Горислава держала себя в руках, всё больше изумляясь откровенности и горячности императрицы. Где та ледяная стерва, которая взирала на неё с трона все эти годы? Куда подевалась?
А Екатерина Алексеевна тем временем продолжала говорить, изредка прерываясь, чтобы отпить травяного отвара из кубка:
— Боги когда-то над нами пошутили, сказав, что чудо рождения новой жизни — это лёгкое, приятное занятие. До сего дня мне не довелось испытать радости материнства, но я очень надеюсь, что смогу вынести всё происходящее до конца и взять на руки собственного ребёнка. Но… мои личные силы на исходе, — императрица горько улыбнулась. — Меня обвесили артефактами, как ёлку игрушками, и всё это уходит будто в бездну. Я чувствую себя всё хуже и хуже. Я не могу ходить, не могу сидеть. Всё, что я могу — лежать. Ты не представляешь, чего мне стоило выйти на сцену. И сейчас я хочу задать тебе один вопрос. Я знаю, что ты сильно пострадала в Горном во время обороны от демонов, что ты практически выгорела и впала в магическую кому. Я, по уверениям лекарей, близка к тому же состоянию. Скажи, как ты смогла выбраться? Мне нужно доносить ребёнка. Любой ценой. Иначе трон оставить будет некому, а смуту в такое время империя может и не пережить.
Горислава взирала на Екатерину Алексеевну и видела, что та не лжёт. Уставшая, измотанная женщина здесь и сейчас зарывала топор войны. Не было это похоже на лесть, ни на тонкий расчёт, ни на какую-то политическую игру. Императрица, видимо, оказалась в том состоянии, когда готова обратиться за помощью даже к врагам. При этом Горислава прекрасно понимала, что конкретно врагами Рароговы и фон Адены для Светозаровых и империи никогда не были. Да, имелось личное соперничество между женщинами-магичками, но никак не вражда.
А потому Горислава решила ответить правду:
— Из этого состояния меня вытянуло капище. Если бы не оно, шансов бы не было. Оно стабилизировало меня и только после помогло вернуться. У тебя же, насколько я помню, тоже есть капище…
Раз уж императрица попрала протокол, Горислава тоже перешла на ты, как в давние времена, когда они обе ещё были юными девчонками и соперницами.
Императрица задумалась, а после по её лицу пробежала волна боли. Женщина схватилась за низ живота и едва ли не скрючилась, не в состоянии удержать стон сквозь зубы. Екатерина Алексеевна закрыла глаза, из уголков которых закапали слёзы. Сделав несколько глубоких вдохов и обождав, пока приступ боли завершится, императрица просто кивнула.
Горислава же едва ли не подумала, что у Екатерины Алексеевны начались схватки. Поэтому скромно уточнила:
— Какой срок?
Отдышавшись, та с болью в глазах посмотрела на бывшую соперницу:
— Должен быть третий месяц. Но что-то явно пошло не так.
Горислава оценила размер живота:
— Из собственного опыта… здесь больше похоже месяц на восьмой, если не на девятый.
«Это что же происходит? Это что же получается?» — в голове крутился рой мыслей, но что-либо сказать по этому поводу Горислава себе не позволила.
— Поезжай к капищу. Если кто-то и сможет тебе помочь, то только оно.
Как женщина женщину, Горислава понимала Светозарову. Поздний ребёнок, первый и единственный, которого императрица готова была сохранить любой ценой. Однако же такая разница в развитии навевала на мысль о проведении некоего ритуала.
— Екатерина Алексеевна, прости за мой следующий вопрос, но спрашиваю не просто так. Если беременность наступила в результате некоего ритуала, то поездка к капищу может только усугубить твоё состояние, — решилась Горислава предупредить императрицу. — Силы родовичей не приемлют некоторые виды магии и могут попытаться выжечь её из твоего организма. Поэтому ты можешь как последовать моему совету, так и нет, но не предупредить я тебя не могла.
Императрица криво ухмыльнулась:
— Ох, если бы, Горислава… Если бы!.. Всё было естественным путём. В ритуалах я не участвовала. Ты же понимаешь, что, если ему править империей, родиться он должен был самым что ни на есть естественным путём — для того, чтобы его приняло не только капище, но и наша земля. Поэтому этого я как раз не боюсь, — она сделала паузу, отдышавшись после очередного приступа боли, а затем продолжила: — У меня будет к тебе ещё одна просьба.
— Какая? — удивилась та.
— Сопроводи меня, будь добра, к капищу. Дворец и так гудит о моём состоянии. А тебе я доверяю — о ситуации с Институтом благородных девиц слухи так и не расползлись. Поэтому доверия к кому-либо ещё у меня сейчас нет. Окажи мне услугу, я отплачу.
Горислава ещё раз окинула взглядом императрицу и даже ответила с некоторым удивлением для самой себя:
— Мой долг — поддержать тебя в такую минуту. Долг не только как подданной, но и как женщины. Я помогу.
Первое, что я почувствовал, провалившись в своём сознании туда, где мог разговаривать с Агносом, — то, что появился кто-то ещё. Некий незримый третий, который, если и не наблюдал за нами, то пытался это сделать.
Возможно, Агнос поставил специальную стену, чтобы тот не смог вмешаться в наш разговор, но всё равно присутствие некоего чуждого и совершенно недружественного сознания я всё же чувствовал.
