— Точно, — сказала Мирослава. — Осталось ещё раз в десять больше, чем мы уже сделали.
И тут Муратов понял, что всё. Край. Он уселся на краю этой информационной свалки и уронил голову в ладони.
— Всё, я больше не могу… Но я должен.
Мирослава уселась рядом с ним.
— Я знаю, — проговорила она. — У меня такое ощущение, что я теряю свою суть во всём этом.
— Послушай меня, — Артём обернулся к ней и постарался улыбнуться. — Зациклись на каком-нибудь одном единственном воспоминании, самом дорогом для тебя. Причём неважно, что это будет — ненависть, злость или, наоборот, любовь и доброта. Совсем неважно. Главное, что это должно быть самое яркое воспоминание. И тогда, если твоё «Я» будет на этом зиждиться, то оно не даст тебе потеряться. Так сделал и я.
— А ты? На чём сосредоточился? — с бессильной улыбкой спросила у него Мирослава.
— Я зациклился на вере в то, что мой отец жив, — ответил на это Артём. — Он — единственный для меня родной человек, и я знаю, что он где-то живёт, где-то существует.
— Что ж, — проговорил глухой взрослый голос сзади.
Артём с Мирославой одновременно обернулись. Из тьмы небытия вышел мужчина средних лет с усами и небольшой бородкой. На его лице были громоздкие очки, а на голове — небольшие залысины. Волосы же были какие-то бесцветные. Но при всём при том внутри этого мужчины сразу же чувствовалась огромная энергия, которую он был готов вкладывать в то, что ему интересно.
— Я рад, что являюсь для тебя якорем во всей этой мусорке воспоминаний, — хмыкнул мужчина.
— Отец! — Артём вскочил, бросился к мужчине и крепко-крепко обнял его. — Я знал! Я знал, что ты жив! — проговорил он.
— С чего ты взял? — спокойно ответил Альберт Костович. — Я всего лишь твоё воображение. Я — тот самый конструкт, который ты вынашивал все эти годы. Ничего больше.
— Ты меня не проведёшь, отец, — ответил Артём. — Я знаю, что это ты.
— Не о том сейчас думаешь, — голос Костовича стал холоднее. — Раз уж я являюсь для тебя якорем во всём этом… то давай помогу.
— Ты жив, ты жив, ты жив, — проговорил Артём. — Или, может быть, я просто сошёл с ума.
— Можешь считать и так, — проговорил Альберт. — И если для того, чтобы помочь себе, тебе нужно было свихнуться и визуализировать меня, то да, считай, что сошёл с ума. А теперь слушай меня внимательно. Ты проделал огромную работу, но, к сожалению, практически никчёмную.
— Как это? — опешил Артём. — Я всё делал так, как ты мне рассказывал. Выстраивал логические цепочки, забирал основу, вытягивал логические нити…
— Нет-нет, — поспешил сказать Альберт. — Тут как раз полный порядок. Вы — огромные молодцы. Сортировали все эти тонны воспоминаний и пересортировывали по новой и так далее, и тому подобное. Логические цепочки выстраивали — молодцы, всё хорошо. Но ты, — и это твоя главная ошибка, — всё строил по основному признаку. То есть искал зацепки, применяя хоть и важнейшее, но только одно основное свойство. И в связи с этим тебе пришлось вытягивать все эти годы и километры воспоминаний в единую нить, чтобы из этой самой нити уже потом вычленить необходимое. Это гигантская работа. И для такого массива данных подобный подход не работает.
— Что же мне делать? — спросил Артём. — Я и так кучу времени потратил на это.
— На самом деле не такую уж и кучу, — хмыкнул на это Альберт. — Недельку провалялся в отключке. Ничего страшного. Иные открытия требуют куда больших затрат. Итак, попробуй сделать сортировку по вторичным, неявным признакам. Вспомни, что ты ищешь, какая информация тебе нужна. И попробуй подобрать к ней как можно больше логических синонимов. Смотри!
Отец показал Артёму наверх, и там сверкнула молния. Да не простая. Это была огромная, яркая молния, где от одного толстого, центрального ствола энергии отходило множество других, поменьше, как будто корни у дерева.
— Вот смотри, каждая переменная даст тебе отдельный путь информации, — продолжал Алберт. — На каждой будут отсеиваться сразу тонны всякого ненужного шлака. Давай вместе со мной.
И они вместе начали выстраивать эту структуру по вторичным признакам. Артём даже не поверил своему разуму, когда осознал, насколько быстрее всё пошло. Информация просто начала расслаиваться. Ненужные километры воспоминаний обрушивались в бездну забытия. При всём этом система, сама система воспоминаний начала перестраиваться прямо на ходу.
Направления появлялись и ветвились от основного ствола. Артём даже сначала побоялся, что он не сможет проследить за каждым, так много их было. И они все ветвились в совершенно разные стороны, оставляя красочные следы в пространстве, как будто залп мощного фейерверка. Затем закручивались под невероятными углами. И да, это были как будто корни дерева или как молнии, ветвящиеся по всему небу. Но потом эти самые ответвления и корни начали перекрещиваться между собой, и после каждого такого перекрещивания оставалась лишь одна ветка событий, лишь одна основная молния.
