Одним словом, расклады со вчерашнего дня особо не поменялись.
Я взял еду на поднос и сел за стол к друзьям.
— Вы что это? — добавив суровости в голос, спросил я. — Как только есть намёк на серьёзный разговор, сразу же сливаетесь? Так дело не пойдёт.
— Да не, — ответил Тагай, и по одной его растрёпанной причёске я понял, где он был, особенно, если учесть, что он тоже был уставший, но довольный, как слон. — Просто так получилось, — он мне напомнил меня, пытающегося доказать Дезидерии, что мои причины для пропуска встречи вполне себе уважительные. — Понимаешь, есть такие моменты в жизни, которыми надо пользоваться. Разговор — он никуда не уйдёт, а вот девушка два раза может не согласиться. И уж, ежели она согласилась, но нужно хватать и тащить её в ближайшее уютное и желательно тёмное место.
— Тебе ж из академии и шагу нельзя ступить, — хмыкнул я, видя, как у Кости вытягивается лицо по поводу моей осведомлённости. — Как же ты?
— А вот об этом история умалчивает! — пригнувшись ближе к нам над столом, заговорщицким полушёпотом сообщил Тагай. — Места знать надо!
— А чего? С кем? — Жердев понимал, что отстал от жизни, и не знает того, что даже я знаю.
— Приличный мужчина имён не назовёт даже под пытками! — гордо сообщил ему друг. — Главное, что барышня довольна. Значит, бессонная ночь прошла не зря!
Судя по виду Ульяны, Тагай в этот раз не приукрашивал, а говорил чистую правду, что было для него редкостью.
— Класс, — мечтательно произнёс Костя. — Вот бы и мне… — И взгляд его упал на Мирославу, сидящую отдельно от всех. — Слушай, — он обернулся ко мне. — А ты можешь позвать её к нам? — спросил он меня.
Я от удивления даже бровь приподнял.
— Может, мне вам ещё и свечку подержать? — поинтересовался я, и Тагай не удержал смешок. — Будь мужиком! Подойди и предложи сам. Лично я не против. Правда, тогда не получится пытать Тагая о его любовных похождениях, но мы можем это и в своей комнате делать.
— Да я просто боюсь, что как только подойду к ней, так сразу такую чепуху начну нести, что она на меня и не посмотрит никогда, — потупился Костя.
— Полагаю, девушки отдают себе отчёт, что парни, которым они нравятся, в общении становятся полноценными идиотами, — сказал я. — Так что, ни в чём себе не отказывай. Подходи и предлагай пересесть. Скажи: ты мне очень нравишься, Мира, поэтому я хочу наблюдать, как ты ешь. Особенно рыбную котлетку. Всё, давай, иди.
Но оба моих друга практически легли на стол, поэтому сразу Костя пойти не смог. А потом не успел. В столовую зашёл мрачный Голицын. Причём, с такими красными глазами, что я мог бы предположить, что он ревел этой ночью, как маленький. Но всё-таки мне хотелось думать, что это от недосыпа. Причина, которой была не столь приятной, как у Тагая, но всё-таки.
Николай подошёл к стойкам с едой, взял поднос, поставил на неё завтрак и пошёл к своему новому месту изгоя. И в этот момент из пола перед ним вылез край массивной мраморной плиты, причём совсем рядом с нашим столом. Естественно Голицын зацепился за неё ногой и потерял равновесие. Яичница и кофе полетели с подноса в зал, причём, и тарелка и кружка разбились.
А вот самого Голицына я успел ухватить за шиворот в последний момент, и он остался стоять, растерянно глядя на пустой поднос, сжатый побелевшими пальцами.
Я перевёл взгляд на Толстого и увидел, как тот, хохоча вместе с дружками, убирает край мраморной плиты обратно, делая плиты снова в стык.
— Николаша, — не удержался он. — Что ж ты такой неловкий-то, а? Прям, как дядька твой, да? — и они покатились со смеху ещё сильнее.
Как ни странно, но ещё некоторым данное событие показалось смешным. Но большая часть курсантов, включая нас, наблюдала за происходящим с неудовольствием.
— Спасибо, — сказал Николай сквозь зубы, даже не глядя мне в глаза. — Не стоило.
Но мне было, в общем-то, неважно. Сказал «спасибо», и ладно. Но сейчас меня больше напрягало другое. Я подошёл к столу, за которым сидел Толстой и посмотрел ему прямо в глаза. Улыбка сползла с полного лица.
— Статус любого из нас может поменяться в одну секунду, — проговорил я так, чтобы слышали все. — Причём, в любую сторону. Но, несмотря на это обстоятельство, мы — одна группа, единый организм, который работает сообща. Представь, что произошло бы, если бы твой желудок пошёл войной на печень, а мочевой пузырь насмехался над мозгом?
Один из подпевал, которого я не знал хорошо, подумал, что я сказал что-то смешное и хохотнул, но его никто не поддержал. А я тем временем, продолжил.
— Если бы в Коктау я вёл себя подобно вам весельчакам, твои кишки были бы намотаны по всему второму подуровню. Просто задумайся об этом, — я говорил с нажимом, но без ненависти в голосе. — Мы — разящий кулак, всё правильно. Но разящий врага, а не воюющий между собой. Так войны не выигрываются. А мы боевая гвардия на войне с демонами!
— Да это шутка была, — огрызнулся Толстой. — Чего ты вскочил-то?
