Родя прикрыл глаза и сделал глубокий вздох. Да, этот неуловимый аромат приключений, силы, возможностей. Но, как ни странно, сейчас в нем хорошо читался и страх. Неужели это все от кабанов? Нет, тоненькая струйка страха исходила именно из-под земли.
Но колебаться было уже поздно. И Родя сделал первое движение правой лапой. Потом левой, и вот — движения слились в непрерывное мелькание. Вот уже скрылся нос, вот уши, вот вся голова…
Поначалу Родя еще слышал, как отчаянно верещала Ежевика — ей, наверное, тоже хотелось принять участие в раскопках. Потом будто бы раздавалось ворчание Алекса, заливистый лай Фаустуса и даже померещился басок Говоруна. Но Родя ни на что уже не обращал внимания — заветный запах становился все ближе и ближе. Он кружил голову, заставлял не думать об опасностях и даже забывать друзей. Да, Родя совсем забыл, что на поляне остались те, без которых он никогда не смог бы добраться до подземной тайны.
Он погружался в землю все глубже, и с каждым сантиметром незнакомое ощущение власти над всеми живущими охватывало его. Он, Рёдмиран Ибсен — победитель! Он самый умный, самый красивый, самый талантливый! Он — владыка всей Хундарики!
Неожиданно кто-то сильно потянул его за кончик хвоста.
— Что такое? — рассердился Родя, с трудом выплевывая набившуюся в пасть землю.
— Дело плохо, — донесся до него сверху голос Фаустуса. — Здесь Хнойниц. Видно, кабаны пронеслись по норе и растоптали ее — он и вырвался.
— Наплевать мне на вашего Хнойница!
Фаустус не поверил своим ушам.
— Ты что? Там Ёжка и Алекс водят его из последних сил. А если он выскочит на луг — тебе конец!
— Мне? — рассмеялся Родя. — Да я… Я сильнее всех в Хундарике!
Фаустус решил, что его названный брат сошел с ума, и стал тащить его из ямы силой. Родя разозлился не на шутку. Тайна почти у него в лапах — и оставить ее из-за какой-то ерунды?! Он вылетел из ямы и набросился на Фаустуса.
Щенки грызлись неумело, но яростно, ибо каждый считал себя правым. Летела тонкая золотая шерсть, рыжий клубок катался, рискуя все время свалиться в яму. Хорошо еще, что оба не умели как следует пользоваться взрослыми зубами, и укусы приносили обоим мало вреда.
И ни один из них не увидел и не почувствовал, что творится на краю луга.
Глава тридцать пятаяКто раньше?
А там разворачивался настоящий бой.
Действительно инспектор Хнойниц был разбужен проломившейся над ним крышей барсуковой норы. В дыру хлынул поток света и морозного воздуха. Харитон тут же выскочил на волю. Вся ярость, накопившаяся в нем за долгую зиму, выплеснулась в его злобном вое. О, как он страшно отомстит этим зарвавшимся щенкам! Вся Хундарика узнает, что такое инспектор Харитон Хнойниц!
Но тут вдруг его пронзила страшная мысль: «А если этот чертов сеттерёнок уже добрался до тайны? Нет, не бывать этому!»
Харитон бросился по следам в сторону Дубового Луга, но ему не повезло. Сначала он был изрядно помят гончими, которые мчатся, не разбирая дороги и сметая все препятствия, будь то хоть живой бультерьер. Придя в себя, Харитон все же стал упорно пробираться к цели — увы, за зиму, проведенную в норе, на дармовых харчах барсука, он так отъелся и растолстел, что мог бежать только очень медленно.
Однако инспектор так или иначе приближался к Дубовому Лугу. Именно на подступах к нему его и обнаружил Фаустус. Стрелой он помчался предупредить Алекса и Ёжку. Но трудно не заметить золотую стрелу на белом снегу — и Харитон свернул, решив подойти к лугу с другой стороны. Он шел осторожно, сливаясь белесой шкурой со снегом…
А тем временем к Алексу и Ёжке подошло неожиданное подкрепление. На опушке появилась еле дышащая Задорка с Говоруном в зубах. Причем, малыш беспрестанно пытался вырваться и ругался.
— Я же говорил, надо было сразу с ними бежать! А вот если с Родькой что случится, ты будешь виновата, ты!
Задорка в сердцах бросила сына в снег.
— Да пропади ты пропадом! — огрызнулась она.
— А вот и не пропаду, не пропаду! — забурчал Говорун. — Там не пропал и тут не пропаду! — И на своих еще плохо послушных ножках, маленький гончак важно заковылял к разрытому лугу.
Быстро обсудив положение, друзья решили отправиться по разные стороны луга и караулить Харитона, а Фаустуса послали предупредить об опасности Родю.
Но помощь брата неожиданно превратилась в драку с врагом.
А Харитон тем временем полз незаметный среди снега и добрался уже до самой кромки Дубового Луга как раз в том месте, где не было ни Алекса, ни Ёжи, ни Задорки. Он уже видел вырытую яму, чуял мощный запах власти. Всего один бросок — и загадка у него! К тому же, два дурачка дерутся как ни в чем не бывало, своими собственными лапами добыв для него награду!
И Хнойниц бросился вперед прямо по взрыхленной земле.
