— Так вот. Лаек принято величать именами попроще, чтобы удобней звать на охоте и чтобы сразу было ясно: лайка — собака лесная.
— Например, Тайга, да? — снова выскочила вперед Ёжа.
— Верно. Или Белка, Пыж, Аркан. Особенно удачно звалась одна лайка — Веста. Ведь ее работа заключается в том, чтобы найти добычу и голосом подать хозяину весть.
— А я тогда угадаю, как чаще зовут всяких служебных! — не выдержал такого первенства Ежевики Родя. — Их тогда должны звать Лейтенант, Патрон или Охрана.
— А вот и не угадал. Служебных собак чаще зовут короткими звучными именами без всякого смысла. Главное, чтобы имя сработало как можно скорее. Например, классическое имя — Рекс.
— Зато я уж знаю, как и почему называют нас, легавых! — не унимался Родя. — Поскольку произошли мы с далекого острова Британии, то и называть нас стараются по-английски: Денди, Милорд, Гренни.
— По-английски! — фыркнула Ёжка. — То-то твоего дружка курцхаара звали дель Донго!
Родя так и подпрыгнул от возмущения.
— Ты, Ёжка-Мозгов немножко! Донька — легавая не с острова, а с континента! Его можно хоть по-французски, хоть по-немецки звать!
Уязвленная Ежевика глухо заворчала.
— Вам еще не хватало сейчас подраться, — образумил их Алекс. — А ты, Ёжа, не дуйся, а лучше скажи, как же вас, такс, именуют?
И всегда бойкая Ежевика на этот раз растерялась. Ведь и правда — как?! С какой стороны ни посмотришь — все имена разные. Есть, например, и Устин Акимович, а есть и Кавалер Пиквик. С одной стороны — Агафья, а с другой — Золотая Ручка или Мона Лиза. Вот тут и пойми!
— Не знаю… — пролепетала Ёжка.
Но ее неожиданно выручил Родя.
— Все это ерунда! Главное, чтобы тот, кто носит имя, любил его и всегда вел себя так, чтобы не опозорить! Помнишь, нам Буран еще в первый день это сказал.
Глава шестнадцатаяНищий наследник
Так за разговорами прошел целый день, и начало смеркаться.
Луна на небе теперь опять была круглая и казалась огромной сдобной лепешкой. Громче зашумели травы, забормотали ручьи, завозились звери.
И в дуновении ветра с реки Родя снова почувствовал слабый след того странного запаха, что вовлек его в нынешние приключения. Несмотря на изгнание, погони и плен, Родя все-таки ничуть не раскаивался в том, что покинул сарай Бурана, родителей и друзей-однокорытников. Он должен узнать и узнает тайну!
— Мне кажется, сейчас нам лучше всего будет бежать вдоль маленькой реки к Большой Реке. Вода сотрет наши следы, вода нас всегда напоит, а уж по Большой Реке мы выйдем и к заветному лугу.
— Но ты забыл, что там теперь стоит стража! — вздохнула Ежевика.
— Да они сами давно обо мне забыли! — беспечно махнул хвостом Родя. — И кто будет долго держать доберманов на пустом месте! В путь!
Они славно бежали по ровному песчаному берегу. Луна скрылась, но собаке свет и не нужен — она прекрасно найдет дорогу, помогая себе нюхом и слухом. К тому же, все равно дальше ста метров ей ничего не видно, даже днем. А уж удивительное чутье Роди и вовсе давало ему возможность бежать хоть с закрытыми глазами.
Но вдруг он замедлил шаг. Остановились и Алекс с Ёжкой. Не надо было обладать сильным обонянием и слухом, чтобы услышать и почуять, что через реку кто-то плывет.
Впрочем, никакой опасности пловец не сулил. Скорее, наоборот: в его запахе Родя прочитал печаль и слабость. Но говорить об этом спутникам он не стал.
Через минуту на берег вышел мокрый и от этого казавшийся совсем жалким щенок. В зубах у него белел крошечный узелок.
Родя подошел поближе и отпрянул: в свете вновь появившейся луны перед ним стоял ирландец и явно его ровесник. Только был он помельче да и шерсти на нем было поменьше.
— Здравствуй! — первым потянулся обнюхаться Родя. Но незнакомец не дал ему это сделать и понюхал первым сам, соблюдая неписаное собачье правило: сильнейший обнюхивает последним. — Что ты делаешь здесь в такое время?
Щенок тяжело вздохнул, положил узелок на сухое место и сел, дрожа от сырости.
— Ты болен? — подскочила Ежевика.
Алекс молча провел широким языком по худенькой спине, согревая и успокаивая несчастного.
— Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого. Ты же видишь, я сам ирландец! — Щенок боязливо покосился на громадного бульмастифа. — А это Алекс, несмотря на угрожающий вид, добрейшая на свете душа. Сейчас мы тебя живо согреем!
Все трое легли кругом, обложив мокрого путешественника, и скоро шерсть его высохла и заблестела. Еще бы! Ведь нормальная температура собак почти тридцать девять градусов!
И согревшийся щенок поведал им свою грустную историю.
— Меня зовут Фаустус цур Хольтервальд. Я потомок древнего, хотя и обедневшего немецкого рода. Документы наши давно потеряны, и все, что у меня осталось — это только родословная моей бабушки. — Фаустус кивнул на белевший узелок.
— У тебя нет родословной?!
— У тебя нет генеалогического древа?
— У тебя нет свидетельства, что ты охотничий пес? — хором воскликнули все трое.