— Знаешь, если ты однажды проснёшься полностью без волос, и при этом будешь немножко дымиться и вонять, знай, это тоже была шутка, — ответил я и выдал самую лучезарную улыбку, на какую только был способен.
С этими словами я отошёл от их стола и сел. И вдруг, совершенно внезапно раздались аплодисменты. Я повернулся и увидел, что мне хлопает Радмила Зорич. Следом к ней присоединился Артём Муратов и мои друзья. А уж потом и все остальные. Не хлопали только Голицын, Толстой с подпевалами да Болотовы, которые не чувствовали себя причастными к событиям в Коктау.
Но мельком взглянув на Ярослава, я понял, что в его глазах зарождается что-то похожее на уважение. Его брат хотел что-то сказать, но Ярослав его остановил.
Дальнейший завтрак прошёл без эксцессов. Голицын взял себе ещё одну порцию, но на это никто даже не обратил внимания. Он стал как будто незаметен для всех присутствующих. Знавал я подобное отношение.
Когда неожиданные овации закончились, я сделал вид, словно ничего и не было, просто спокойно поглощал свой завтрак, почему-то показавшийся мне невероятно вкусным.
— А ты зачем этого козла вообще спас? — спросил меня Тагай перед тем, как встать на выход. — Так ему и надо было. Он подобных чувств ни к кому не проявлял.
— Это лишь первая часть плана, — ответил я. — И, если я что-то делаю, то это делается продуманно. А вы лучше озаботьтесь тем, чтобы сегодня быть на месте, ясно? Я не собираюсь за вами бегать по всей столице.
И тут я поймал себя на мысли, что говорю с ними голосом себя сорокалетнего. Примерно таким же тоном я строил свою пятёрку.
Второй частью плана стало то, что, отпустив своих друзей на пары, я дождался Голицына в коридоре и утащил его в нишу, чтобы никакие случайные взгляды нас не видели.
— Если ты, сволочь такая, ещё раз окажешься на расстоянии полёта стрелы от моей сестры, — сказал я, притянув его настолько близко к себе, что между нашими лицами было не более полуметра, — то я не только не стану останавливать Толстого в его шутках, но и сам могу в них поучаствовать! Тогда твоя и без того шаткая репутация уйдёт на недосягаемое дно! Ты меня понял?
Николай сорвал мои руки со своего кителя и с кривой усмешкой глянул на меня.
— Ну вот, хвала всем богам, — хмыкнул он. — А я уж думал, что ты совсем нюня и пацифист беззубый, — я едва подавил желание треснуть ему по роже. — А ты наконец-то оскал показал, хоть на человека стал похож.
Я отряхнул руки, словно прикоснулся к чему-то грязному, и пошёл прочь. Даже уточнять, понял ли он то, что я ему сказал, не хотелось. Я два раза повторять не любил.
Затем были пары, которые, в основном касались тактики ведения боя в условиях Стены. К сожалению, все данные, которые озвучивал преподаватель — старенький уже маг воды, безнадёжно устарели. Возможно, сейчас они ещё имели минимальную ценность, но в бытность мою на Стене, то есть через пятнадцать лет, все уже пользовались контрнападениями, выжиганием вражеских легионов непосредственно в местах появления. Кроме этого площадная заливка льдом тоже показывала неплохие результаты.
Но для всего этого использовались специальные конструкты, дополнительные артефакты, и иногда сила нескольких магов сразу. А уж такие прорывы, как случился возле Горного, преподавателем вообще не рассматривались. Я сначала хотел спросить, что он думает по поводу той обороны, но потом решил не сбивать его с курса. Пусть рассказывает то, что знает.
Мне же нужно было обдумать и дальнейшие действия и особенно то, с чего надо начать вечерний разговор с ребятами. Дело в том, что я стремился не просто выяснить тайны, нет, мне нужно было нечто другое.
После второй пары, ближе к обеду меня вызвала Ульяна. Она была уже заметно посвежевшая, словно успела выспаться. И, в целом, совсем не была похожа на саму себя утреннюю. Мне всегда были недоступны такие женские метаморфозы, но я решил не углубляться сейчас в раздумья на этот счёт.
— Вить, привет ещё раз, — сказала девушка, нагибаясь к тумбочке, беря и протягивая мне небольшой горшочек с тоненьким ростком, пару дней, наверное, вылезшим из-под земли. — Вот, бери, пожалуйста. Виргиния королевская.
— О, отлично, спасибо, — ответил я. — Сколько я тебе должен?
Девушка с улыбкой махнула рукой.
— Ничего не надо, — она постаралась показать это совершенно беззаботно. — Цветок сущие копейки стоит. Лучше ты мне потом поможешь в чём-нибудь.
— Ну нет, — усмехнулся я. — На такую приманку я не куплюсь. Прости, но не люблю быть должным, — полез в карман, но обнаружил только одну купюру, равную полновесному червонцу. — Этого хватит?
— Да ты что⁈ — она округлила глаза. — Этого даже слишком много!
— Ничего страшного, — хмыкнул я в ответ. — Потом поможешь мне в чём-нибудь.
— Ах ты, негодяй, — рассмеялась девушка. — Ладно, помогу. Хорошей учёбы.
Аккуратно подхватив горшок с цветком, я махнул Ульяне на прощание и вышел из приёмной. Рассудив, что с горшком мне будет ходить не особо удобно, я решил сразу отнести его в библиотеку.