Разумеется, теперь белого на черном его тут же увидели. И все дело было уже только в том, кто добежит до ямы первым. К несчастью, Задорка очень устала и, к тому же находилась, на самом дальнем конце луга. У Ёжки были слишком короткие и кривые лапки, а бульмастифы и в молодости-то бегают не очень быстро.
Расстояние до ямы перед каждым участником гонки все больше сокращалось, но в то же время всем становилось все яснее, что бультерьер окажется там раньше остальных.
Родя же с Фаустусом продолжали драку и за рычанием не слышали ничего вокруг.
Хнойницу оставалось сделать последний прыжок, и он уже соединил для него все четыре лапы, как вдруг обо что-то споткнулся и, перелетев через голову, упал рядом с ямой. Это заняло всего несколько секунд, но их хватило на то, чтобы успела подбежать Задорка. Она еще успела пропеть торжествующий вопль удачной охоты и вцепилась инспектору в бок. И не успел тот зажать шею гончей в свою железную хватку, как на него уже навалился Алекс, а снизу повисла Ежевика.
Сопротивляться было бессмысленно.
Глава тридцать шестая и последняя
Два клубка распались одновременно. Пришедшие в себя Родя и Фатя с ужасом увидели поверженного Хнойница и стоявших над ним друзей. Вырытая яма зияла, как черная пасть.
Родя встряхнулся, словно пытаясь сбросить с себя какое-то наваждение. Все молча смотрели на него.
— Что ж, — спокойно, сказал, наконец, Алекс, — иди, доставай свое сокровище. Теперь тебе уже никто не помешает.
Но Родя не двигался с места. Ах, если бы он и без того не был красным сеттером, то покраснел бы с головы до ног. Что с ним случилось? Как он мог увлечься непонятно чем и забыть о своих верных друзьях? Нет, никогда больше не подойдет он к этому проклятому месту, которое едва не лишило его не только друзей, но и собачьей чести!
Родя стыдливо нагнул лобастую голову, медленно подошел к яме и, развернувшись, начал яростно ее закидывать.
— Эй, а меня-то куда? — послышалось вдруг возмущенное бурчание Говоруна. Ударами задних лап Родя едва не сбросил его в яму, не заметив среди кучи земли.
Родя замер, а Ежевика взвизгнула.
— Так ведь это он, он! Это об него споткнулся Хнойниц!
— Не он об меня споткнулся, — важно поправил Говорун, — а я ему под ноги прыгнул. Ничего ты не понимаешь, а еще такса!
— Хватит поучать взрослых! — взлаяла Задорка. — Вот еще — наказание, а не щенок!
Но Говорун уже подполз к Роде и надежно спрятался под ним. Яму зарыл до конца Фаустус.
— А теперь, когда все закончилось благополучно, сядьте-ка в кружок и послушайте, что я вам расскажу, — неожиданно предложил Алекс.
Все послушно расселись, а Харитона Алекс положил рядом с собой и на всякий случай поставил ему на спину лапу.
— Когда-то давным-давно, двадцать миллионов осеней назад, когда не было на свете не Хундарики, ни сеттеров, ни гончих, ни такс, и, вообще никаких пород, бродили по земле только страшные амфиционы — прародители всех нынешних собак. Кстати, от них появилась сначала бронзовая собака, потом пепельная, а уж от пепельной пошел и ваш род гончеобразных.
Говорун тут же высунул голову.
— Ага, значит мы первее всех!
— Ничего подобного! — Возмутилась Ёжка. — Гончеобразные — это еще не гончие! Вот!
— Да, Ежевика права, — подтвердил Алекс. — Гончеобразные жили вокруг теплых морей, и уж от них пошли и гончие, и сеттеры, и таксы. Однако вернемся к нашим амфиционам. По зубам и лапам были они похожи и на собак, и на медведей одновременно, а роста достигали полутора метров. Да и бегали они еще не на пальцах, как мы все, а на всей стопе. Охотились же не в полях, а в лесах и перелесках, и добычу просто гнали, пока хватит сил.
— Вот глупые-то! — влезла, как всегда непрошеной, Ёжка.
— Да уж поумней тебя! — тявкнул из-под шерстяной завесы Говорун.
Но Алекс не обратил внимания на перепалку.
— Но поскольку кто-то всегда должен направлять стаю, у амфиционов направлял ее Тот, Кто Владел Волшебной Костью. Кость давала ему силу, и мудрость и, главное — власть. Так они жили миллион осеней, но, в конце концов, амфиционы были такими же живыми собаками, как и мы. И однажды один из стаи захотел отобрать Кость у Того, Кто Ею Владел. И отобрал. Его примеру последовал другой, затем третий. Скоро вся земля стонала от раздора, разгоревшегося между амфиционами. Жизни не стало никому из обитателей полей и лесов, убивали правых и виноватых без разбору, потому что Волшебная кость была сегодня у одного, а завтра у другого, и каждый решал по-своему.
Все поёжились: ну, и времечко было, никаких правил. А любая собака знает, что главное в жизни — это правила.
— И тогда два самых мудрых пса-амфициона, — продолжил, вздохнув Алекс, — решились на отчаянный шаг. Они украли Волшебную Кость у Того, Кто Ею Владел в тот момент, и убежали на берег Большой Реки. Там они зарыли ее глубоко-глубоко, так, что ни один из тех обитателей полей и лесов не смог бы кость откопать. А потом, чтобы ни один не выдал тайну, бросились друг на друга и загрызли друг друга насмерть. Волшебная Кость, а с ней власть и раздоры были похоронены навечно.