— Отстань от меня! Я сам еще щенок, понял?
— Как? — опешил маленький гончак. — Ты же выше кустов!
— Зато ниже деревьев! — рассерженно хакнул Родя. Только теперь он понял, почему взрослые псы всегда недолюбливают свое потомство и стараются держаться от него подальше. Он вспомнил, сколько раз сам приставал к Честеру со всякими глупыми вопросами — и как тот морщил нос, тихо рычал и убегал.
Но в лесу бежать было некуда. Да и не оставишь этого Говоруна на съедение любой вороне.
— Знаешь, давай-ка ты сам понемногу иди. Мне и отдохнуть надо.
Говорун даже обрадовался, но, пройдя метров двадцать, устал и замерз. Пришлось опять брать его в зубы.
Словом, через неделю Родя выглядел едва ли не хуже, чем во времена заключения в караулке. Он устал, как бездомная собака, и еле передвигал ноги. Зато Говорун здоровел на глазах от свежего воздуха и свежего мяса. И тащить его становилось все труднее.
Правда, и стоянка стаи становилась все ближе. Наконец, под вечер они добрались до небольшого соснового бора, где теперь устроились гончие.
Родю встретил шквал голосов. Весь бор выл, хохотал, пел и плакал. Попытался взвыть и Говорун, но Родя посильнее прижал его зубами.
— Этого еще не хватало!
Навстречу им уже неслась Задорка, переливая свой голос от ре до си.
Глава тридцать втораяНовый названый брат
Она едва не сбила Родю с ног и бесцеремонно выхватила у него Говоруна.
— Где ты его взял?
— Там, где его оставила ты, — огрызнулся Родя. — Не попади я на вашу стоянку, он давно был бы у кого-нибудь в брюхе.
— Да я не нарочно… Мы торопились, — начала оправдываться Задорка. — Дичи вокруг давно не было… Шумило сказал «быстро!»…
Тем временем Говорун уже бодро ковылял по стоянке и подвывал:
— Мя-а-са! Мя-а-са! — Задорка сунула его себе под живот, чтобы накормить. — Тьфу! — скривился Говорун и выплюнул молоко. — Мя-а-са хочу!
— Ладно, успокойся, — рыкнула она, обидевшись. — Сейчас я отнесу тебя к братьям и сестрам, они тебя научат…
Говорун заорал благим матом. Было ясно, что голос у него, когда вырастет, будет роскошный бассоконтанте.
— Нет у меня никаких братьев, у меня один брат — Родька!
Родька! Не отдавай меня!
Задорка совсем растерялась. Она металась от щенка к Роде и обратно под смех лежавших неподалеку псов. Но на вопль малыша уже бежал Шумило со всей компанией русских гончих.
— Э, старый приятель! — удивился Шумило, увидев первым Родю. — Как тебя сюда занесло? Что, из школы выгнали? Или ты, может быть, на охоте!? Так, вроде, вы, легавчики, зимой не охотитесь. А, может, снова решил сдаться в плен? — Гончаки вокруг басовито рассмеялись, а Роде стало не по себе. Он вдруг представил, что ему опять придется ходить для них на разведку, и тогда прощай вольная жизнь.
— Нет, — честно признался он, — в плен я больше не хочу. Я пришел… Я пришел попросить вас… помочь мне…
— По-о-омо-о-очь? Тебе? — хором удивились гончаки.
— Ты же знаешь, мы птиц не ловим, — напомнил Бушуй. — В чём мы тебе помощники?
— Дело в том, что… — Роде не хотелось рассказывать свою историю во всеуслышанье. — Давайте отойдем немножко.
Сеттер и гончак сели в сторонке, и Родя поведал Шумиле о тайне Дубового Луга и своем плане, который невозможно было осуществить без гончих.
Шумило выслушал и стал озабоченно выкусывать блох. В его густой шерсти они не переводились даже в морозные зимы.
— Не знаю, не знаю, легаш. Зима скоро кончится, собаки мои устали, а сил тут понадобится немало…
Родя понурился. Больше обратиться ему было не к кому. У гончаков лапы мощные, они могут сутками носится по снежному насту и никогда не собьют ноги в кровь.
Он совсем уже распростился, было, со своей мечтой, но тут вдруг снова раздался пронзительный вой Говоруна.
— А-а-а! Где мой брат?!
— Это что еще за певун? — удивился Шумило. — Что-то не припомню такого.
— Это Говорун, сын Задорки. Он случайно остался на старой лёжке, слепой еще. А я искал вас, ну, и нашел его. Он, как вырастет, своим басом вам кого хочешь поднимет, — печально улыбнулся Родя.
— Постой, постой… А как он тут оказался? — недоверчиво заложил широкие уши вожак.
Родя промолчал. Но Говорун уже ковылял к ним, беспокойно озираясь и неуверенно помахивая огоном.
— Родька! — пробасил он, подойдя. — Чего она меня молоком кормит? Ты лучше мне мышей опять налови! И, вообще, она голая какая-то, холодно! — и крошечный гончак зарылся в длинную Родину шерсть.
Старый пес, проживший не одну осень, всё понял без слов. Все охотничьи собаки считают свою жизнь не годами, а осенями: первая осень — значит, щенку еще нет и года, вторая — охотится первый год. Шумило представил, как юный, сам еще многого не знающий ирландец столько времени тащил по зимнему лесу полумесячного щенка — это дорогого стоило. И теперь — хочешь не хочешь, — а этот чертов сеттер стал их названым братом. — Ну, что ж, легаш, видно, так тому и быть. Эй, Бушуй, Рушай, Порывай, ко мне! А ты, Запевка, труби общий сбор! Совет держать будем.
