– Я этим займусь. А тем временем вам и мистеру Бэйли, возможно, было бы лучше работать в, скажем так, индивидуализированных помещениях.
Все еще не зная охвата способностей мистера Бэйли, Хюльда точно не знала, насколько далеко друг от друга им нужно быть, чтобы она избежала его чар. И все же она вздохнула с облегчением. Ее воспринимали всерьез.
– Спасибо, мистер Уокер.
– Передайте мое предложение мистеру Фернсби. Пусть он зайдет все обговорить.
Она кивнула.
– Конечно.
Она обсудила еще несколько деловых вопросов с мистером Уокером, а затем взяла свою удобную черную сумку и вышла из его кабинета. Он запросил следующий набор документов за годы с 1840-го по 1841-й, но, сворачивая по коридору к архивам, Хюльда врезалась в человека, видеть которого хотела меньше всего.
Мистера Бэйли.
У него тоже в руках были бумаги, и от столкновения они взлетели в воздух, опускаясь на пол, как толстые снежинки.
– Прошу прощения. – Хюльда поправила свои очки, а он – свои. Она не встречалась с ним глазами, но, будучи приличным человеком, присела и помогла ему собрать документы, быстро их просматривая – а не представляют ли они для нее интерес? Не представляли.
Однако узор их россыпи вспыхнул у нее в голове, и внезапно она увидела мистера Бэйли: он будто съежился, волосы растрепаны, лицо блестит от пота. Он пятится, словно попал в какую-то беду. Лицо спокойно, как обычно, но в глазах мерцает страх. Он смотрел на что-то…
Фон размылся. Хюльда попыталась сосредоточиться на нем…
Она моргнула, и видение растаяло. Еще одно предсказание, слишком краткое, чтобы иметь какой-то смысл.
Если бы только у нее в крови было на пару капель больше провидения!
– Если позволите, – мистер Бэйли протянул руку, ожидая получить бумаги, которые сжимала Хюльда. Она совершенно забыла, что держала их в руках, но вызывающий потерю памяти побочный эффект от чар быстро прошел.
Встряхнувшись, Хюльда передала ему бумаги, но мистер Бэйли остался на своем месте, преграждая ей путь.
– Вопрос к вам, мисс Ларкин, – его голос был плоским и апатичным, как и всегда, и он не стал ни извиняться за столкновение, ни благодарить ее за помощь, – касательно человека, который приходил сюда вчера вечером.
Взволнованная, Хюльда проговорила:
– Вам придется уточнить.
– Он сказал, что его имя – Дуайт Эйди. Его дело касалось вас.
Разряд молнии пронзил ее от затылка до лодыжек. Расправив плечи, она сказала:
– Я говорила с ним. Благодарю за участие. – Хюльда попыталась обойти его, но мистер Бэйли не сдвинулся с места, а она уж точно не собиралась прижиматься к нему, чтобы пройти.
– Что ему было от вас нужно?
Она прищурилась.
– Это было частное дело.
– Сделайте одолжение, – упорствовал юрист.
Да почему ему вообще было дело до мистера Эйди? Может, если бы, скажем, мисс Стиверус спросила, она бы и сделала одолжение. Но она ненавидела этого человека и ничем не была ему обязана.
– Ситуация не требует того, чтобы я делала вам одолжения. Если вас не затруднит, сдвиньтесь в сторону, чтобы я могла пройти.
Шаги за спиной привлекли ее внимание; это просто мисс Ричардс прошла мимо, дружески ей помахав. То ли сдаваясь, то ли опасаясь свидетелей, юрист отступил – почему, Хюльда никогда не узнает. Но он тронулся с места и пошел прочь по коридору, ровным и необеспокоенным шагом.
Хюльда смотрела, как он уходит, выведенная из себя его требованием, встревоженная его общением с мистером Эйди. Но прежде всего ей было любопытно. Неожиданное видение с ним пристало к ее мыслям, как репей.
Мистер Бэйли угодил в какие-то неприятности? Или, скорее, еще угодит?
Она всячески вертела эту мысль в голове, идя по своим делам, и не находила утешения в такой вероятности.
– Мне неинтересно.
Хюльда и Мерритт сидели недалеко от доков в модной лавочке, подававшей суп и сэндвичи, за столиком, достаточно широким, чтобы соблюдались общественные приличия, возле одного из нескольких створчатых окон, пропускающих в зал солнечный свет. Воздух пах хлебом и пивом. Здесь готовили на стихийно зачарованной печи, созданной знаменитым голландским стихийником в конце восемнадцатого века. Волшебника уже не было в живых, но магия все еще была сильна, обогревая все кирпичное здание и сдерживая сквозняки, поддувающие в окна.
Мерритт, произнеся это, помешивал ложкой свой чаудер[8] с моллюсками, ожидая, пока тот остынет, и моргая, чтобы прогнать сон. Он приехал в Бостон на обед, разом чтобы принести необходимые извинения и узнать, как прошел разговор с мистером Уокером. Хюльда пересказала все утренние события, закончив предложением работы от мистера Уокера.
– Я и не думала, что ты согласишься. – Ее чаудер стоял нетронутый. Она разорвала булочку, чтобы намазать ее маслом. Что-то в этой суповой лавке напоминало ей об Англии – может, кирпичная кладка или низкий потолок. Может, просто серость за окнами, как будто с минуты на минуту пойдет дождь. Да, Англия была прекрасна, но дождь там шел очень уж часто.
