— Да конечно, — кивнул ректор. — Но перед отправкой — зайдите ко мне и покажите текст письма. Его Тайный сыск всё равно будет проверять так или иначе. Поэтому ни одним словом вы не должны бросить тень на академию.
После этого прозвучало ещё несколько вариантов дальнейших действий, но все они были совершенно несостоятельными.
На этом Владимир Ильич решил завершить совещание.
— Итак, — сказал он, встав перед всеми собравшимися, — алхимики, ждём от Рароговых алхимию для изучения. Артефакторы, отправляетесь к фон Адену для изучения его артефакта. Евгений Викторович, пишите письмо давним коллегам. От занятий у капища пока отстранить всех, не только Виктора фон Адена. Отчёт о перебоях в работе капища отправить в Императорскую канцелярию. Всем всё понятно?
Все кивнули.
— В таком случае, если у кого-то вдруг появятся новая информация или новые мысли по поводу произошедшего, всегда жду у себя в кабинете. На этом всем спасибо. Все свободны.
Находиться в лазарете и лежать на кровати, без разрешения с неё вставать, было достаточно странно. Дело в том, что я не чувствовал даже усталости, не то что каких-то болей. В моём организме всё работало как часы. Я был абсолютно здоров — и при этом меня всё равно держали в лазарете на кровати. Сказали, что при любой попытке самовольно встать меня могут вообще к ней привязать.
Первой ко мне пришла с визитом Аграфена Петровна. Проверила все показатели моего организма и цокнула языком.
— Пациент чересчур здоров? — поинтересовался я с улыбкой. — Можно всё-таки пойти к себе?
— Нет, лежи, — сказала Бабичева. — Да, ты здоров — могу подтвердить, что по всем параметрам ты здоров. Но ты же буквально несколько часов назад был мёртв, понимаешь? Так что лежи. Набегался уже. Я буду наблюдать за тобой. По крайней мере, до утра. Кошмар, — и закрыла лицо руками.
Следом за ней пришёл Аркадий Иванович Путилин. Я попытался отпроситься у него. Сказал, что с территории академии ни ногой, но дайте мне пойти к себе в комнату в общежитие.
Путилин покачал головой.
— Нет. У меня до сих пор пальцы дрожат из-за того, что с тобой случилось, — я мельком глянул на его пальцы, и с ними всё было в порядке, преподаватель преувеличивал. — Ты кстати… извини за рёбра, — добавил он.
— Да ничего, — махнул я рукой и почувствовал, как внутри разливается настоящее чувство уважения к этому человеку. — Спасибо вам, Аркадий Иванович. Вы — настоящий герой, боролись за меня до самого конца. Благодаря этому я смог вернуться.
Путилин прищурился.
— А ты вообще ничего не помнишь?
— Нет, — ответил я после того, как сделал вид, словно задумался и пытался отыскать в памяти хотя бы какие-нибудь мельчайшие фрагменты, о которых мог бы ему рассказать. Но потом обессиленно всплеснул руками и покачал головой. — Нет. Только задумался — и уже пришёл в себя от того, что меня выворачивает наизнанку.
— Понятно, — ответил на это Путилин. — Смотри, пока на данный момент тебя отстранили от тренировок и медитаций у капища. Было заседание ректората конкретно по твоему случаю. Вот теперь, собственно, жди тут делегации, потому что буквально все участники этого совещания — их было немало — будут к тебе ходить.
После этих слов мы пообщались ещё немного. Путилин сказал, что теперь будет осторожнее давать мне задания по медитации, но я его уверил, что это тут совершенно ни при чём. Если что-то и вызвало мою временную смерть, то уж точно не рассматривание собственного источника магии. С тем он и ушёл.
Следом за ним пришли представители факультета зельеварения.
— Меня зовут Мария Анатольевна фон Браун, — сказала она. — Нам нужно посмотреть, какими зельями, какой алхимией тебя напичкали. Короче говоря, нам нужно понимать, что в твоём организме появилось извне.
Я кивнул.
— Ну, собственно, тут вот на тумбочке всё стоит.
Помощница Марии Анатольевны сразу подскочила к тумбочке и переписала все лекарства.
— Как ты понимаешь, — проговорила женщина, — этого мало. Сейчас мы возьмём у тебя кровь, некоторые другие жидкости и будем исследовать в лабораторных условиях. Ещё мы должны знать, нет ли у тебя на что-то аллергии. Нельзя исключать любые версии причин случившегося с тобой.
Я дал разрешение и следующие полчаса сдавал на образцы кровь и, как мягко сказала Мария Анатольевна, «другие жидкости».
Ещё я невольно подумал о тех людях, которых послали к капищу, чтобы собрать, скажем так, то, что вышло из меня. Потому что если уж у них было подозрение на то, что меня пытались отравить, то доказательства лучше всего искать именно там.
Кто-то ещё ждал своей очереди в коридоре последние десять минут, пока Мария Анатольевна закончит брать мои анализы и выйдет из палаты.
Теперь только я догадался о причине моего нахождения в лазарете. Так проще было обеспечить ко мне доступ всем этим людям.
И вот из всех заинтересованных лиц, приходящих ко мне за информацией, последний визитёр с суровым лицом, наверное, был самым грубым в общении.
