— Гляди!.. — приподнял голову один из двух соглядатаев. — Блюет! И с морды кровь течет…
— Когда б тебя капитан Каспиус Бреннан так швырнул о шканцы, ты б и вовсе сдох, задница… Пшистанек! Эй, ты, отродье оборотня!
Лицо Пшистанека, широкое, добродушное, покрытое почти бесцветным сероватым пухом, перекосилось. Он поднялся в полный рост и встал на коньке крыши пристанного пакгауза, рискуя обнаружить себя и своего товарища. Он стоял и шатался, хватая влажный воздух перекошенным ртом.
Пшистанек не чувствовал, как дергает его за рукав Ялинек. В пятидесяти шагах от него корчился на палубе Бреннан-младший, и медленно гасло зеленоватое сияние, окутывающее судно. Казалось, его осадка стала еще больше — на локоть, на два, на три. И шипела, шипела у бортов белая вода.
Капитан Каспиус Бреннан был очень храбрым человеком, но он не стал оборачиваться, чтобы увидеть эту белую воду. Он стоял спиной к бухте и смотрел куда-то поверх плеча того, кто стоял напротив.
В этот момент откуда-то неподалеку, от близлежащих портовых строений, донесся крик — один, хриплый, напитанный скорее удивлением, чем страхом, и вслед за ним второй — теперь уже душераздирающий, полный боли, ужаса и тоски. В косых струях дождя увидел капитан Бреннан маленькую пошатывающуюся фигурку, приближающуюся со стороны старого пакгауза.
Маленький рост, длинные, едва ли не до колен, руки и мокрые мохнатые уши, торчащие из-под отброшенного назад капюшона, неопровержимо свидетельствовали, что на место событий пожаловал представитель самой несносной расы под светлым небом Альгама и Кесаврии — брешкху, или попросту брешак. Его блуза была густо перепачкана в грязи. Так, словно он в ней извалялся нарочно. Это неудивительно, ведь Пшистанек (конечно, это был он) упал с крыши пакгауза в самую грязную портовую лужу.
Он поравнялся с офицером Охранного корпуса, обошел его сбоку на полусогнутых ногах. И вдруг упал. Уже лежа на спине, он поднял руку с растопыренными пальцами и несколько раз попытался ухватить что-то невидимое, назойливое, словно кружащееся прямо над ним. Человек в белом плаще смахнул с края белой одежды несколько ошметков грязи, попавших на него при падении брешака, и произнес:
— Удушье. Не иначе сердечный приступ. Не торопись! — наклонил он голову навстречу капитану Бреннану, стронувшемуся было со своего места. — Ему не помочь.
Рука брешака, зависшая в воздухе, дернулась и упала, как отвалившаяся ветвь старого дерева. Несколько раз дрогнули посиневшие губы. Капитан Каспиус Бреннан сказал:
— Я его знаю. Это Пшистанек из Угурта, он служил у старого барона Армина.
— Как ты их отличаешь? — равнодушно ответил человек в белом плаще. — Для меня все брешаки на одно лицо. Интересно, что он тут делал. В такую погоду эти ленивые бездельники и носа за порог не высунут.
— Мне уже доводилось видеть, как они умирают вот так, — тихо отозвался капитан Бреннан и, кажется, добавил еще что-то, но громовой развал в бурном небе над пристанью начисто заглушил его слова. А может быть, и не говорил он ничего вовсе. — Брешкху очень чувствительны к разного рода магии и сами, как считается в отдельных кругах, не чураются примитивного колдовства.
— Ты это к чему, капитан?
— Его притянуло сюда то, что я тебе привез. Я уверен в этом. И это должно быть что-то запредельное, если у этого бодряка-брешака, который мог в жару выпить самую жуткую бормотуху, какие-нибудь двадцать кружек крепкого и мутного боррского эля… вдруг разорвалось сердце.
— Да, это оно, — подтвердил его собеседник. — Это сердце. Молись, чтобы оно не подвело и тебя!
Он огладил кончиками пальцев сумку, утонувшую в складках плаща и хранящую в себе капсулу из Омута. Закрыл глаза. Если бы так не текло с небес, то капитан Каспиус Бреннан увидел бы, как на лбу посланца густо выступает пот. Если бы не поднимающийся от воды туман, который на глазах становился все более густым, капитан Бреннан разглядел бы, что бесстрашный офицер Охранного корпуса короля боится не меньше.
Человек в белом вскинул обе руки. Он направил раскрытые ладони на «Кубок бурь», и борта судна затрещали.
Заскрипела и прогнулась палуба. Натянулся и, крикнув, на высокой ноте лопнул фал, и полотнище стакселя заметалось под ветром, избивая мачту и реи.
— У тебя на борту оставался и другой груз… — пробормотал встречающий.
Судно разом вырвалось из воды, изменив осадку на несколько локтей — словно неподъемный и опасный груз, лежавший где-то там, в трюме, под кожами и брезентом, в один присест сбросили за борт. Человек в белом широко расставил ноги. Его качнуло, и он мог упасть прямо на тело бедняги Пшистанека, но удержался.
