Причём дед мне на ухо шепнул:
— Гвардейцы рода. Так что всё будет серьёзно.
— Почему именно их? — уточнил я.
— Да потому что, чтобы ни случилось, эти будут держать язык за зубами. Так что, судя по всему, будет реальная феерия, — дед предвкушал событие.
Светозаров вышел, пригласил нас в первый экипаж, и мы всей этой небольшой процессией двинулись в путь. Припарковались на том самом месте, где парковались до этого мы с Голицыным.
Затем Иосиф Дмитриевич повесил на себя амулет и внезапно стал невидимым.
— Так, — проговорил он из ниоткуда. — Ну и что, куда нам теперь?
— Идёмте, — сказал я. — Сейчас перелезем через забор.
— Ох, мать, — прокряхтел Светозаров, глядя на намороженные Голицыным ступеньки, — я уже слишком стар, чтобы лазить через забор, да ещё и не к женщинам.
— Ну как же это не к женщинам, — проговорил Креслав, выходя из экипажа. — Как раз-таки к женщинам. Здесь целый институт девушек.
— Да ты ж понял, о чём я говорю, — ответил Иосиф Дмитриевич.
— Как не понять, — хмыкнул Креслав, который остался внизу.
С некоторым усилием мы преодолели забор и втроём, стараясь держаться рядом друг с другом, чтобы не потерять из виду, пошли в ту зону, где работали девушки.
Светозаров увидел даже больше того, что видели мы. Он увидел трудотерапию провинившихся. На первый взгляд девицы просто шили и вышивали узоры на поясах, юбках, нижних рубашках, жакетах… Но стоило надзирательнице увидеть кривой стежок или неидельный узор, как девушек охаживали палками по спине, по рукам, по ногам — неважно. Одной из новеньких, попробовавшей возмутиться, искололи руки иголкой до крови, а после ещё и отходили палкой за испорченную кровью ткань.
И всё это происходило под крики надзирательниц. Среди девушек разговоров не было. Если где-то какие-то шепотки вдруг слышались, то сразу же следовал удар по рукам. Второй раз могли отходить и по губам. На час с небольшим мы попали в настоящий ад.
Мне показалось, что Светозаров в какой-то момент даже ушёл в себя настолько глубоко, что напоминал истукан. Он стоял и не шевелился. Видимо, размышлял, что делать со всем этим.
Естественно, все наши слова подтвердились: почти у всех девушек были распухшие пальцы, потому что по ним постоянно лупили. У некоторых они вообще превращались непонятно во что — в какие-то раздутые сосиски. У других просто всё было запечено в кашу. Некоторые даже сесть не могли. При всём при этом все девочки, абсолютно все, были болезненные, худые.
Светозаров, несмотря на то что благополучно обалдел от всего происходящего, прошёл почти по всем классам, зашёл в несколько общежитий, посмотрел на работу девиц. В одной из комнат он увидел, что кто-то лежит. Девочка была худая и, судя по всему, болела. Она была очень горячая, но к ней вообще никто не подходил. Она металась в бреду, её лоб был покрыт испариной, но никто не торопился её лечить.
Не снимая амулета невидимости, Светозаров поспешил к воротам, распахнул их и только тогда, под ничего непонимающим взглядом охраны, махнул своей гвардии, чтобы подъезжала. Уже сняв невидимость, он вышел вперёд.
И тут охрана очнулась и попыталась сделать невероятный заступ, чтобы преградить ему проход.
— Что происходит? — завопила женщина-охранник на воротах. — Кто вы? Что вы себе позволяете?
Но тут она увидела отряд гвардейцев с императорской короной на лацканах.
— Закрываем все двери, — распорядился Светозаров. — Весь преподавательский и охранный корпус, в полном составе отправляется прямым рейсом в подвалы Тайного сыска.
— Да что вы… — пискнула женщина из охраны.
— Непричастных здесь нет, — продолжил Светозаров. — Берём весь персонал, начиная от поварих и поломоек и заканчивая директором этого безобразия. Гребите всех! Садовников, прачек, всех! Все допросы под артефактом правды. Будем разбираться.
После того как отдал распоряжение своим людям, Светозаров обернулся к нам.
— Ну что, молодые да борзые, сейчас мухой летите в Академию. Так, — он снял один из перстней со своей руки и сунул мне. Я только успел заметить, что на перстне герб императорской семьи. — Сейчас вот с этим перстнем вызывайте сюда, в Институт благородных девиц, Бабичеву Аграфену Петровну и Путилина Аркадия Ивановича.
И тут у меня что-то внутри ёкнуло. Интересно, зачем ему нужен Путилин?
— Всё равно в Академии сейчас занятий нет, — продолжал Иосиф Дмитриевич. — Скажите, что они нужны здесь срочно. Они нужны мне позарез, чтобы помочь девочкам. А вы, чтобы молчали обо всём происходящем. Вам ясно?
— А Путилин с Бабичевой? — спросил его вдруг Голицын.
— Их можете кратко ввести в курс дела, — ответил Светозаров. — И сообщить, что сами об этом знаете, потому что оказались случайными свидетелями. Дальше вы все вместе возвращаетесь сюда. Уже после этого все остальные установки я им дам на месте.
Мы с Николаем кивнули и вышли на дорогу.
Немного поодаль уже стоял экипаж деда. Мы поспешили к нему.