— Курсант фон Аден, — проговорил он таким голосом, как будто собирался немедленно отправить меня в карцер. — Что вы можете сказать об использовании неуставного артефакта? Вы понимаете, что он мог войти в резонанс с капищем и тем самым вызвать вашу временную смерть? — он прочистил горло, а затем рявкнул: — Требую сдать артефакт на изучение, чтобы исключить данную возможность!
— Уважаемый, после ЧП в стенах академии, повлёкших мою кратковременную смерть, я из соображений личной безопасности не стану отдавать родовой артефакт непонятно кому, явившемуся в мою палату и даже не назвавшемуся! — ткнул я носом гостя в его же прорехи в воспитании. — А вдруг вы — убийца, что пришёл завершить начатое?
Гость хэкнул и будто бы даже чуть подсдулся.
— Павел Егорович Тынянский, декан факультета артефакторики, — представился он. — Ну и шороху ты навёл, курсант. Вся академия носится, как наскипидаренная.
— Поверьте, Павел Егорович, мне самому такая известность поперёк горла, — честно признался я.
— Так что за артефакт у тебя с собой безотлучно? — закончив минимально возможную дипломатическую прелюдию артефактор вновь перешёл к делу.
— Этот артефакт, — сказал я, поудобнее устраиваясь на подушках, — является родовым. Предполагаю, что вам велено изучить его, но максимум, что я могу для вас сделать, — это позволить посмотреть на него, пока он будет в моих руках.
— У меня есть разрешение на изучение артефакта от ректора! — озлобился тот.
— Да хоть от господа бога! — проговорил я, делая упор на каждое слово: — Это родовой лечебный артефакт. Согласно уложению между империей и родовичами подобные артефакты не подлежат изъятию без согласия владельца. Смотреть смотрите, но из рук я его не выпущу.
Артефактор разжал кулаки, но при этом услышал мои слова и понял, что просто так я не отступлю. Ну и хорошо, что не стал раздувать скандал. Вместо этого он молча осмотрел «яйцо», сделал какие-то выводы про себя и ушёл.
Следующим моим посетителем стал Тагай. Он пришёл, накинув на плечи медицинский халат, как и предписано посетителям.
В отличие от всех тех, кто приходил до этого, он сразу же начал с шутки:
— Извини, что без цветов, — сказал он, — но, к сожалению, пришлось ими подкупить персонал.
Я рассмеялся, и моё настроение моментально улучшилось. Да и что может быть лучше в такой ситуации, чем шутка друга?
— А где Костя? — спросил я.
— Костю мы отправили для отвлечения внимания твоей сестры. Он пошёл её тренировать, взяв, кстати, план Геркана. Так что ты не переживай, без твоего личного участия ничего не пойдёт прахом. Всё будет хорошо.
Я немного напрягся:
— То есть Костя с Адой пошли вдвоём?
— Не! — Тагай покачал головой, и его улыбка расплылась ещё шире. — Костя пошёл с Адой и с Мирой. Она подошла к нему днём и поинтересовалась о тренировке, мол, только утром? Он ответил, что вечером тоже можно повторить. Короче, я боялся, что он потеряется в отношениях с этой девицей, но, видимо, почувствовав, что не безразличен ей, наш с тобой друг умудрился взять быка за рога.
— Что ещё хорошего или плохого? — спросил я, радуясь успехам Кости.
На этих словах Тагай достал блокнот и карандаш. На листе бумаги он написал: «Общаться голосом становится всё опаснее и опаснее. Мы не можем затронуть многих тем, которые нам надо обсудить». Затем он вырвал листок из блокнота, передал мне вместе с карандашом.
Я написал ответ: «И что ты предлагаешь?»
Он тут же дописал ниже:
«Есть вариант, что мы втроём — ты, я и Костя — сможем общаться посредством телепатии. Но для этого мне нужен доступ к твоему сознанию для общения».
«Не совсем понял, — написал я. — мы будем говорить в моей голове?»
«Нет, — ответил Тагай, — это будет просто закрытая телепатическая линия. То есть клятва у нас есть, а вот в моей защите, которую я тебе ставил, должна быть предусмотрена возможность двухстороннего ментального общения. Давай согласие, и попробуем поговорить».
Я попросил у него блокнот и на чистом листе написал:
«А это тебе точно не навредит? Вдруг мы тебе мозги выжжем?»
Тагай улыбнулся, покачал головой, но всё-таки написал:
«Между нами с тобой расстояние — мизерное, а длительность сеансов будет небольшая. Это вообще никак не может мне повредить. Тут главное не злоупотреблять. Ну, чуть разряжу источник, поем на ужине побольше, всего и делов-то».
На эту длинную «тираду», которой он исчертил половину листа, я написал: «Хорошо. Даю согласие на подключение связи».
После этих слов Тагай собрал все листы, на которых было хоть что-то написано, и передал их мне. Я сжёг их на своей ладони, а пепел стряхнул на бумажку, которую Тагай свернул и убрал в карман. Лишь после этого друг расслабился.
«Привет, как слышно?» — услышал я голос Тагая. Причём мозг до сих пор считал, что я слышу его голос ушами. Он звучал объёмно, но как будто внутри головы.
— Ого, круто! — сказал я, а потом вспомнил, что должен был ответить не вслух, а мысленно. — «Интересно, трудно научиться ментально говорить?» — подумал я.