— Прощай, капитан, — наконец сказал он и удалился широкими неверными шагами, слегка подволакивая левую ногу. Это совсем не походило на ту горделивую поступь, которую явил он при своем появлении в этом глухом и унылом месте, не подобающем воину из лейб-гвардии короля…
Капитан Бреннан присел на корточки рядом с телом брешака Пшистанека и, вытянув из рукава булькающую кожаную флягу, сделал два отчаянных глотка. Его черные глаза быстро помутнели. Его окровавленный сын перепрыгнул с борта шхуны, облегчившейся столь стремительно и странно, и склонился над отцом и над трупом случайного свидетеля:
— Отец?! Как ты? Судно как будто на пару тысяч стормов облегчилось!..
— Мне-то что, — не поднимая лица, глухо откликнулся капитан Бреннан. — А вот ты запомни этот день. Потому что, чую я, тебе еще придется вернуться.
— Куда?
— Туда, откуда мы привезли этот груз. В Цитадель, за Столпы Мелькуинна. А может, и еще дальше. — Капитан Бреннан опустошил флягу и, швырнув ее наземь, повторил:
— А может, и еще дальше…
Нет нужды говорить, что второй свидетель этой встречи на пристани, брешак по имени Ялинек, уже был далеко: он драпал со всех ног, его прыти не умерило и то, что он упал уже дважды, разбил оба колена, а также вывихнул руку. Он добежал до своей каморки и, упав на топчан, накрылся с головой тяжелым колючим одеялом. Болела рука, мучительно ныли колени…
«Это что! Счастье, что они не добрались до сердца», — успел подумать Ялинек и потерял сознание.
Часть перваяДети надежды
Знание — огромный гнет. Готов ли ты взять на себя сверх того, что можешь снести?
Глава 1Любопытство с привкусом крови
За четыре года до основных событий
— Тише, — сказал первый.
— Что ты орешь? Тише! — прервал его второй.
— Ну так я сам и сказал… тише!
— Вот и я говорю.
Темная тропа, мягкая, узкая, сама угодливо стелилась под детские стопы.
— Мальчики, давайте остановимся, передохнем, — вступил третий, совсем тонкий голос. Судя по всему, принадлежавший девочке.
— Вот оно, старое дерево. Нужно обойти вокруг него три раза против солнца.
— Но солнца не видно!
— А ты что, не знаешь, как и в какую сторону оно ходит по небосклону?
— Считаем круги!
Три фигурки выстроились в ряд.
— Раз!
Огромная крона дерева растрепалась под порывом ветра.
— Два!
Заскрипели под чьей-то ступней сухие сучья.
— Три!
— Ничего не изменилось, — сказала девочка. — Это правда работает?
— Кажется, стало заметно холоднее… — после повисшей паузы проговорил первый. — Да, правда. Жи-Ру не врал…
— А скоро мы увидим этих… ваших… которых ты выдумал? — быстро спросил второй.
— Если ты думаешь, что я шутил, когда говорил о суррикенах, то ты ошибаешься, — после небольшой паузы сказал первый.
— Очень я испугался каких-то там… страшилищ-недоростков! — Второй воодушевился и подпрыгнул. — Их, наверно, и на свете не существует, а так, россказни… Хотя… Хотелось бы уже повстречаться с… Кхм… Там, наверно, и кроме этих твоих суррикенов чудес хватает. Мне тут рассказывал один бывалый мореход, что Малая башня изнутри на самом деле огромная, как если бы ее надули, а снаружи не было видно, — продолжал второй, явно стараясь произвести впечатление на девочку, прислонившуюся к морщинистому древесному стволу. Та прижала рукой взлетевшие от ветра волосы и повязала их ленточкой. — И этот… э-э-э… старый корабел, который на своем веку понюхал все соленые ветра, сказал, что тут, в Малой, водятся чудовища из Омута.
— Да ну? Прямо из Омута? — насмешливо уточнил первый мальчик. В его голосе звучали иронические нотки. — Вот так прямо из самого из Омута?
— Ага! — хвастливо подтвердил второй и выкатил грудь.
— А, часом, эти чудовища не из «Баламута», а? Таверны, в которую время от времени заглядывает твой добрый мореход? В последний раз, когда опекун Армин уезжал в город по делам, твой старый корабел, кажется, загремел именно в «Баламут», да? В тот трактир, где вместо вывески — скелет одного из постоянных посетителей? Этот твой морепродукт там так набрался… опыта дальних странствий, что его потом втроем на телегу грузили.
— Что? Ты думаешь, что мне рассказывал… повар Жи-Ру? Он? Так, что ли? — снова петушком подскочил хвастливый второй. Впрочем, даже в прыжке он, приземистый и кривоногий, доставал первому разве что до груди.
— Ну а кто же еще? — пожал плечами ироничный. — Владетель Корнельский? Нет! Его доверенный ланзаат[1], кесаврийский ученый маг Астуан Пятый? Да боже упаси! Или хотя бы добродетельный барон Армин, мой добрый опекун? Ни в коем случае. Значит, пузатый болтун Жи-Ру. Больше некому…
— Мальчики, хватит ссориться, — подала голос девочка и высвободила свою точеную фигурку из грузной тени старого дерева. — Мы обошли вокруг ствола три раза против хода солнца. Вы же говорили, что иначе нам не попасть на Язык Оборотня. И что? Мы пойдем к башне или нет? Или вы, может быть, боитесь?
Высокий и ироничный промолчал, лишь заломил кисти в запястьях до легкого хруста в одном из них. Девочка вздрогнула. Маленький и хорохористый подпрыгнул, как укушенный. Он заговорил так быстро, словно опасался, что его перебьют и уже больше не дадут взять слово никогда: