Я видел, как женщина старается, как пытается вырвать мою мать из оков бессознательного состояния. Но ничего не происходило. Она не могла докричаться до души Гориславы. Я её слышал, а вот мать…
Оглянувшись, я с замиранием сердца уловил знакомые черты в одинокой озябшей фигуре, обнимающей себя руками. У капища шатаясь и слепо озираясь по сторонам, стоял дух моей матери.
Глава 6
За несколько секунд наблюдения я сделал вывод: душа моей матери не видит и не слышит своё тело — и даже альбиноску, которая камлала над ним. Зато она каким-то образом улавливала вибрацию… песню, зовущую её с той стороны. То есть не слышала звуки, а чувствовала их. Но при этом Горислава смотрела прямо перед собой, словно ослепшая, и не могла понять, откуда именно доносится этот зов.
Меня прошиб озноб, если, конечно, можно говорить о душе в таких выражениях. Я осознал ужасную правду: душа матери была рядом с телом, но при этом невероятно далеко от него, потому что просто не могла его найти. Это было настолько страшное и жуткое открытие, что я даже растерялся на несколько секунд.
Но затем я понял, зачем здесь очутился. Капище позвало меня не просто так. Оно рассудило, что я единственный, кто может помочь матери снова обрести своё тело.
Я подошёл к маме и обнял её. Она сразу же повернулась ко мне и спросила:
— Витя? Но как⁈ — и в её голосе слышался неприкрытый ужас, словно она призрака увидела.
Хотя, а что в этом было неправдой? Мы оба были бесплотны, но друг для друга ощущались, словно обычные люди в физическом мире.
— Спокойно, мама, — сказал я мягко. — Сейчас всё будет хорошо. Ты вернёшься к нам.
Одной рукой я придерживал её хрупкую ладонь, второй обнял за талию и осторожно повёл к её телу.
— Ты видишь? — спросил я. — Ты видишь своё тело?
Но в этот момент альбиноска вдруг перестала петь. Она резко замерла, уставилась на меня, схватила ритуальную колотушку и начала стучать ею в мою сторону:
— Изгоняю духа! Изгоняю! Чужой! Изыди! Горислава, приди! А ты изыди! — кричала она так, словно я был самым настоящим врагом, при этом я слышал ужас в её голосе.
— Да засунь ты эту колотушку себе знаешь куда! — рявкнул я, потому что альбиноска мешала мне, и у меня никак не получалось задуманное.
По тому, как испуганно она отшатнулась, я понял: возможно, она меня услышала. Не полностью, но смысл поняла. Мне нужно было подвести мать как можно ближе к её телу и дать ей почувствовать, дать понять, куда именно надо возвращаться. Она не видела своего тела, но, возможно, могла ощутить тепло и магию, исходящие от него.
Альбиноска в этот момент активизировалась. Она начала яростно размахивать колотушкой во все стороны и кричать:
— Изгоняю! Изгоняю чужую душу! Вон отсюда! Мы ждём только Гориславу Рарогову! Вон, демонское отродье! — и старалась ударить побольнее.
— Да ты что, серьёзно? — рявкнул я. — Это я — демонское отродье? — и ещё раз попытался призвать её к здравому смыслу: — Прекрати!
Но она меня не слушала. Своей колотушкой она била меня то по лбу, то по носу, мешая мне помочь матери. И самое страшное — это ощущалось настолько физически, что я действительно начал постепенно вытесняться из этого места.
— Прекрати, дура! — снова рявкнул я, вкладывая в голос всю возможную резкость. — Я — проводник! Меня капище прислало!
И словно эти слова стали спусковым крючком — женщина, камлающая над телом моей матери, вдруг замерла. Колотушка застыла в воздухе. Удары прекратились.
Тогда я снова взял душу матери, обнял за талию, второй рукой осторожно сжал её хрупкую ладонь и повёл к её собственному телу. Альбиноска стояла в стороне, пытаясь разглядеть наши души, но, кажется, не видела нас — только щурилась, будто подслеповатая, и бормотала что-то себе под нос:
— Где вы? Где вы сейчас можете быть?
Я же посадил Гориславу прямо рядом с её телом и положил её ладонь на её же собственную грудь, что едва заметно вздыхала с каждым дыханием.
— Ты чувствуешь? — спросил я. — Чувствуешь собственное тепло?
Какое-то время мать смотрела на меня со страхом, и я даже не сразу понял, откуда берётся это чувство.
— Витя… а ты?.. Ты жив? — спросила она дрожащим голосом. — Ты… ты так стар⁈
И в этот момент я понял. Душа, которую я носил с собой, принадлежала не восемнадцатилетнему юнцу, а человеку, чей внутренний возраст близок к сорока. Для матери я действительно слишком быстро состарился, и она не могла понять причины произошедшего.
— Сколько же времени я была без сознания? — тихо спросила Горислава.
Что ж, резонно подумать, что если я потерял пятнадцать лет, а то и больше, то и она столько же.
— Недолго, мам, — ответил я. — Всё нормально. Я потом всё объясню. Ты, главное, почувствуй собственное тело. Обними его и вселись обратно. Мы сейчас тебя пытаемся вернуть к жизни, меня до того уже вернули.