Глава тридцать третьяГон
Вечером Шумило приказал всем хорошо поесть, а ночью крепко выспаться. Все строго выполнили приказ, и только Говорун не унимался и требовал взять его вместе с Родей. Однако, всех щенков с матерями было решено оставить на стоянке.
— Всё рано уйду, — проворчал Говорун и демонстративно лег в стороне от своих истинных сестер и братьев.
Наутро, с самой зарей, стая разделилась: те, кто посильней, отправились в леса, а послабее вместе с Родей помчались к Дубовому Лугу. Бежали молча, не отдавая голосов на всякую мелочь, вроде зайцев.
Роде пришлось трудновато: какое-то время он, конечно, мог бежать гораздо быстрее любого гончака, но через час вывалил язык на плечо. Гончие же шли ровным махом, и было видно, что они могут бежать так и много часов, и целый день.
Ночевали коротко и затемно снова пускались в путь. Наконец, послышался глухой рокот — это пыталась сбросить с себя ледяные оковы Большая Река. Наст стал еще жестче. Родя собрал последние силенки и первым выскочил на опушку, едва не раздавив Ежевику.
— Где Фатя? — даже не поздоровавшись, потребовал Родя. — Но Фаустус уже нёсся ему навстречу. — Я больше не могу. — Принимай гончих и разводи их вокруг луга. Только сначала иди сам, чтобы не напороться на хердеров. Где Алекс? На всякий случай возьми его с собой, хотя, я думаю, если что, гончаки и сами справятся.
Но короткошерстные стражи, видимо, боялись мороза, и гончие плотным кольцом спокойно затаились вокруг всего Дубового Луга. Родя в изнеможении лежал на сухом мху, который Ёжа старательно натаскала для него из-под снега. Иногда он жадно хватал снег, набивая полную пасть.
— Где же ты был? — не вытерпела все-таки Ёжка.
— Скоро узнаешь. А пока лучше попроси Алекса посадить тебя в дупло.
— В дупло? Ты с ума сошел? Где это видано, чтобы норная собака сидела в дупле?! Я тебе белка, что ли?
Возмущению Ёжки не было конца, но Родя все-таки настоял на своем. Ежевика обиженно завертела головой, но скоро ей понравилось смотреть на всех с невиданной высоты. Круглые глазки ее так и сверкали. Она урчала от удовольствия и успевала переругиваться с тремя белками и двумя совами одновременно.
Прошел час, потом другой. Зеленые звезды замигали над головами, и выплыла луна, приглашая всех собак повыть. Но гончие держались изо всех сил.
Наконец, издалека, как в прошлый раз, послышался плач и хохот. Но теперь они сопровождались глухим топотом, и, казалось, что земля задрожала под ногами. Белки заскакали по сучьям, птицы вылетели из гнезд, деревья стали раскачиваться и скрипеть.
Шум приближался с каждой секундой. Собаки окаменели, и только еле заметное дрожание хвостов выдавало их волнение.
Родя тоже поднялся, и они с Фатей и Алексом втиснулись в узкую канаву, летом бывшую руслом ручья.
— Ото-то-то! — уже близко раздался удалой лай гончих, и внезапно все вокруг задрожало, зашумело, затрещало. И, как лава из вулкана, на поляну хлынуло несметное стадо огромных кабанов-секачей. Они продирались напролом, ломая кусты и молодые деревья, сметая все на своем пути. А вслед за ними неслись режущие уши вскрикивания и истерические рыданья.
— А-а-а! — не то от восторга, не то от страха завизжала наверху Ёжка. — Гони, круши, хватай!
Наконец, обезумевшие кабаны выскочили прямо на Дубовый Луг.
Глава тридцать четвертаяВладыка Хундарики
Луг мгновенно потемнел от щетинистых спин этих мощных лесных животных. И тут же со всех сторон кабанов окружила плотная стена гончих, сидевших в засаде. Секачи заметались, не видя выхода. Тогда собаки с южной стороны смолкли. Стадо обрадовалось и бросилось туда. Но не успели они подбежать к кромке луга, как вой начался снова.
Так гончаки водили кабанов по всем четырем сторонам, и в результате через четверть часа весь Дубовый Луг представлял собой черную, изрытую, словно вспаханную мощным плугом, землю.
Родя помчался искать Шумилу, чтобы тот остановил гон. Кабаны уже сделали свое дело, а дальнейший шум будет только привлекать к себе внимание. И так уже, наверное, из города мчатся сюда хердеры, а со стороны караулки — овчарки. У него остается совсем мало времени.
Довольный Шумило нехотя согласился протрубить отбой. Гончаки, улыбаясь во всю пасть, постепенно собирались около вожака. Разумеется, под шумок они завалили немало добычи. Остальные кабаны, едва почуяв, что проход свободен, мощным потоком умчались куда-то вглубь леса.
— Спасибо вам, — Родя был готов расцеловать каждого пса. — Если бы не вы…
— Да что там, — проворчал Бушуй, — прошлое лето сколько ты нам зверя нашел. Ну, пока, легаш. Надо будет — свистнешь.
Стая шумно убежала, а Родя бросился на изрытый луг. Вонючие секачи источали самый сильный в природе запах — запах страха. И этот запах все еще висел над поляной и, конечно, изрядно заглушили все остальные запахи. Но эти преграды были не для Роди: он нашел место мгновенно.