— Это что, правда? Ты был у деда в ту ночь, когда он умер? Но мы же вернулись с тобой из ресторана пьяные и повалились спать. Или ты притворялся?
— Да все не так было. Я отрубился, как и ты, хотя и не такой пьяный был. У меня же желудок, ну того… луженый, вот. Так мама говорит. В отца, короче. Пьянею я редко, и в основном от крепкого. А вино мне — как компотик. Проснулся, потому что телефон запиликал. Дед эсэмэс прислал, хотел узнать, как все прошло в ресторане. Вероника же тогда говорила, дед меня искал. Ему не спалось…
— И что, ты пошел к нему? Почему не позвонил?
— Я пошел, потому что хотел попытаться отговорить его от разоблачений на юбилее. Ты так старалась с этим сценарием, все должно было получиться бомбезно, а тут он со своими тайнами. Я даже попросил, чтобы он отложил казни египетские, не портил праздник. Но дед опять намекнул, что узнал о нас слишком много, разволновался, за таблетками полез. Я помню, они лежали на тумбочке, еще воду ему подавал. Тут он и сообщил, что переписал завещание на меня, в назидание остальным. Оказалось, о его настоящем дне рождения помнил только я. К тому же тайн у меня вроде как не было. Я был чист душой, и за это отдельное человеческое спасибо Учителю. Если бы он тогда не почистил мне карму…
— М-да…
— Опять ты смотришь с подозрением? Когда я уходил, дед был жив, и таблетки лежали на тумбочке. Да я бы ни в жизни… Да мне это наследство нужно как глисте валенки. Ну, может, чуточку больше. Но только самую чуточку.
— Чего тогда не рассказал все сразу?
— А то сама не понимаешь, — огрызнулся приятель. — Утром, чтобы избежать подозрений, умолчал о своем визите из-за наследства… Ведь сразу же накинулись бы. Надеялся, что пока наследство огласят, я что-то придумаю.
— На это ты мастак.
— Как видишь, никаких тайн. Даже дед подтвердил, что совесть моя чиста, — удовлетворенно закончил Славик.
— Чистая совесть обычно свидетельствует о начале склероза. У твоего деда, — проворчала я, потому как выходило, что этот скользкий ужик опять вывернулся. Конечно, очень хотелось верить в невиновность Славика, но доказать ее теперь не представлялось возможным. Ведь как складно все у Антона выходило: мой секретарь узнал о внезапно свалившейся на него удаче и поспешил разделаться с дедом, пока тот не передумал.
Хотя, опять же, так бывает только в триллерах, а в обычной жизни люди мрут как мухи от обычных житейских болезней: инфаркт, канцер, диабет, ожирение. И никакой интриги в этом нет.
Мы замолчали, а я отметила, что и в доме наступила загадочная тишина. Сабина и мама Славика вышли в сад, на свежий воздух. Витя потащил им туда бутерброды, Вероника, устав рыдать, видимо, уснула. И даже храп бабки и ее сиделки затих.
— Пойду проверю старушек, — вздохнула я.
— А я Веронику. Как бы она чего не натворила, — озаботился Славик.
Мы поспешили подняться по лестнице вверх и замерли, как тушканчики, привлеченные явившейся нашим взорам картиной. В длинном коридоре Крокодиловна, в ночном чепце и длинной ночной рубашке, с секатором в руке увлеченно орудовала над чем-то у стены, отковыряв плинтус. Он валялся в сторонке. Как раз в том месте, где прошлый раз Лев обнаружил перерезанные провода.
Славик сделал мне знак молчать, и мы принялись наблюдать. Старушка продолжала свое черное дело, бормоча под нос, что интернет — это «происки дьявола», а излучение опасно для жизни.
— Вон и Чеслава из-за них уже похоронили. Там же излучение — как кувалдой по мозгам. Бац! И Левушка «самоубился», ему дьявол шептал-шептал, вот он и не выдержал, — горевала она, яростно орудуя секатором.
Оглядев дело своих рук, она ловко вернула плинтус на место и побрела в сторону своей спальни. Замерла на пороге, развернулась и прямой наводкой направилась в спальню деда Чеслава.
Мы на цыпочках последовали за ней. Не включая свет, старушка пошарила по тумбочке и пробормотала:
— Опять валерьянку спрятали, Детка будет недовольна. Кис-кис, моя крошка.
Тут же в комнату галопом влетела кошка, задев мои ноги хвостом. Бабка подхватила ее, обошла кровать и улеглась с другой стороны. Ее силуэт был хорошо различим в свете луны, падающем из окна на кровать. Детка, утробно заурчав, устроилась в ее ногах.
— Помнишь, там была примята постель, словно кто-то лежал? Думается мне, бабка тут не впервой, — зашептал мне в ухо возбужденный Славик.
Я не выдержала и тихонечко постучала в дверной косяк, прежде чем войти. Бабушка «лунатит», таких пугать нельзя, еще сердце не выдержит. Хотя вот сиделка Надя говорит, что такие бабушки, в доисторические времена деланные, очень крепкие. С виду одуванчик — а внутри сталь. Мне даже показалось, что сиделка говорила об этом с легким сожалением. Может, потому, что бабушка сразу же дала ей кличку Надька-опара?
— Кто здесь? — неожиданно бодро гаркнула бабка, и я усомнилась в ее «лунатизме».
— Бабуля, вы где ходили и чего тут улеглись?
— Я в туалете была, а теперь легла. Чего следом бродишь, Зойка, иди спать, иди…
— А чего это вы секатором, которым розы подрезают, делали?
