— Да понятно, — ответил я. — Но всё-таки я тебе говорю, Голицын сейчас заинтересован быть на нашей стороне.
— Расскажешь как? — поинтересовался друг.
— Нет, — ответил я. — На данный момент — это вопрос государственной важности, поэтому рассказать ничего не могу. Вот как только всё порешаем, я тебе сразу и обо всём подробно, обстоятельно расскажу — и тебе, и Костику, а, возможно, и всей нашей пятёрке.
— Было бы интересно, а то я уж привык, что у нас приключения на всех, а тут ты отделяешься и ещё что-то рассказать не можешь. И кому? Своим! Членам своего кровного братства! — Тагай сделал вид обиженного, но долго притворяться не смог, рассмеявшись.
— Да ладно, — проговорил я. — Лучше расскажи, как у вас с Никсим ситуация обстоит: с храмом, с плантациями.
— Ой, слушай, отлично! Прямо на самом деле отлично! Мы мотаемся туда практически каждый день. Сейчас пока нет занятий — одно удовольствие. Либо с Росси, но это раньше, либо с Костиком. Мы уже натаскали немного грунта, высадили папоротники в тепличной зоне, развесили там искусственное освещение, сделали подвод воды. Одним словом, работа кипит. Я бы никогда не подумал, что столько смогу сделать руками. Сестра твоя, кстати, с матушкой консультируют и помогают теорией по этому вопросу.
— Ну не всё же тебе головой работать, тут и руки пригодились, — не преминул подколоть я друга.
— Я очень хочу, чтобы ты как-нибудь сходил туда с нами и увидел, как всё здорово мы сделали, — Тагай решил сделать вид, что не заметил. — На самом деле, детки Никсим тоже помогают в меру своих возможностей: то паутиной что-то скрепят, то короткий путь найдут. Одним словом, все при деле.
— Это же отлично, — ответил я. — Главное, чтобы на пользу.
— Ты даже не представляешь, — Тагай махнул рукой. Я видел, как он буквально расцвёл от мыслей о башне и о том, что там происходит. — Там всё потихоньку начало расти. Детишки счастливы. Паучки просто носятся как угорелые, бегают, радуются жизни. Постепенно разбирают какие-то забытые ходы. Пока всё идёт достаточно медленно, но они во всяком случае очень стараются. Ты не представляешь. А потом прибегают ластиться. Ну и конечно, типа: «Дайте немножко папоротника». Но я всё отдаю Никсим, чтобы она сама распределяла, а то мало ли я в них не разбираюсь, вдруг одному и тому же давать буду.
— Больше никто не появлялся в округе? — спросил я.
— Нет, пока тихо, — покачал головой Тагай. — Даже Росси набрал запас панцирей и убыл. Всё очень по-джентльменски: не хамил, не грубил, лишнего не брал. Сейчас бывает там не часто. Насколько знаю, он уже партию отправил в Европу, ожидает, пока дойдёт.
— Без разрешения не ходит, да? — хмыкнул я, вспомнив испуг высшего.
— Нет, конечно. Он спрашивал у Никсим, но сам без нас не появляется. Выполняет все наши договорённости от и до. Ну и сам к нам не лезет.
— Ладно, — сказал я, нащупав амулет Руяна, хотел отдать его, но потом передумал.
Решил, что он сегодня ещё может мне пригодиться, и не ошибся.
— Виктор! — крикнул мне издалека Николай Голицын, не решаясь подойти к озеру. Видимо, что-то его останавливало. — Ваш глава клана сказал, что мы выезжаем. Светозаров ждёт нас в своей резиденции.
«Ничего себе», — подумал я. Вот это скорость. С того момента, как мы расстались с дедом, прошло никак не больше часа. Я успел только наскоро перекусить и поболтать с Сати и Евпатием. Эти потихоньку притирались друг к другу, было видно, что между ними постепенно начинает проявляться симпатия.
— О! — сказал Тагай. — Нормально. Он тебя уже и вызывает. Смотри, так станет другом вместо прошлых.
— Слишком много драматизма в твоём голосе, — ответил я. — Не верю.
Я подоспел как раз вовремя. Креслав загружался в экипаж и что-то наказывал матери с Адой. Затем посмотрел на меня, на Голицына, и кивнул:
— Садитесь.
Уже меньше, чем через полчаса, мы прибыли во дворец на приём к Иосифу Дмитриевичу Светозарову. Нас провели по гулким коридорам, казавшимся почему-то сейчас тягостно пустыми. Затем пригласили в небольшую комнату, которую, как я понимал, Светозаров использовал как рабочий кабинет. Здесь было достаточно уютно, но всё же я подумал, что с бумагами он работает где-то в другом месте. Это была приёмная, но для каких-то сугубо важных вопросов.
Внутренним чутьём, которое было всё время настороже, я понял, что вокруг нас раскинулся купол, чтобы никто не мог прослушать, о чём мы будем общаться. С Голицыным мы сели на соседние стулья и, не сговариваясь, затихли, положив руки на колени.
Я старался сдержать улыбку, потому что думал, что со стороны наверняка мы смотримся как мальчики-зайчики на каком-нибудь детском утреннике, которые сидят и думают только о том, чтобы их не вызвали танцевать под ёлочкой.
Иосиф Дмитриевич посмотрел на меня в упор, затем на Креслава и проговорил:
— Как-то частенько мы с вами стали встречаться, не находите?
— Частенько, — кивнул Рарогов. — Так разве ж это плохо?
— Хорошо, когда по хорошим поводам, — ответил ему Светозаров. — А у нас с вами всё как-то в иную степь уходит.
— Не вижу проблемы, — усмехнулся дед. — По крайней мере, до этого всё заканчивалось хорошо, поэтому не склонен к пессимизму.
— Ладно, — Иосиф Дмитриевич поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету. Я понял, что где-то я уже эту манеру видел, причём от другого человека, и не так, чтобы очень давно. — Я хотел бы сразу перейти к делу. Мне интересно, что у вас есть за сведения, которые каким-либо образом могут порочить наш род и которые вы хотите сообщить нам в приватном порядке.
Креслав посмотрел на Светозарова.
— Вы б садились, Иосиф Дмитриевич, — сказал он.
— Что такие сногсшибательные новости? — недобро усмехнулся тот.
— Нет, просто я вставать не хочу, — ответил дед.
Светозаров кивнул и сел, к моему полному удивлению, но прожигал глазами деда.
— Совершенно случайно, — проговорил ему Креслав, — нами было обнаружено, что в Институте благородных девиц, находящемся под патронажем Её Императорского Величества Екатерины Алексеевны, над девочками в открытую издеваются. Это не просто жестокое обращение. Это буквально надругательство над женским организмом. Из конкретных вещей: опоздавших пускают босыми по мёрзлому плацу. За несоответствие внешнего вида бьют палкой по рукам. Тех, кто проспал, оставляют без завтрака, заставляют голодать.
При каждом новом обвинении Рарогова Светозаров багровел.
— Нет, вряд ли, — сказал после этого. — Но это же не увеселительное заведение! Вы же поймите, девочек держат в строгости, но это чтобы у них не было привычки к излишествам, не было всяких капризов. Из них растят светских дам.
— Послушай, — проговорил Креслав, — у меня нет повода не доверять вот этим юным отрокам. И я точно могу сказать, что ты не прав. Отучение от излишеств — это один вопрос, и строгость — это другой вопрос, а издевательства, которые видел своими глазами мой внук и вот этот Николай Голицын, к этим вещам не относятся. Они оба готовы дать показания под артефактом правды.
— Так, — проговорил Иосиф Дмитриевич и побагровел ещё больше. — То есть всё-таки реальное издевательство?
Креслав пожал плечами и посмотрел на нас.
— Поверь мне, Иосиф Дмитриевич, вот эти два парня друг друга в принципе не переваривают. Они на курсе терпеть друг друга не могли. Но вот в этом вопросе абсолютно солидарны.
— Так, ясно, — проговорил Светозаров. — Ну ладно, давайте, рассказывайте.
— Сегодня утром, — я старался говорить коротко и только по делу. — Мы видели, как девушек будят громогласной сиреной. После этого тех, кто не успел подняться, стегают хворостиной. Те, кто не успел одеться и обуться, идут на построение босиком. За то, что они босыми приходят в столовую, их бьют по рукам. Более того, бьют за перекошенный передник, за незашнурованные ботинки, разбивают им пальцы в кровь. Они ходят в синяках, с опухшими руками, и запуганы дальше некуда. При всём при этом они периодически голодают и выглядят как скелеты. Но что самое плохое: они на постоянной основе заперты в магоподавителях, из-за которых вообще выглядят едва живыми, больше похожими на мумии.
Тут мне пришлось ответить на недоумённый взгляд Иосифа Дмитриевича.
— С магоподавителями, Ваша светлость, я знаком. — Проговорил я, глядя в глаза Иосифу Дмитриевичу. — Нам в Академии говорили, что магоподавители, когда подавляют силу, заодно заставляют тело дряхлеть. Потому что сила — это одна из составляющих физического тела. И если тело её не получает, то не происходит должного развития или оно идёт неправильно. А в этом возрасте для девушек она очень важна.
Светозаров переводил взгляд с меня на Голицына, а затем на Креслава. После этого буквально развёл руками и неверящим голосом сказал:
— Ну не может же быть всё настолько плохо. Я не верю в это.
— На самом деле там даже ещё хуже, — ответил Голицын каким-то мёртвым голосом.
— Вы даже не представляете, — поддержал я Николая, — насколько там всё плохо, насколько хреново это всё выглядит.
— Да не верю я! Хоть убейте, не верю! Директором в институте служит сестра начальника столичного управления Тайного сыска! Может и строга излишне, но не садистка же она, в конце концов.
Иосиф Дмитриевич действительно был сейчас похож на припертого к стенке человека.
— Да без проблем, — проговорил я, глядя на него. — У вас есть амулет невидимости?
— Найдётся, — ответил мне Светозаров и пристально посмотрел в глаза. — А что ты задумал?
— Давайте прямо сейчас надеваем с вами амулет и идём смотреть. Мы на завтраке успели всё это увидеть. Сейчас по времени как раз обед. А я не думаю, что на обеде будет значительно лучшая картина.
— Ждите меня на крыльце, — проговорил Светозаров.
Я так понял, что ему нужно было взять с собой тот самый артефакт, о котором я упомянул. Но, как оказалось, не только. Пока мы стояли на крыльце, к нему прибыло три экипажа без опознавательных знаков. Причём в два из них набился небольшой отряд императорских безопасников.