— Что происходит? Что это вообще такое? — спросил я.
— На самом деле, и тебе тоже здравствуй, — ответил мне Агнос с некоторым укором. — Вообще-то, не знаю, как у людей, но у богов принято здороваться.
— И тебе привет, — сказал я. — Видишь, что некогда. Что происходит? Что это за место? Почему за нами сейчас с тобой наблюдают?
— Ну, всё довольно понятно, — ответил на это зародыш бога. — Вы попали в место, которое планируется в дальнейшем сделать одним из основных храмов тёмного бога Бельзияра.
— А что он тут делает? — не понял я. — Зачем это нужно именно тут?
— Ну, дорогой мой, — ответил на это Агнос. — Когда селекционеры потеряли покровительство своей богини Арахны, они начали искать заступничество у кого-нибудь из других богов. Попробовали одного, другого, третьего, но, видимо, в этом месте они оказались ближе всего для того, чтобы достучаться до Бельзияра. Это тёмный, кровавый и очень противный бог, который питается телами и душами невинных существ. Вся его власть построена на жертвах. А сам он выглядит как клещ, как кровососущая тварь.
Информация была важная и очень интересная, но сейчас меня куда больше волновало другое.
— А что случилось с нашим Гордеем? — спросил я. — У меня создалось ощущение, что ему просто снесло крышу.
— Так и есть, — ответил на это Агнос. — Чем ментально слабее человек, тем быстрее он сдаётся, попадая под соответствующие импульсы бога. Вы посильнее, поэтому пока держитесь. Он послабее и был самым слабым, да и дольше всех находился в пещере, поэтому его волю сломило первым.
— Он придёт в норму? — уточнил я. — Подожди! А остальным тоже это грозит?
— Остальных он сломит чуть позже, — продолжал Агнос.
— То есть мы все начнём орать про господина Бельзияра и пытаться принести кровавые жертвы ему? — спросил я.
— Ты, может, и нет. У тебя есть я, я тебе помогаю, а вот те, у кого нет непосредственной защиты бога, те, конечно, уязвимы. Но вообще не рекомендую вам там находиться. Поэтому лучше уйти, идти дальше хоть по метру, хоть по два, но так по крайней мере хотя бы кто-то из вас сможет спастись. Оставаясь в пещере, вы все обречены.
— Но на улице творится чёрт знает что, — возразил я. — Буран, ничего не видно. Я даже не знаю, куда шаг ступить.
— Буран уже утихает, — ответил на это Агнос. — И вообще, вы можете изо льда себе иглу сложить, можете из камня себе какое-нибудь убежище сделать. Всё лучше, чем эта проклятая пещера, которая стала алтарём кровавого бога. Здесь столько существ убили в его славу, что место уже проклято во веки веков.
— Спасибо за информацию, — ответил я ему. — В целом благодарю за то, что вообще разбудил.
— Как бы я тебя не разбудил, — пробурчал на это Агнос. — Я вообще-то родиться хочу, а пока мой билет в жизнь — это ты, и мне надо, чтобы ты не помер раньше времени.
— Тогда последний вопрос, — сказал я. — Можно ли как-то разрушить этот храм?
Образ не вылупившегося бога стоял у меня перед внутренним взором, и сейчас он просто покрутил передней лапой у виска, показывая, что я — сумасшедший.
— Ты вообще нормальный, нет? — спросил он, но это был явно риторический вопрос. — Куда тебе с богами силами тягаться? Если бы я уже вылупился и был бы с тобой рядом, ну тогда шансы расплавить это к чёртовой матери ещё были бы. Хотя, в любом случае, мы бы стояли как бог против бога, а человек против бога не потянет. Ты уж извини. Максимум, что ты можешь сделать, — это осквернить его алтарь, и то ко всему прочему ещё и отдача замучает. Боги сурово наказывают за любые действия в их адрес, даже за одну такую попытку.
Агнос вдруг поник.
— Просто в какой-то момент появится свора каких-нибудь тварей из ниоткуда, а я даже пикнуть не успею, чтобы тебя спасти. Поэтому нет, тебе в одиночку таким заниматься нельзя.
— Ну, а что делать-то? — спросил я. — Можно попробовать хотя бы завалить проход, закрыть доступ внутрь?
— Вот это можно, — откликнулся Агнос.
Я уже представил то самое узкое место, которое мы можем вполне запечатать вместе с Артуром Кемизовым. Одновременно с этим мне в голову пришло, что к тому храму, который восстанавливает Тагай, тоже просто перекрыли доступ, чтобы туда не смогли пробраться. В целом для нас этот вариант приемлемый и, возможно, хоть чисто физический, но действенный.
— Хорошо, — ответил я. — Тогда мы завалим проход и постараемся сделать так, чтобы никто больше туда не попал.
Выбраться из медитации тоже не получилось просто. Я буквально чувствовал, как какие-то не то лапки, не то коготки пытаются удержать меня, утащить куда-то прочь. Но помощи Агноса вполне хватило, чтобы я пришёл в себя, вскочил и забежал обратно в пещеру.
Уже по пути вспомнил, что так и не получил ответ по поводу же лежащего без сознания Гордея. Оставалось надеяться только на одно: что вдали от этой проклятой пещеры ему станет легче.