— А когда же — спросил меня Николай, — мы уже перейдём к нашей основной части сделки?
— Эх, Коля, Коля, — ответил я. — Сначала надо что-то дать, чтобы потом что-то за это получить. Они должны чувствовать себя обязанными. Поэтому пока мы идём правильной дорогой: сначала нужно прикрыть тылы императорской семьи, а уже потом просить за это соответствующую услугу.
Я посмотрел на Голицына, но он со мной явно был не согласен.
— Ну да, конечно, — ответил тот. — У нас уже с Чернышовым вышла такая ситуация. Знаешь, куда меня послали? Далеко и надолго. Туда, где солнце никогда не светит.
— Ну, знаешь, — ответил я, — у меня всё-таки есть надежда, что Светозаров будет получше Чернышова.
— Я тоже надеюсь, — проговорил на это Голицын. — Не хотелось бы терять подобный козырь.
— Слушай, — проговорил я, — в любом случае, так или иначе, то, что мы сегодня сделали, очень сильно поможет и твоей сестре, и Ярославе Медведевой как минимум, а ещё всем остальным девушкам, которые там находятся. Их там как минимум человек сто, которые раньше здесь не жили, а выживали. Так что, — я толкнул его локтем, и перед нами открылась дверь экипажа, — как минимум одно хорошее дело мы уже сделали.
— Ну да, — хмыкнул Николай. — Почистили карму и получили по плюс одному в копилку.
— Что, как? — спросил нас дед.
— Да как, — ответил я. — Если Светозарова от всего, что он увидел, удар не хватит, будет вообще шикарно. А сейчас нам надо срочно ехать в академию.
Путилин, как всегда, работал в своём кабинете. Мы разделились с Голицыным, рассудив, что лекарка поверит ему и без перстня на первых порах, а время терять не стоит. Он пошёл к Бабичевой, а я к Аркадию Ивановичу. Первый раз я видел, как при виде чего-то у Путилина глаза буквально на лоб лезут — такова была его реакция на перстень.
— Аркадий Иванович, — проговорил я, — вам сейчас очень срочно нужно доехать до Института благородных девиц.
— А что там случилось? — проговорил Путилин, затем снова взглянул на перстень и тут же изменил ответ. — Хорошо. Только мне надо вызвать экипаж.
— Экипаж есть. Сейчас мы заберём с собой и Аграфену Петровну, — проговорил я. — И все вместе едем обратно в институт.
— Хорошо, — кивнул Путилин, накинул плащ и вышел вслед за мной.
Уже через двадцать минут мы снова стояли у входа на территорию Института благородных девиц. Теперь охрана здесь была исключительно гвардейская. Основную часть преподавательского состава, как я понял, уже увезли, но экипажи без опознавательных знаков всё ещё подгоняли, и в них кого-то грузили.
Что тут теперь будет, я даже представить себе боялся.
Светозаров коротко поздоровался с Путилиным и Бабичевой, раздал им короткие указания, и те удалились заниматься подопечными института.
Сам же Иосиф Дмитриевич вышел к нам, посмотрел в глаза и негромко проговорил:
— Я хочу выразить огромную благодарность вам за то, что увидел всё это. Не знаю, вовремя или не вовремя — надеюсь, что всё-таки вовремя. Лучше даже поздно, чем никогда. Но самое главное, за что я вам благодарен, — что вы не стали разносить эту информацию, и она не стала артефактом взрывного характера, хоть и замедленного действия. Для нашей репутации это было бы совсем нехорошо, особенно сейчас — абсолютно неудачное время для этого. Такая напряжённость в стране…
Тут он оглядел нас всех.
— Ещё больше я уважаю это в связи с тем, что наши семьи не всегда относились друг к другу хорошо. В связи с этим у меня к вам две просьбы. Во-первых, понятное дело, молчать. Мы решим этот вопрос. Во-вторых, — он посмотрел на Креслава, стоящего за нами, — мне нужно поговорить с тобой отдельно. Без ребят.
— Хорошо, — ответил тот. — Давай поговорим.
Вместо кабинета Светозаров использовал один из экипажей, выгнав возницу на другой экипаж. Внутри весь салон снова накрыл куполом защитного артефакта.
— Креслав Радимирович, — проговорил официально Светозаров, — у меня к тебе есть просьба. Скажем так, между нашими родами периодически возникали различные недоразумения. Хотя, в целом, конечно, мы всегда нормально относились друг к другу. Я знаю, что на вас всегда можно положиться, и таких верных империи людей ещё поискать надо. Да вот женщины наши — твоя внучка, моя племянница — терпеть друг друга не могут, но я полагаю, что это чисто женское. Мы это с тобой прекрасно понимаем, что свары, чувства и вся эта любовь-нелюбовь — в топку. А империя, её безопасность и стабильность — это совершенно другая плоскость.
— Я прекрасно понимаю тебя, — ответил Креслав.
— И вот исходя из всего вышесказанного у меня к тебе просьба. Да, — продолжил Светозаров, — это с учётом не только того, что вы мне обо всём этом сообщили, ну и с учётом всего того, какая репутация сейчас у вашего рода в целом и у твоей внучки в частности. Да, после всех произошедших за последние пару месяцев событий её статус весьма вырос как у родовичей, так и у аристократов. Именно поэтому я хочу просить, чтобы она временно взяла под опеку Институт благородных девиц.