Это было основательное вместилище, запечатанное сургучом, так чтобы никакие бактерии не могли попасть внутрь.
— Только так, — сказал я, — распечатывайте где-нибудь вдали от населённых пунктов. Хорошо? — попросил я. — Неизвестно что за биологическое оружие может скрываться внутри.
Сати хохотнула, прикоснулась рукой к банке и сказала:
— Если что, никакой биологической опасности нет. Варенье засахарилось, но в целом полностью пригодно к употреблению.
— Это как так? — спросил я.
Тут вышел сонный Тагай и посмотрел на всё это великолепие, которое разворачивалось на кухне. Тем временем из подпола вылез и сам Евпатий с ещё одной банкой в коротких ручонках.
— А что здесь происходит? — спросил Тагай.
— Да вот, — сказал я, кивая на банку с восьмисотлетним вареньем, — отравить нас хотят.
— Да что вы, как можно⁈ — возмутился Евпатий, подходя к нам. — Не хотите, так и скажите, я тогда обратно поставлю, пускай хранится до тех, кто сможет оценить. Бесконечный вкус таланта предыдущих хозяев…
— Да ничего, — проговорил я. — Вон Сати утверждает, что варенье полностью пригодно к употреблению.
— Абсолютно, — сказала она.
— Как такое может быть? — удивился Тагай.
— Магия, — развела руками Сати. — Обычная бытовая магия. Такое варенье может храниться и тысячу лет, и полторы. Ничего с ним не будет. Внутри кокон замедляет время, и варенье просто не портится.
— Слушай, — сказал я, — наверное, всё-таки попробую эту штуку.
Когда банку откупорили, оказалось, что в ней находится ароматное, невероятно вкусное облепиховое варенье. Блины с ним были просто чем-то на уровне гастрономического оргазма. Я просто старался не думать о возрасте этого самого варенья.
Тем временем мелкий бес Руян всё время подкалывал Евпатия. Точнее, пытался то зацепиться за него, то на бороде проехать, то ещё что-то. Евпатий, конечно, отмахивался от него, ворчал себе в бороду что-то, но при этом не жаловался. И я видел, что на самом деле старик доволен.
В конце концов, у него появился кто-то в доме, и его существование, наполненное тоскливым одиночеством, прекратилось.
Завтракали мы тоже весело. Где-то в самом начале завтрака пришла Зара и тоже начала улыбаться, глядя на выходки Руяна. Одним словом, старую резиденцию наконец-то наполнила полноценная жизнь.
Всё здесь стало дышать полной грудью и радовать взгляд.
После завтрака я отправился в новый корпус. Там сейчас находились и мать, и сестра, и Мирослава, и дед Креслав, который тоже пока не спешил уезжать обратно к себе домой.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я приехал, — это сестра, которая носилась как угорелая. Сначала я даже не понял, что происходит, но потом заметил, что каждый раз, когда пробегала мимо меня куда-то, она была в другом наряде.
При этом вся она буквально сияла радостью, пребывая в прекрасном настроении.
— А что случилось? — спросил я, когда она в очередной раз дефилировала мимо меня в новом наряде. — Я что-то пропустил?
— А что не так? — покосилась на меня Ада. — Мне нельзя побыть в хорошем настроении?
— Нет, ну мне надо ж понимать, — ответил я, — что за повод для радости? Тебя что, по магазинам ведут?
— Нет-нет, не угадал, — кокетливо проговорила Ада. — Меня Коля Голицын пригласил погулять в Дендрарий. Я там, в отличие от тебя, ещё не была.
— Я, честно говоря, тоже был недолго, — хмыкнул я, а затем напрягся.
Не нравилась мне идея, что моя сестра будет гулять с «Коленькой» Голицыным.
— Ну вот, а я погуляю, — ответила мне сестра, да ещё и с вызовом. — Пастикусуса нашего проведаю.
— Смотри аккуратнее, — я всё-таки не удержался и хохотнул. — Чтобы у него после встречи с фон Аденами опять на одну голову меньше не стало.
— Фу-фу-фу, таким быть. Я вообще-то зверушек люблю, — сестра показала мне язык. — Вот проведаю, посмотрю на него.
— А тебя вообще ничего не смущает? — спросил я.
— А что такое? — она с ещё более дерзким вызовом посмотрела на меня.
— Ну ты же помнишь, что по нашим традициям ты с Голицыным, не имеешь права встречаться один на один.
— Ну, ты знаешь, — ответила Ада, — я не настолько безответственная. Кое-что вместе боёвкой мне в голову вбили, — улыбнулась сестра. — Я даже ходила к маме с этим вопросом, интересовалась у неё. Она мне и сказала, что, в принципе, есть вариант пойти с ней. А я попросилась поехать вместе с Матроной. Всё-таки подружка, а мы уже давным-давно не виделись. Да и соскучилась я по ней.
— Ничего себе, — хмыкнул я. — Соскучилась она. А мне казалось, что вы друг другу готовы сжечь что-нибудь, причёски там подправить.
— Ой, да когда это было, — посмотрела на меня Ада. — Уже сто лет прошло, вся вода утекла, которая это помнит, и ты забудь.
— Ну ладно, — сказал я с тяжёлым вздохом, так как идея мне почему-то совсем не нравилась.
«С другой стороны, — подумал я, — Матрона Салтыкова всё-таки дочь офицера Тайного сыска».
