Хюльда была несчастна – и не из-за необходимости работать в субботу.
Она была несчастна с тех пор, как Мерритт ушел в четверг вечером. На самом деле, если бы был способ вынуть ее мозг из черепа и сдать куда-нибудь на хранение, она бы это сделала. Она опять и опять анализировала каждое мгновение того разговора и дошла до того, что ее разум оказался на грани безумия. Что, если она все испортила? Что, если Мерритт после этого больше не захочет с ней видеться? Что, если у нее никогда не будет другого шанса?
Она не знала, как справиться с… этим. С такой ошибкой, с такой болью, с такими отношениями. Все было таким новым и непривычным. У нее не было опыта, на который она могла бы положиться. В ее резюме было очень много дыр: это, собственно, был чистый лист, на котором в верхнем углу было накорябано ее имя – и на этом все.
Часть ее боялась, что она хотела оттолкнуть Мерритта. В этом она была мастер – отпихивать прочь любую мысль о любви, чтобы можно было жить без разочарований. Чтобы она могла достичь того, что можно контролировать. Теперь у нее была любовь, или, во всяком случае, она надеялась, что любовь еще была, а она не знала, как отключить эти защитные меры.
Так что – да, ее терзали переживания из-за Мерритта. И все же… это не объясняло всей тяжести, которая давила на нее сегодня. Конечно же, то, что Мерритт не отвечал на послания, которые она оставляла ему через их связанные камни общения, добавляло ей беспокойства, но ведь необязательно он избегает ее. Может, он не взял камень с собой в Кэттлкорн. Мисс Тэйлор уехала, а Батист редко имел причины подниматься наверх. Скорее всего, ее сообщения никто и не слышал. Но даже так тревога не утихала.
Часть ее волнений была связана с вопросами, которые возникли у нее по поводу бесцеремонного отъезда мисс Тэйлор. На ее лице было странное выражение запутанности, и воспоминание об этом вызывало неуемный зуд у Хюльды между лопаток. Ну и еще, конечно же, Мира. Она получила только одну телеграмму в ответ на свои расспросы, да и та завела ее в тупик.
Другая часть ее тревог относилась к документам, в которых отдел международных отношений ЛИХОКа начал копаться, – каждое дело, которое Мира курировала и одобряла в противовес тем, что перенаправлялись из Лондона. Если Мира делала что-либо неподобающее вне своих делишек с мистером Хогвудом, это будет в тех документах. Хюльда сильно сомневалась, что Мира могла саботировать свою работу… но Уимбрел Хаус был включен в те отчеты, и, если ЛИХОК узнает, что дом более не зачарованный, Хюльде придется объясняться. И ей явно будет непросто это сделать, не впутывая Миру или себя саму. Пусть Хюльда и не была втянута в махинации мистера Хогвуда, она утаивала информацию, и уже это навлекало на нее вину.
Она думала, а не стоит ли во всем признаться.
Еще нет. Дай Мире время.
Сколько времени – вопрос спорный. Может быть, Хюльде стоит установить для себя некий дедлайн. По меньшей мере для того, чтобы заявить об угасании магии в Уимбрел Хаусе… не то чтобы он в настоящее время получал какие-то услуги, ведь Бет перевели. А раз она сама занята в Бостоне, то, может, ей и незачем это скрывать. В худшем случае Мерритт может формально отказаться от услуг БИХОКа и держать секреты Оуэйна при себе.
Хюльда вздохнула, думая о Мерритте.
И все же никакие из этих мыслей и тревог, даже те, что о Мерритте, не могли объяснить полнейшего отчаяния, которое пронзало все ее тело, настолько сильного, что она почти растеряла самообладание и чуть не разрыдалась, глядя на самый обычный документ.
Однако ей стало гораздо лучше, как только она вышла на улицу. Это было самое странное, потому что случилось уже дважды за сегодня, а еще был даже не полдень.
Неужели ее работа стала настолько тяжкой, что, просто отвлекшись от нее, она почувствовала себя менее уныло? Она, разумеется, все еще была встревожена из-за всего этого. Думала, когда же вернется Мерритт и как она будет объясняться. Не понимала, почему не могла найти новый адрес мисс Тэйлор. Беспокоилась о Мире и трудностях, с которыми та могла столкнуться. Но все эти вопросы казались решаемыми, пока она стояла снаружи отеля «Брайт Бэй». Может, дело в солнечном свете или в морозном осеннем воздухе. В любом случае это было невероятно странно.
Она раздумывала над этим, пока шла в сторону офиса регистратора, который был достаточно недалеко от БИХОКа, чтобы не подзывать коляску. В конце концов, ей не повредит физическая нагрузка. Она прикинула расписание Мерритта. Он может вернуться домой уже завтра, если все пройдет неопределенно. Но, если все пройдет хорошо, он может задержаться там на неделю, а то и дольше.
«Господи, пожалуйста, пусть у него все пройдет хорошо, – молила она в своем сердце. – Ему это нужно». Даже если это значит, что ей столь же долго придется обдумывать свою неловкость.
Их разговор не давал ей покоя, но в данный момент с этим ничего нельзя было поделать, так что она заставила себя сосредоточиться на Мире. Она могла быстро выполнить все дела для ЛИХОКа, а затем днем съездить в дом Миры. Посмотрит, что сможет найти. Да, так она и сделает.