— Да, да, конечно, — кивнула она. — Сейчас… Но ты тоже не останешься здесь? Не будет платы душа за душу? Я не согласна на такой обмен! Я не пойду!
Вот теперь душа матери проявила истинный характер Рароговых, пламенный, упрямый, верный и защищающий, несмотря ни на что.
— Поклянись, что вернёшься в своё тело!
— Конечно, мам, — заверил я, успокаивая родительницу. — Клянусь, что вернусь. Не переживай.
Горислава снова кивнула, мой ответ, кажется, полностью успокоил её. Она легла на собственное тело, обняла его и словно провалилась внутрь.
А затем я услышал другой голос — глубокий, бесстрастный:
— Твоё время вышло.
Словно эти слова стали жирной точкой, поставленной в конце предложения. В тот же момент мне прямо в лоб врезалась колотушка. Это альбиноска улучила момент и ударила изо всей силы, явно придав моей душе ускорение.
Я полетел обратно. Если прибытие сюда было плавным и медленным, то теперь меня будто вытолкнули. Кубарем, с головокружительной скоростью.
Энергетические разломы мелькали перед глазами как километровые столбы мимо окон быстрого экипажа. Меня моментально стало мутить от этого.
Всё произошло неожиданно — как-то совершенно внезапно. Аркадий Иванович Путилин первым заметил, что практически все родовичи разом вышли из транса и теперь озирались по сторонам, явно потеряв связь с капищем.
— Что случилось? — спросил он настороженно.
— Капище… — одними губами прошептала Мирослава Рогова.
— Капище? — переспросил Путилин. — Что значит «капище»? Оно просело?
— Не понял, — сказал он, обращаясь к группе. — Что произошло?
Тут на помощь Мирославе пришёл Тагай:
— Энергия капища закончилась, — проговорил он. — Просто в один миг — раз, и всё, отрубилась.
— Как это? — не понял Путилин. — Такого быть не может. Капище всегда стабильно, даже когда спит!
Но в этот момент он увидел, как на землю повалился Виктор фон Аден.
— Этого мне ещё не хватало! — воскликнул преподаватель и бросился к курсанту. — Очнись, Виктор! Очнись! — крикнул он и принялся бить фон Адена по щекам.
Но лежащий курсант никак не реагировал на попытки Путилина привести его в чувство.
И вот тогда Аркадий Иванович действительно испугался. Парень, распростёртый прямо на мостовой возле капища, не подавал никаких признаков жизни.
Не теряя времени, преподаватель сбросил пиджак, засучил рукава и начал выполнять реанимационные действия — непрямой массаж сердца, попытки вызвать реакцию.
Но ничего не выходило. Виктор фон Аден казался безвольным телом, распластавшимся на холодной земле.
— Аграфену Петровну! Быстро! — рявкнул Путилин и снова склонился над Аденом.
К ним тут же подскочили Тагай, Мирослава и Костя.
Тагай положил руку на голову Виктора, но почти сразу отдёрнул её. На его лице непонимание смешалось с надвигающимся осознанием неизбежного.
— Что с ним? — резко спросил Путилин, глядя на ребят. — У него бывало такое раньше? Или это впервые?
— Ничего подобного раньше с ним не происходило, — покачал головой Тагай.
— Какого демона! — раздражённо выругался Аркадий Иванович и продолжил пытаться привести курсанта в чувство.
В этот момент в его голове носились самые мрачные мысли:
«Как же так?.. — думал он. — Неужели я угробил парня? Да нет же, я не давал никаких сверхсерьёзных установок… Ещё не давал. Это была всего лишь практика — посмотреть на свой источник, разделить магию, которая приходит извне, и ту, что рождается внутри. Обычное дело. Совершенно обыденная медитация, пусть даже и третьего уровня. Хотя… да, это подготовительный уровень, но он не должен был привести к такому. Просто не мог. Или всё-таки мог?..»
Путилин почувствовал, как холод пота выступил у него на лбу:
«Нет… Я дал задание, к которому он оказался не готов. Его смерть ляжет на меня. Чёрт возьми… Как же так получилось⁈»
Именно в этот момент показалась Аграфена Петровна. Она примчалась с такой скоростью, что курсанты, выбежавшие за ней, остались метрах в ста позади.
— Что случилось? — крикнула она ещё издалека.
Путилин указал на лежащего Виктора и развёл руками.
— Дал упражнение к медитации, потом… что-то произошло. Резко упал магический фон капища, и фон Аден потерял сознание.
Аграфена Петровна склонилась к Виктору, положила левую ладонь ему на лоб, а правую — на грудь. Но уже через пять-шесть секунд она резко отняла руки и посмотрела Путилину в глаза. Попыталась что-то сказать, не смогла. Только взмахнула руками, окинула взглядом собравшихся и снова перевела его на преподавателя.
— Он не потерял сознание, — произнесла она наконец. — Он умер.
Её нижняя губа дрогнула.
— Так лечите! Вы же у нас лекарь! — не сдержавшись, рявкнул Путилин.
— Лечить нечего. Он — абсолютно здоровый… труп, — Аграфена Петровна глубоко вздохнула. Дар речи только начинал возвращаться к ней. Она указала рукой в район солнечного сплетения: — Вот здесь уже никого нет. Это лишь тело. Мёртвое тело.
Путилин снова попытался провести реанимационные действия.