— С учётом того, где работает папа Матроны, я, в принципе, за тебя спокоен. За Коленьку, правда, не очень, с учётом, где сидит его дядя. А за тебя вполне.
Мы посмеялись, но тут я стал совершенно серьёзным.
— Ада, шутки шутками, но, кажется, до тебя так до сих пор не дошло, кто и как к нам относится, — констатировал я, намекая на её сегодняшнего кавалера.
— Кто относится? — переспросила сестра, тоже став серьёзной. — Голицын? Ермолов? До меня всё дошло. Чтобы ты понимал, я просто хочу поддержать его морально. Ты же сам поддерживаешь своего этого друга Артёма из пятёрки. Его тоже все, знаешь ли, считают предателем. И у этого сейчас подобная же ситуация, но к нему самому какое это имеет отношение? Дядя, да, сидит в застенках Тайного сыска, а не общаются все с Голицыным. На мой взгляд, это несправедливо.
Она перевела дыхание и тут же продолжила:
— Но я поддержала его в своё время. А он между прочим, даже к маме приходил и поблагодарил её за нормальные отношения со стороны нашей семьи к нему. А ещё попросил разрешения погулять со мной. Сказал, что будет беречь как зеницу ока. Сразу сказал, что мы поедем в Дендрарий, только прогуляемся, попьём безалкогольного глинтвейна, и что он вернёт меня с подружкой обратно. Прогуляться и всё. Мама дала согласие.
— Мама дала согласие, — передразнил я сестру и понял, что в моём голосе явно прослеживаются ворчливые нотки. — Папа бы согласие ни в жизнь не дал бы.
— Ой, всё, — закатила глаза Ада.
— Нет, ну ладно, — сказал я. — Если даже мама дала согласие, то ладно так и быть.
Ада снова расплылась в улыбке и снова начала летать мимо меня стрекозой, готовясь к выезду.
Затем через некоторое время приехала Матрона. Я заметил, как она преобразилась за последние пару месяцев. Когда я её видел в последний раз, это была нескладная девчонка со злым лицом, которая везде пыталась отыскать собственную выгоду. А ещё озлобленная чуть ли не на весь мир. Сейчас это была довольно миловидная барышня с широкой улыбкой, приятными манерами и мягким голосом.
— Привет, — сказала она, увидев меня, и кивнула.
— Привет, — сказал я, понимая, что на моих глазах произошло не то чтобы невероятное, но удивительное преображение.
— А Димы случайно нет? — спросила она.
— Нет, — я покачал головой. — Брат на заставе, но скоро у него отпуск. Может быть, и получится перехватить.
— Было бы неплохо, — хмыкнула та.
И тут с лестницы слетела Ада и крепко обняла Матрону:
— Как я рада тебя видеть! Сто лет не болтали! Ну, что ты? Как ты? Чего у тебя новенького? Как девчонки в группе? Кто кому что подлил? Кого чем окрасили?
И всё, началась стандартная девичья болтовня, которая мало интересна человеку, не влюблённому в этих самых девиц.
Ещё через десять минут, судя по всему точно по времени, прибыл экипаж вместе с Николаем Голицыным. Он был осведомлён, что Ада будет не одна, поэтому притащил с собой два небольших букетика, которые и подарил девушкам.
Я вышел на крыльцо, где они стояли, и подошёл к сокурснику.
— Привет, Николай, — сказал я.
— Приветствую, Виктор, — кивнул тот как-то излишне официально.
Он вроде бы за прошедшие дни тоже возмужал, хотя я не знаю, что на нём больше сказалось: время, или переживания.
— Смотри, — сказал я, — если с моей сестрой что-нибудь случится, я тебе не только голову откручу, я тебе ещё что-нибудь другое поджарю, чтобы не повадно было.
— Слушай, — примирительным тоном сказал Голицын, — давай не будем. Это вот с тобой вечно что-нибудь происходит. А я личность тихая, спокойная, со мной ничего не происходит, а если происходит, то только тогда, когда я с тобой рядом. Так что это от тебя держаться подальше надо, Аден.
— Николай, — я ухмыльнулся. — Ты понимаешь, что если это семейное проклятие, то сильно далеко ты не уйдёшь? Ты же вон другую фон Аден сейчас везёшь гулять.
Тут обстановка разрядилась, мы оба рассмеялись.
— Ладно, — сказал Николай, глядя на ожидающий их экипаж. — Надеюсь, что это не семейное проклятие.
— Надейся, — криво улыбнулся я. — Успехов вам там, в Дендрарии, не сожгите и не заморозьте всё к демоновой бабушке.
В экипаже, где вместе с Адой фон Аден ехала Матрона Салтыкова и Николай Голицын, было достаточно весело. Ребята шутили, смеялись, общались. На какой-то момент Николаю вовсе показалось, что ничего дурного в этой жизни больше нет. Все как прежде.
Безоблачное небо над головой, прекрасные люди рядом, дальнейшие перспективы… Он забыл хотя бы на день обо всём мрачном, что его окружало.
— А вы опасные барышни, — сказал он и рассмеялся.
— А вы-то сами, — парировала его слова Матрона. — Боевой факультет, как раздадите всем на орехи, так только держись.
— Ой да ладно, — ответил Голицын. — Мы вообще мальчики-зайчики, и у нас на факультете все точно знают, кто самый опасный в академии. Вы, как какой-нибудь травяной настойки сделаете для излишне рьяных ухажёров, то облысеешь, то зубы выпадут, а то с туалета не встанешь. Ужас!