Артём не мог поверить своим глазам, но вдруг увидел, что через какое-то невероятно малое количество времени все эти ответвления вдруг пришли к одному единственному моменту. И в этом моменте сложилось несколько кадров. Всего несколько мгновений нужных ему воспоминаний, всё то, из-за чего он и затеял всё это действие.
— Что это? — спросил Артём у отца.
— А это, дорогой мой, ответ на твой вопрос, где находится тот самый муас.
— Да ладно, — проговорил Муратов, не веря своим глазам. — Этого не может быть.
— Именно так всё и есть, — сказал на это отец.
— Спасибо, спасибо тебе огромное, пап, — проговорил Артём. — Я знаю, что где-то там ты всё равно есть и мы когда-нибудь обязательно встретимся.
Альберт посмотрел на своего сына, открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыл его. Артём решил, что тот просто побоялся давать сыну надежду.
Вместо этого он подошёл к нему, крепко обнял и сказал:
— Я горжусь тобой, сын. Я горжусь тем, что у тебя есть такие друзья, ради которых ты идёшь на подобные вещи. И я очень рад, что они не бросают тебя. Такие люди не дадут тебе погибнуть. Стоит бороться не только за них, но и за тот мир, в котором вы все живёте.
После этого он развернулся и просто ушёл в ту самую темноту, из которой вышел. Некоторое время Артём ещё ошарашенно смотрел ему вслед, а затем кинулся за отцом.
— Папа! Папа! Папа! Подожди! — кричал он.
Но в темноте уже никого не было. Вместо этого какие-то руки схватили его.
— Папа! Папа! — кричал Артём.
И тут он открыл глаза и увидел над собой Мирославу и лекаря Рароговых.
— Всё в порядке, — сказала девушка. — Мы вернулись.
В пяти километрах от столицы, в реликтовом лесу, находился небольшой, но очень крепкий особнячок. Это была не то чтобы резиденция, но некое небольшое имение одного древнего рода. Имение это по большей части пустовало, потому что сам род базировался далеко отсюда, но в последнее время народ тут бывал частенько.
В этом особняке происходила встреча. Первым на неё в неприметном экипаже без родовых гербов приехал Ледобор Морозов, а затем, следом за ним, Лан Вулканов, глава клана Вулканов. Оба они официально сейчас находились совсем не здесь.
Морозов, когда ехал на эту встречу, думал практически только об одном:
«Ну и сволочь этот Светозаров оказался! Даже ничем поступиться не захотел. Можно сказать, плюнул в лицо всему роду».
А мысли эти у Морозова появились в тот самый момент, когда ему донесли, что к Молчащим отправился Рарогов вместо него. Этот факт сам по себе вызвал серьёзную обиду. Морозовы не привыкли, чтобы о них вытирали ноги.
И если до всей этой ситуации он ещё раздумывал, отвечать или не отвечать на приглашение о встрече у Болотовых, то после того, как узнал новость про Рарогова, сразу же сообщил о своём согласии. Ему нужно было хотя бы узнать, что там ему предложат.
Собственно, с тем же самым настроем: узнать, что предложат, приехал и Вулканов. И хотя они являлись достаточно сильным кланом на восточных рубежах империи, ещё больше на островах Тихоокеанского кольца, но всё же хотелось чего-то большего. Всегда хочется побольше, поближе, поярче.
Когда они приехали, то сначала с неудовольствием увидели молодого парня, который представился Ярославом Болотовым. Рядом с ним сидел парень того же возраста, но который чувствовал себя явно не в своей тарелке.
Морозов сначала подумал, что это вообще какая-то шутка, но потом к ним навстречу выплыла пожилая женщина уже на той границе лет, когда подобный типаж всем своим видом напоминает ведьму. И её старородовические одежды только подчёркивали этот момент. На поясе у неё висели какие-то связки травок, на носу красовались огромные уродливые очки с толстыми линзами, а пальцы были унизаны всевозможными перстнями. Кожа ведьмы темнела от татуировок всевозможных тварей. У Болотовых способностью поглощать души живых существ с возможностью дальнейшего призыва обладала только одна представительница Ликомора. От одного её взгляда даже Ледобора Морозова пронял холод.
Складывалось ощущение, как будто она этим самым взглядом говорила: «Я вас, уродов, насквозь вижу».
— Ну что, господа, присаживайтесь, — сказала она, растянув улыбку. — Поговорим. Недаром я из своих болот… — она хрипло усмехнулась, как будто старый матрос с прокуренным голосом, — вылезла.
— И о чём вы с нами хотели поговорить, госпожа Ликомора? — поинтересовался Ледобор Морозов.
— У нас есть информация, — проговорила старая ведьма, — из надёжных источников, — она зыркнула на собравшихся за столом. — Императрица сегодня умерла родами.
Морозов с Вулкановым переглянулись.
— И да, — с некоторым неудовольствием проговорила старая ведьма. — Она родила мальчика. И, судя по всему, он выжил.
— Вот как, — невесело усмехнулся Ледобор, — получается, у нас наследник престола появился.
— Да как сказать, — проговорила ведьма.
Морозов заметил, как при этих словах посмотрел на женщину парень, который представился Ярославом Болотовым.