Мерритт отложил ложку.
– Это не имеет смысла.
– Мм? – все, что она смогла сказать с набитым ртом.
Он поставил локоть на маленький столик и оперся головой на кулак.
– Как ты и сказала, я напал на него. Почему он не нажаловался на меня?
Она проглотила.
– Думаю, нажаловался.
– Правда? А ты спросила, что он сказал?
Она прокрутила в голове разговор с мистером Уокером.
– Нет, не спросила.
– Бэйли на вид не из тех, кто прощает. Так почему не подать иск? Почему не отомстить?
«Может, мы к нему несправедливы», – подумала Хюльда. И все же… после случившегося в том кабинете Хюльда была уверена в обратном. Но то видение, что у нее было – то, где мистер Бэйли потеет, пятится и напуган, – не давало ей покоя.
Она пересказала его Мерритту, и он нахмурился:
– От кого он пятился?
Она пожала плечами:
– Понятия не имею. Провидение очень любит бывать неопределенным. По крайней мере, мое.
Качая головой, Мерритт снова помешал свой суп.
– Мне это все ни капли не нравится.
Хюльда смотрела, как менялось выражение его лица, и дула на свою собственную ложку супа, давая ему минутку разобраться с тем, что творилось в его голове. Она жалела, что у нее не было Мириной способности читать мысли. О чем он думал в тот момент?
Вздохнув, Мерритт сел прямо. Съел ложку. Хотя бы его аппетит вернулся. Она заметила, что он плохо ел – по крайней мере, в те разы, когда они трапезничали вместе. Хюльда пыталась следить за линией его талии, чтобы понять, не похудел ли он, но под всеми этими жилетами, и пальто, и неприлично заправленными рубашками было не разобрать. Может, ей стоило спросить Батиста. Она бы предпочла мисс Тэйлор, но в данный момент это было невозможно.
Пропавший аппетит ведь не мог быть связан с ней, верно? От этой мысли нервы заискрили в животе.
«Не глупи, – отругала она себя. – Не после того, как он вот так тебя поцеловал».
Щекам стало жарко.
– Может, если он вернет Бет, я и подумаю, – наконец сказал Мерритт. Он посмотрел ей в глаза; прямо сейчас его глаза были похожи на море, холодное и синее, с намеком на серый. Беспокойное. – Ты ничего не слышала?
Она покачала головой:
– К сожалению, нет. Я пыталась найти документ, связанный с тем, куда ее отправили, но безуспешно.
– Наверное, это тоже Бэйли.
– Он, конечно, хам, хотя я не понимаю, какой прок лично ему красть твою горничную. – Она отправила в рот еще ложку супа. – Если бы что-то было не так, мисс Тэйлор уже нашла бы возможность написать нам и объяснить. Может, она в тот день просто была не в себе.
Мерритт потер глаза.
– Пожалуй, это звучит логично.
Сжав губы, Хюльда потянулась через стол и мягко сжала его предплечье.
– Мы с этим разберемся. Я еще раз проверю.
Он отнял руку и положил ее поверх ее ладони, его лицо смягчилось.
– Я ценю твои усилия.
Она улыбнулась ему.
– Какие у тебя планы на Рождество? Я все собирался тебя спросить.
Вопрос удивил ее и вызвал волну трепета в теле. Рождество. Если он спрашивал, значит, надеялся, что она все еще будет рядом на Рождество. Эта мысль волновала, хотя она старалась не реагировать как глупая девчонка.
– Я честно еще об этом не думала.
– Ты обычно ездишь к сестре?
– Или к родителям.
Он посмотрел в сторону, раздумывая, и ее поразила грустнейшая мысль.
Мерритт что, обычно проводил Рождество один?
Конечно, у него был Флетчер. Он жил у Портендорферов во время своей поездки в Кэттлкорн. Но ездил ли он туда на Рождество? Или держался подальше, чтобы не мешать или потому что не мог вынести того, что он так близко к своей собственной семье – и все же так далеко – в праздники? Мерритт, казалось, вполне на такое способен. Если он не ездил в Кэттлкорн, то как он проводил праздники? Чем он занимался в своей маленькой квартирке в Нью-Йорке, когда звонили рождественские колокола?
– Но я думаю, – поправилась она, – что было бы приятно провести его в Уимбрел Хаусе.
Призрак улыбки вызвал морщинки в уголках его глаз.
– Ты не обязана этого делать.
– Ты прав. – Хюльда пожала его руку, прежде чем отстраниться. – Я не обязана делать что-либо. Я свободная женщина, мистер Фернсби. – Она подняла свою ложку. – Могу только представить себе, какие ужасы два холостяка – три, если считать Оуэйна, – учинили в бедном доме, а рождественские празднования все только усугубят. Уж во всяком случае, за вами следует присмотреть.
Он хохотнул.
– А ты думаешь, почему я так отчаянно стараюсь вернуть Бет?
Она прикусила губу и оторвала еще кусочек булочки.
– Настоящая проблема кроется в том, как переправить елку через залив на остров. У меня нет желания украшать плакучую вишню.
Кивнув, он сказал: