Разобрался с подарком Митрича я только в маркизатстве, и то с помощью Кузьмича. Тот, повертев изделие в руках, зачем-то обнюхал его и даже попробовал на зуб, прежде чем вернуть мне.
– Ты, кажись, о помощнике, в дороге полезном, мечтал?
– Почему мечтал? Хотел и сейчас хочу такого.
– Так вот это – ловушка для подобных помощников. Только пустая она покамест.
Ловушка на астральных хищников? Так это же прекрасно! Уж привязать её к себе так, чтобы они не дёрнулись никуда, я точно смогу.
Но пока я лишь ехал в Люксембург. Уже подъезжая к городу, вдруг услышал обеспокоенное ржание лошадей, карета резко дёрнулась и остановилась. Выйдя из кареты, я первым делом увидел дрожащих от беспокойства лошадей и мою охрану, успокаивающую их. В этот момент благородный Эшли позвал меня, указывая на север. Обернувшись на зов, я смог наблюдать великолепное зрелище. Как будто все четыре основные стихии собрались в одном месте и вступили в единоборство. Потоки огня, фонтаны земли, стены воздуха и нагромождения воды создавали вместе страшное и завораживающее зрелище. Это зрелище отнюдь не было беззвучным. Непередаваемая какофония звуков, в которых смешались торжество и боль стихий, придавливала к земле. Это продолжалось недолго. Внезапно всё исчезло, и на нас обрушилась тьма и тишина. Нарушил её благородный Эшли:
– Мир праху всех погибших.
– Подожди, но полыхало в том направлении, где расположен замок Тодт. Ты хочешь сказать, что они все там могли погибнуть? – Я не на шутку взволновался.
– Нет, первородный. Это явление означает, что за тысячи километров от этого места произошёл ужасный катаклизм. Вот там действительно выживших нет.
– И часто происходят такие катаклизмы?
– За сто пять лет жизни я не видел ни одного, но судьба забрасывала в два из трёх известных мест, где подобное случалось.
– А далеко видно вот это отражение катаклизма?
– Ну… если предположить, что мы находимся в центре той территории, где видно отражение, то в Мюнхене видели точно, а вот в Вене – вряд ли.
– А где происходили сами катаклизмы и где были видны их отражения?
– Ну, первый из тех, про которые я могу рассказать, произошёл почти пятьсот лет назад. Отражение видели в центральной Африке, а катаклизм произошёл на Сицилии. После этого половина Сицилии превратилась в остекленевшую пустыню, а половина – в пустыню из камня. Окаменевшие растения, животные, люди… это зрелище не для слабонервных, первородный, не говоря о том, что сам воздух на Сицилии отравлен. Но отрава не распространяется за пределы острова. Второе отражение наблюдали в Аравии около девятисот лет назад. Сам катаклизм, на счастье, произошёл в слабозаселённых горах северной Индии. Громадный участок гор превратился в лёд, обжигающий не хуже кислоты. Если кусок такого льда вынести за пределы зоны катаклизма, то он становится обычным льдом. Ну, и третий был через семьсот лет после закрытия Грани. Сам я на этом месте не был, но знаю, что отражение наблюдали в империи Хань, а сам катаклизм произошёл на острове севернее Австралии. Этот остров назывался Тимор. С тех пор он ушёл на дно, и проникнуть на него никто так и не смог.
Лошади давно успокоились, и мы уже двигались дальше, а я всё ещё переваривал рассказ Эшли. Вот и прорывы хаоса, которых мне не хватало для составления непротиворечивой картины произошедшего на Грани. Теперь всё получалось довольно логично. Если предположить, что Земля в паре Земля – Грань является ведущим, полноценным субъектом, а Грань – всего лишь её отражением, не обладающим самостоятельностью целой планеты, этаким громадным «карманом» пространства, тогда прорыв хаоса на Грань и не сможет полностью прервать сообщение между ними. На самой Грани хаос также не может одержать победу над Порядком, поскольку часть того, за что он цепляется на Грани, на самой Грани не существует, там всего лишь отражение реальности Земли. И будучи изменяема хаосом, всё равно восстанавливается по образу и подобию. Ну, а катаклизмы – локальные прорывы хаоса в тех местах, где ему удаётся зацепиться за что-то, реально существующее на Грани.
Глава 13
Из маркизатства я попросту сбежал на второй день после ритуала. Сбежал явно вовремя, поскольку, уже подъезжая к замку Тодт, получил вызов от тётушки Жаннетт, которая намеревалась посетить меня и была очень разочарована тем, что я уехал.
По приезде я сразу же нарвался на день рождения Греты. Как хорошо, что после конфуза с подарком для Марии я всегда вожу с собой несколько запасных артефактов, которые могут выступать подарками. Грете после некоторого раздумья вручил антишпионский артефакт в виде стрекозы.
Неделя в замке пролетела абсолютно незаметно для меня, и вот пришла пора собираться в Бритстан. Одного меня моя свита, явно заразившаяся недоверием к этой стране, отпускать решительно не желала. Поэтому они кинули жребий, и в Лондон мы прибыли втроём: я, Генрих и Екатерина. В принципе, если бы они спросили мое мнение о желаемых попутчиках, я бы выбрал тех же. Мудрая не по годам Екатерина, которая из-за своего происхождения и нейтралитета Люксембурга в последней войне остаётся в Бритстане желанным гостем, и Генрих – один из сильнейших учеников курса в известной боевой школе.
Мой лондонский особняк представлял собой трёхэтажное кирпичное здание, покрытое штукатуркой белого, голубого и розового цветов. Очевидно, так реализовывался вкус Елены, моей матери, которая, по воспоминаниям, предпочитала именно эти цвета в своих нарядах. Дом был окружён кованой решёткой. За домом, как я знал, находился небольшой участок. Близость дома к улице мне не понравилась.
На крыльце нас ожидал уже знакомый мне управляющий, родовитый Вильям де-Брандо, и несколько лакеев. Двери дома распахнулись, как только я приблизился. Судя по замешательству слуг, это уже работа местного домового. Про него на настоящий момент я знал только имя – Иваныч.
Прислуга, выстроившаяся в холле дома, приветствовала нас. Управляющий представил мне мажордома, которым, к моему удивлению, оказался дворянин, хоть и неодарённый, кастеляна и повара, а также тех слуг, которые будут приставлены лично к каждому из гостей. После этого мы разошлись по своим комнатам до обеда. Тётушка Жаннетт, кстати, проявила несвойственную ей тактичность и не стала претендовать на размещение в лондонском доме Ривасов. Не знаю, чем до обеда занимались остальные, а я решил прежде всего поговорить с домовым. Иваныч оказался высотой сантиметров тридцать, из которых не меньше половины приходилось на голову, с очень тоненьким телом и тонкими руками и ногами. Весь покрыт плотной и очень короткой шерстью. Про себя я отметил, что он находится на ещё более низкой ступени, чем Степаныч.
Поговорили мы хорошо. Единственное, Иваныч терпеть не мог Кузьмича, чуть ли не плевался, услышав это имя. В чём-то я его даже мог понять: Кузьмич действительно очень уж любит покрасоваться своими достижениями, а они на самом деле больше не его заслуга, а его удача – не попади он в родовой замок первородной семьи, не видать ему такого роста.
Иваныч открыл мне множество секретов домовых и, в частности, много нового о знаке, его функциях и возможностях для меня, о которых хитрый Кузьмич «забыл» мне рассказать. Под конец разговора я увидел, что домовой что-то мнётся.
– Что ещё, Иваныч?
– Да рано ещё об етом говорить.
– Ну я же вижу, что тебя это мучает. Давай, выкладывай.
– А ты нас со Степанычем в подручные Кузьмичу загнать хочешь?
– Почему хочу? Я так понимаю, что это неизбежно, если на вас тоже мой знак появится.
Иваныч ощутимо расслабился.
– Так, да не так. Одно дело, слушать старшего, который куды выше тебя самого стоит, и совсем другое – на побегушках быть.
– Не переживай, Иваныч. На побегушки я тебя точно не отправлю.
– Вот за это спасибо. Уж какой камень с души у меня ты снял!
Как оказалось, для посещения Аскота существовало два варианта: иметь дом прямо там или каждый день путешествовать из Лондона порталом. Мы выбрали второй вариант, тётушка Жаннетт – первый. Про себя я восхитился её хитрости – объяснение тому, почему мы при таких хороших отношениях, которые демонстрируем, проживаем отдельно, вышло абсолютно понятное и естественное.
Уже в первый же вечер я торжественно объявил своим спутникам:
– Приношу вам и всем остальным свои глубочайшие извинения. Вы были правы, а я не прав. Вы действительно сильно мне помогаете.
– Чем?! – не выдержал Генрих.
– При наличии спутников мне гораздо проще отбрыкиваться и от нежелательных знакомств, и от близкого общения с теми, с кем все-таки пришлось познакомиться. – Я нисколько не кривил душой. Количество визитёров, которые побывали в нашей ложе за этот день, я мог сравнить только с количеством участников берлинского королевского пробега. И не будь со мной Екатерины и Генриха, мне бы по-любому смогли навязать «сопровождение, достойное будущего главы первородного дома». А так удалось отделаться формальными обязательствами нанести ответные визиты тут же, в Аскоте. Чем мы и занимались потом всю неделю.
Скачки проводились не только на лошадях, но и на больших птицах, типа страусов, и на волках, и даже на гиппогрифах и грифонах. Кроме собственно скачек проводились соревнования по экстерьеру, выездке, дрессировке, аукцион ездовых животных, соревнования по конному поло. Также в программе были вечера, причём каждый вечер организовывался разными группами, и за то, чей вечер будет признан наилучшим, тоже велась нешуточная борьба.
Ну и, конечно же, нельзя не упомянуть вездесущих букмекеров! Казалось, они были везде, и их математические способности поражали. Кроме математических способностей букмекеры выделялись способами, которыми приманивали удачу. Причём изощрялись не только сами букмекеры, но и, пожалуй, даже в первую голову, игроки. Поверьте, «счастливая» шляпа – старый, латаный-перелатаный кусок фетра, потерявший всякую форму – на голове одетого с иголочки джентльмена ещё не самая большая оригинальность, которую можно встретить на Аскоте.