Раз была суббота, Хюльда не могла лично поговорить с кем-либо из персонала офиса регистратора, так что она просунула записку в щель для писем в их запертой двери и повернула обратно к БИХОКу. Когда она добралась до здания, в животе снова собрался этот безосновательный ужас – как будто она съела тухлые яйца. Хюльда морально подготовилась, сделав глубокий вдох. Чем скорее она закончит работу, порученную ей мистером Уокером, тем лучше. Она сегодня просто… сама не своя.
Проскользнув внутрь, она поднялась по лестнице и кивнула сидящей за столом мисс Ричардс – мисс Стиверус была дома, – а затем пошла по коридору к архивам, где устроила себе рабочее место за пустым колченогим столом. Пока все шло хорошо: ее разум, казалось, был под контролем. Нужно изучить лишь еще пару документов, прежде чем сдать работу мистеру Уокеру.
Она читала только пять минут, когда давящее ощущение начало расползаться в груди и тянуть за плечи. Хюльда выпрямила спину, как будто могла физически избавиться от этого чувства, и попыталась сосредоточиться, но слабое ощущение нарастало, как снежный ком, катящийся с холма, вбирая в себя лед по мере спуска. Ее мысли стали тяжелыми. Сердце заболело. Читать становилось все сложнее, и она не знала почему…
– Мисс Ларкин.
Она вздрогнула и подняла глаза на мистера Бэйли, стоящего в дверях.
– Я вам не помешал? – спросил он.
Хюльда моргнула, убеждаясь, что ее глаза сухие, и постаралась игнорировать меланхолию, укореняющуюся в ее костях.
– Вовсе нет. Чем я могу вам помочь? – По крайней мере, ее голосу удалось не выражать эмоций.
Он вошел, оставив дверь открытой.
– Мне любопытно. Что вы думаете об этом месте? Месте директора, в смысле.
Ее глаза начинали гореть.
– О, я… я не очень задумывалась об этом, – солгала она. В конце концов, Бэйли был кандидатом на ту же должность. – Было некогда, ведь работы так много. Кто знает? Может, мисс Хэй вернется.
Мистер Бэйли шмыгнул носом – из всех его эмоций, что она видела, это было более всего похоже на смех.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – он изучающим взглядом посмотрел на ее. – Просто… вы здесь, кажется, несчастны.
Укол, как тонкий дротик, пронзил ее сердце. Хюльде вдруг очень захотелось побыть в одиночестве. Она прочистила напрягшееся горло.
– Не могу с вами согласиться, но спасибо за участие. – Она снова откашлялась. – Уверяю вас, я своей должностью вполне довольна. Переживаю, да, но я работаю в БИХОКе уже больше десяти лет, так что на это есть причины.
Он кивнул, хотя выражение его лица было скучающим.
– У вас есть дети?
Этот вопрос застал ее врасплох. Она ожидала, что покраснеет, но… нарастающая тяжесть внутри накрыла крышкой всякий жар. Ее пальцы холодели.
– Я… Нет. А почему вы спрашиваете?
Почему в груди нарастает всхлип?
– Но разве вам не хочется? – напирал он. – Простите, если лезу не в свое дело. Просто… должность директора очень времязатратна. Куда более, чем работа простой экономки.
Это было оскорбление? Она, в конце концов, больше, чем простая экономка. Ее основная функция – диагностика чар дома и заведование подбором прислуги. Ее мышцы напряглись, но она не злилась. Она просто была подавлена. А потом на ум пришел Мерритт, и еще один дротик воткнулся точно туда же, куда и первый, и она содрогнулась.
– Если вы решите отступиться… – мистер Бэйли пожал плечами. – То есть если мистер Уокер поручит эту задачу мне, уверяю вас, я прослежу за тем, чтобы вас повысили.
Зачем вы говорите мне это? Хюльда не произнесла этих слов вслух, потому что в горле будто сидела самая настоящая лягушка, и она не понимала, почему мистер Бэйли вообще решил обсуждать с ней эту ситуацию. Он был не из дружелюбных.
А затем тревога, а не грусть, вдруг ожила у нее внутри, заставляя кожу покрыться мурашками, посылая дрожь по рукам и бокам. Полки с документами нависали над ней. Она была так высоко. А окна безопасны? А…
Хюльда резко встала, опрокидывая маленький столик. Несколько листков упало на пол. Ощущения слегка притупились, и она яростно взглянула на мистера Бэйли.
Он поднял бровь.
– Вы в порядке?
– В полном, – отрезала она и уцепилась за этот огонек гнева, проходя мимо него в коридор и с каждым шагом чувствуя себя все больше собой, пока внезапно вся тяжесть и грусть, и страх не испарились, как будто их и не было, и тогда Хюльда поняла. Она поняла, что он сделал.
Она ворвалась в кабинет Миры – кабинет мистера Уокера – без стука, напугав мужчину, который изучал книгу.
– Мисс Ларкин! – подскочил он. – В чем дело?
Она сделала колоссальное усилие, чтобы тихо закрыть дверь, хотя на самом деле очень хотела захлопнуть ее.
– Боюсь, я полагаю, что мистер Бэйли очаровывает меня.
Мистер Уокер моргнул.
– Он не женат, но я не думаю…
– Мистер Уокер! – Она топнула ногой. – Я не говорила, что очарована