— Ты что, выпимши? Какие розы, шипы да занозы… Я лекарства приняла и сплю. И ты бы не ходила, заполошная. Чего ходишь, как за малым дитем, изнасилуют меня тут, что ли?
— Уже небось и надежду потеряла, — прошептал Славик, а я так и не поняла, какую надежду он имел в виду: сиделку или…
Через секунды три раздался храп, а мы со Славиком так и стояли, глядя друг на друга в полном недоумении. Славик сразу же предположил, что бабуля перерезала провода в ночь смерти деда, когда в очередной раз в беспамятстве прогуливалась по дому. Обычно за ней присматривала Зоя, которая спала в той же комнате. Но в ту ночь она то ли встречалась с Антоном, то ли спала. Главное — она проворонила бабку.
Уже потом все встало на свои места окончательно. Надя утром сообщила, что бабушка встает по ночам и расхаживает по этажу, зазывая Детку. Иногда путает комнаты. Накануне она нашла ее в бывшей комнате деда, но не решилась будить. Утром бабка была уже у себя. Видимо, встала ночью и вернулась в свою постель.
— Генеральша наша мало того что сбежала, так еще и на ночь маску свою налепила. Я чуть в рейтузы не наделала, когда ее ночью в свете луны увидала, — жаловалась Надя, косясь в сторону дремлющей Крокодиловны. — Она же мне еще до этого рассказывала про злого духа, что пробирается в дом по проводам интернетов-шмертернетов. Я потом уснуть не могла.
Оказывается, когда сиделка рассказала своей подопечной о ее ночных походах, бабка обозвала ее «тупицей» и потребовала класть ей на тумбочку побольше валерьянки. Вроде как для себя, а на деле — для кошки.
— Видимо, таблетки в ту ночь тоже перехватила бабка, решив, что это любимые пилюли ее Детки. Перепутала комнаты и забыла, где находится, — вполголоса сказала я Славику, когда Надя отошла.
Сделав реконструкцию событий, мы пришли к следующему выводу: посреди ночи дед проснулся от шороха, понял, что не один в кровати. Он повернулся, увидел белое привидение с седыми растрепанными космами в свете луны, а на лице — ужасная маска. И… у него прихватило сердце.
Для наглядности я прихватила в тумбочке у Крокодиловны одноразовую косметическую маску, там и впрямь валялась целая стопка. Аккуратно наложила ее на лицо и велела Славику зайти с фонариком в темную уборную. У зеркала стояла я, спутав волосы у лица и медленно раскачиваясь.
Славик так резко рванул назад, прочертив ногами по синтетическому коврику, что я испугалась, как бы его не убило током.
— Выглядит страшнее, чем «Крик» у Мунка, — из-за двери проблеял он. — Боюсь, у деда не было шансов пережить ту ночь, если ему довелось увидеть то же самое…
Тем более что ни позвонить, ни выпить таблетку к тому времени он уже не смог бы. Бабка же, проснувшись, побрела к себе в комнату, а утром, конечно, ничего не помнила. Версия была стройная, как девица после затяжного пищевого отравления. Хотя это все могло быть просто плодом нашей неуемной фантазии…
Глава 17
Сочи, 28 августа. Обед
Через день мне надо было уезжать. Отпуск подошел к концу, с работы постоянно трезвонила Людочка и мой заместитель Верка. По ее словам, дела у нас шли не очень хорошо: многие клиенты в последний момент отменяли торжество или максимально урезали бюджеты.
Вдобавок ко всему, прямо на нашей улице открылось еще одно агентство праздников с загадочным (Славик заявил, что с туалетным) названием «Пир духа», и теперь нам предстояло делить клиентов. Или срочно что-то предпринимать, чтобы их удержать. А еще со мной очень жаждала побеседовать наша бухгалтерша. Любу мне тоже когда-то подсуетил папа номер два, оттого я была уверена в ее компетентности и полностью доверяла прогнозам.
Словом, погуляли — пора и честь знать. Кстати, отцы и мамуля решили задержаться на море еще на пару дней, клятвенно пообещав мне заняться решением своих проблем сразу по приезде. Видимо, совместное времяпровождение ничуть их не утомило, хотя, подозреваю, отцы разрабатывали схему поимки Аркадия. Раньше я бы обязательно отговорила их от этого, но теперь решила: не все проблемы требуют моего участия. К тому же непонятно, чего там его лишил Дубровский, так что пусть разузнают. После Антона с колготками во рту я уже ничему не удивлюсь. Вдруг человеку помощь нужна: ну не звери же мы, в самом деле…
Странно, но и Славик увязался за мной. Хотя я думала, что он сразу же сообщит о своем увольнении. Но приятель пока молчал.
Настала пора прощаться с домом, где за такой короткий отрезок времени произошло столько всего, что хватило бы на год впечатлений. Все вышли провожать нас в сад. Славик разразился длинной речью в духе вождей пролетариата: сообщил, что впереди всех их ждет светлое будущее, надо только подождать. Правда, как и положено, вещал без конкретики, но с чувством. Мне и родным понравилось. После чего вручил прощальные дары: Веронике досталась ушанка «для поездки на Север» (один черт знает, где он ее откопал в горячем Сочи), бабушке — набор юного шпиона, Детке — плюшевый котик, смердящий валерьянкой, сиделке Наде — беруши, маме и тетушке — бочонок вина с этикеткой «сердечные капли». Лучший подарок получил н