал зимой, не уследил после дождя за влажностью — и всё пропало.
Неудивительно, что мы в моём мире в итоге стали делать всё из железа, а потом — из пластмассы. Это сложнее. Но проще.
Передо мной — абсолютно лояльный человек. Кого я планировал мимоходом завербовать в свою свиту… и вместо этого оскорбил. Мой промах. Последствие того, что я повёл себя как хороший человек в моём мире, а не как Магн Итвис.
Надо было прийти, сразу заявить свои права, напомнить, что я спас ему жизнь, и ткнуть носом в долг. А долг — в замкнутых, агрессивных сообществах — святое.
— Скажите, — я слишком задумался, и Вокула, стоявший позади, решил вмешаться. Впрочем, разумеется, он не стал вмешиваться в разговор людей благородных. Он обратился к проходившему мимо усталому лекарю:
— Насколько тяжелы раны этого храброго юноши?
— О… — лекарь картинно закатил глаза и нелепо всплеснул руками. Я почти уверен, Вокула заранее обсудил с ним эту «случайную» сценку. — Если бы не впечатляющие таланты сеньора Итвиса, всего нашего искусства бы не хватило, чтобы спасти ему жизнь!
Вокула, заметив, что его сообщник переигрывает, аккуратно подхватил его под локоть и увёл прочь.
Самое забавное — скорее всего, парень действительно мог бы умереть. Не факт. Но вполне возможно. Теперь Теар смотрел на меня по-другому.
— Выходит, я обязан вам жизнью, — прошептал он.
Я сел рядом. Доверительно.
— Клянусь Всепобеждающим Солнцем, однажды я отплачу вам тем же! — просипел он, морщась от боли.
Гордость? Честь? Благородство? В любом случае — он чувствовал долг. А это хорошо. Осталось только укрепить это чувство.
— Что ж. Тогда, со своей стороны, я обязан создать все условия для этого. Вы ведь не посчитаете ниже своего достоинства присоединиться к моей свите?
Когда мы вышли из палатки, я нашёл в толпе сопровождающих Волока.
— Слышал разговор внутри? — спросил я прямо.
Он секунду помолчал, потом кивнул.
— Запомни его, — велел я. — А теперь пошли. Покажешь, где ты там посадил семя одного дерева.
Глава 4Вопросы
Позже, уже ближе к вечеру, мы спустились в подвалы Горящего Пика. Долго шли между запасов. Горы тюков, пирамиды бочек. Я оставил всю свиту наверху — пусть пьют, едят и думают, что день завершён. За порядком следили Леон и Эскер. Один — обязательный, у другого — имя и титул. А сам я тихонько улизнул, взяв с собой только Сперата и Волока. Вокула намёк понял и растворился. А вот Фанго — нет. Он нутром чуял, что я полезу в Лабиринт. И его неуемное любопытство грызло его не хуже, чем крысы — наши запасы. Его мордочка мелькала позади. За это я его и ценю.
Вокула — молодец. С прошлого раза тут многое изменилось. Появились приспособления для подъёма грузов. Тележки. Это удобно. И даже таблички с записями — чего это, сколько, зачем. Не помню, говорил ли я так сделать или Вокула сам додумался. Склад стал напоминать строймаркет. Только с толпами кошек и светящимися цветами в горшках, под которыми кошки нежились. А может, с обстановкой и сами местные постарались — народ тут сообразительный.
Вообще, Вокула умудряется мастерски подбирать кадры. Вот, например, благотворительный караван беженцам у замка Эскера Дар. Оказывается, это наш кладовщик успел сгонять туда четырнадцать телег с уже окаменевшим мясом и овсом, начинавшим портиться. Ему было жалко выбрасывать — а своим раздать совесть не позволила. Телеги готовились для каравана с серебром, который вёл Белый Рыцарь. Но пока серебро собирали и пересчитывали — стояли без дела. Вот кладовщик и пристроил. Заодно испытал подвеску. Молодец. Леон хотел было его наказать, но Вокула посоветовал наградить:
— Разумная инициатива — залог процветания.
Я подарил кладовщику ношеную куртку со своего плеча. С карманами. Будет носить до старости, с гордостью. И писанную от своей руки грамоту с благодарностью. Вообще бесценно. Хотя, как посмотреть. Грамота мне сэкономила премию для оборотистого мужика. Вот из таких мелочей и складывается эффективное управление.
Я остановился у очередной груды мешков. В устроенном из шерсти «гнезде» вошкались котята, догрызая крысу. Поодаль стояло здоровенное корыто с песком — кошачий туалет. И приспособленная из горшка с узким горлышком «автоматическая поилка». Вот это уже точно моё. Водяные часы я этому миру так и не явил, так хоть это останется. Сперат немедленно начал возиться с котятами и гладить маму-кошку. Волок хмуро стоял поодаль, делая вид, что он слишком взрослый для такого. Я погладил трущегося рядом кота с бандитской рожей.
Остановился я не из-за них. Мне вдруг стало очевидно, насколько я богат. И насколько это богатство… трудно усваивается. Запасы в Горящем Пике — это не просто под осаду. Это хаб. Отсюда всё перераспределяется. В основном — провизия. И как же тут всего много.
Как бы ни были малы излишки натурального хозяйства, если собирать их со многих — это уже целая гора. Неудивительно, что фараоны и прочие древние цари затевали невероятные проекты. Я, пожалуй, тоже могу прокормить тысяч десять народу до следующего года. Храм, что ли, построить? Пирамиду? Ладно, сначала канал почистим.
Наконец, мы дошли. Пришлось свернуть сначала в узкий проход между кипами шкур, потом — в каменный отнорок.
— Оно… выросло, — сказал Волок. Бессмысленное, но честное замечание. Выдавало его потрясение.
В подвале пахло пылью, железом и сырой землёй. Там, между старыми, сломанными и погрызенными крысами бочками и мешками, в углу, под какой-то деревянной решёткой, лежало нечто, похожее на куст с тремя толстыми побегами. На вид — полуметровое деревце. Но не просто деревце.
В магическом зрении оно сияло. Слабо, но устойчиво. Листья подрагивали, как от ветра, хотя воздух был неподвижен. А у корней… были кости. Крысиные. И шкурки. Свежие.
— Оно само, — сказал Волок. — Я хотел только проверить, пустит ли корни. А оно пустило.
Я присел рядом, пригляделся. Один из побегов повернулся ко мне. Медленно. Почти с любопытством. Я не ощутил угрозы. Но и тепла — тоже.
— Огородить, — велел я. — Поставить решётку. Укреплённую. И предупредить всех — не кормить. Ни мясом, ни магией. Только свет и вода. Пусть само тянется к жизни, если захочет.
— А на болоте не нашёл, — пробормотал Волок. — Там, где я сажал. Либо не взошло… либо ушло.
Я ничего не ответил. Достаточно того, что одно взошло, а другое — исчезло. Значит, семена растут. Значит, Лилия будет довольна. Я надеюсь. С ней лучше поддерживать хорошие отношения.
А пока пусть это деревце поест своих крыс и подумает, чего хочет от этой жизни. Мы и сами часто не знаем.
Я оставил Волока у стражников, сторожащих тоннель с потайной дверью. Те давно привыкли к странностям и не задавали вопросов. Он молча кивнул, забрал у меня плащ и остался стоять у дверей, словно ждал, что я вернусь не через час, а через год. Он тоже привык к странностям.
Мы с Сператом спустились ниже. Я велел ему прихватить два мешка сушёного мяса — для Лилии. Лабиринт Горящего Пика всегда платит — за внимание к деталям или за его отсутствие.
Мы шли вглубь, туда, где тоннели становятся ровными, выложенными плитами, а воздух — терпким, как старое вино. В этот раз я заметил: камень под ногами менялся. Сначала — ровные плитки, потом — шероховатые, с проросшими в трещинах нитями какого-то гриба. Свет факелов дрожал, отбрасывая вытянутые тени. Где-то далеко слышался капель. Пахло пылью, металлом — и чем-то иным. Как если бы кто-то разлил старую кровь… и подогревал её.
Сперат шёл впереди, почти бесшумно, как кошка. Факел в левой, правая — на топоре. Мы оба знали: в этих коридорах можно встретить кого угодно. Или что угодно. Не всех тварей тут зачистили. Некоторые, может, научились открывать клетки изнутри.
— Почему именно сейчас? — тихо спросил Сперат. — Ты не спускался сюда с тех пор, как вернулся от долгобородов.
— Не знаю, — сказал я. — Почувствовал, что пора.
Я не ленился дважды проверять руны долгобородов. Помеченные опасностью тоннели зияли непроглядной тьмой — словно разинутые пасти. Мы в них больше не заглядывали. Прошли мимо покрытых мхом тел. Лабиринт — не то место, к которому можно привыкнуть.
— Напоминает подземелья вашего Поместья, — заметил Сперат.
— Да, — ответил я. — И в конце сидит кто-то, кто очень похож на Вокулу. Тоже знает все ответы.
Попытка шуткой разогнать мрак провалилась. Растворилась в темноте. Лабиринт ждал — когда мы сделаем ошибку.
В этот раз обошлось.
Перед тем как войти в логово Лилии, я остановился и с облегчением опустился на землю. Мне последнее время стало тяжеловато ходить в доспехах целыми днями. Сперат, без подсказок, выудил из жадносумки листок, стилус и чернильницу-непроливайку, которая, к чести мастера, действительно ни разу не проливалась. Опустил факел чуть ниже.
Я вывел местную цифру «один» — по-простому, палочку — и задумался.
— Как вы думаете, сеньор… ей там не одиноко? — тихо спросил Сперат. — Бывает ли ей страшно от того, что она в темноте? Или оттого, что она теперь?
— Это хороший вопрос, — кивнул я. И начал писать.
Вскоре мы пришли. Не торопясь вваливаться, я ещё из тоннеля крикнул:
— Лилия, мы пришли! Это мы!
Я едва сдержался, чтобы не добавить: «Как дела?»
— О, сеньор Магн. Я знаю. Я давно чую вас. Входите, не бойтесь. Сегодня я сыта. Пивовары делят власть, и множество людей уносят воды Фонтана по подземному каналу. Есть и важные — мягкие, жирные. Есть и просто злые — жилистые, как подошва. Интересно, куда поток несёт их дальше? Нет ли там гнёзд дикой нежити?.. Меня терзают эти вопросы, но, увы, я не могу ответить себе. Это мучительно. Любопытство заменяет мне теперь половину чувств…