— Нет, — совсем понурился Фаустус, и из-под рыжих ресниц скатилась в прибрежный песок мутная слезинка.
Какое-то время все подавленно молчали. Каждый понимал, что можно оказаться выброшенным на улицу, попасть в плен, голодать и быть нищим, но если у тебя есть родословная, то в Хундарике ты всегда можешь добиться правды.
— И что же ты собираешься делать? — осторожно спросил Родя.
— Я иду на выставку. Это мой последний шанс. Они должны увидеть меня и понять, что я единственный наследник великих Хольтервальдов.
Глава семнадцатаяВсе пути ведут на выставку
— Мы идем с тобой! — немедленно заявил Родя.
— А как же поляна?.. — начала было Ёжка, но Алекс тут же одернул ее.
— Живая собака важнее мертвого запаха.
— Мы все подтвердим, что ты прекрасный пес, — бодро продолжал Родя. — Ну-ка, встань и пройдись! — Фаустус послушно встал и сделал несколько шагов. — Вы видите, видите! — обрадовался Родя. — Отличная глубокая грудь, широкий лоб, нос с горбинкой, правильные коленки! То есть я хотел сказать — углы, — тут же поправился он, вспомнив, как называют собачьи коленки знатоки. — А какая линия спины! Каждый поймет, что перед ним потомок великих собак! Эх, еще бы тебе быть потемнее!
— Это ничего, ничего! — засуетилась Ёжа. — Можно искупать его в настое маренного корня! Я сейчас побегу, накопаю…
Но Алекс смотрел мрачно и хмуро.
— А ты не подумал, Рёдмиран Ибсен, что на выставке тебя немедленно сцапают хердеры или доберманы. И в результате ты и сам пропадешь, и товарищу не поможешь.
Родя на какое-то мгновение растерялся, но затем вдруг сморщил нос от негодования.
— Вы думаете, я стану выбирать между справедливостью и своим благополучием? Когда ты должен быть на выставке?
— Завтра к полудню, — печально ответил Фаустус. — Но это совсем в другую сторону. Вы шли к Большой Реке, а выставка где-то там, за Хундендорфом.
— Ничего, пара верст бешеной собаке не крюк, — тут же нашелся Родя, вспомнив, как говорил в таких случаях один старый дворовый пес. Мысленно же он прикидывал, как лучше обойти деревню: снова встречаться с гончими ему никак не хотелось. — Но тогда надо поторопиться. Бежим!
И все четверо бросились вперед с такой скоростью, словно за ними гналась стая волков. Алексу опять пришлось посадить Ёжку на спину, но на этот раз она уже не лежала тряпочкой. Наоборот, вцепившись коготками в холку, Ёжа с высоты бульмастифа осматривала путь и работала штурманом. Несущимся на полной скорости псам было не до того, чтобы глядеть на дорогу.
Вскоре они выскочили на дорогу, ведущую прямо к поляне, на которой открывалась выставка. Теперь с каждым новым шагом все больше встречалось им собак всех размеров и мастей.
Важно выступали гладкие ротвейлеры, запряженные в тележки, на которых везли семью. Стремительными черными швабрами проносились скотч-терьеры. Поражая воображение разнообразными стрижками, гарцевали пудели. Осторожно несли свои завитые на бумажки роскошные усы шнауцеры. Стаи бабочек по воздуху несли в шелковых сетках крошечных чихуахуа.
Все пестрело, рычало, визжало и лаяло.
У Ёжки разбежались глаза, и она благополучно свалилась со своего дозорного пункта. Но бежать уже не было никакой возможности: всю дорогу запрудили сотни собак. Впрочем, теперь можно было уже и не бежать.
— Мы опоздаем, опоздаем, — тоскливо твердил Фаустус. — Мне не дадут даже показаться.
Родя уже хотел было утешить товарища, но тут вдруг Алекс ринулся не разбирая дороги, отчего все псы невольно начали расступаться. Буквально через несколько минут все четверо уже стояли перед длинным-предлинным столом, за которым восседали три дога в мантиях.
Родя знал: доги рассудительны, холодны и неподкупны. Им ничего не надо. Их не купишь умелой охотой, потому что они не охотятся. Не обманешь идеальной службой, потому что они не служат. И не соблазнишь красотой форм, потому что они сами — само совершенство.
— Ваши документы, — снизошел до первых конкурсантов левый, мраморный, дог.
Фаустус робко положил на стол пропыленный узелок.
— Что это, любезнейший? — брезгливо понюхал его средний дог, черный, как ночь.
— Мои документы, — уже совсем еле слышно вздохнул несчастный наследник былого величия.
— Развяжите узел и предъявите родословную по всем правилам, — нетерпеливо потребовал третий, сидевший справа, дог голубовато-небесного цвета.
Но не успел Фаустус потянуться к тряпице зубами, как Родя ударом лапы сшиб узелок на землю. Доги разом повернули к нему лепные головы — и тогда он встал в самую гордую позу, какую только может принять полугодовалый щенок, за плечами которого десять поколений безукоризненных предков.
Глава восемнадцатаяРискованная ложь
— Имею честь представиться! — важно, как взрослый, обратился он к опешившим догам. — Рёдмиран Ибсен, ирландский сеттер, от Честера фон Бреннеке и Виа Виты Рокленд-Флер! И мой однопомётник Ромуальд Ибсен. Класс — юниоры. Можете справиться по родословным книгам, которые, конечно же, у вас имеются, достопочтенные судьи!