— Ты не успеешь… запечатать, — шепчет он.
В следующую секунду он исчезает, оставляя после себя лишь легкое эхо… смешка, который эхом разносится по мрачным окрестностям.
Чувствую, что Разлом становится, словно живее, будто земля прямо сейчас разверзнется, и времени остаётся все меньше.
Я сжимаю кулаки и двигаюсь вперед.
Чёрный Маг, словно дразнит, вновь появляется на миг, затем разворачивается и исчезает в ночи. Бойцы бросаются за ним, но я останавливаю.
— Не сейчас. Разлом важнее!
Мы продолжаем путь.
Скоро впереди показывается пропасть, из которой сочится жуткий фиолетовый свет. Бойцы оцепляют место, и я подхожу ближе.
Разлом дышит, зовёт, втягивает взгляд.
Достаю свои кристаллы — они холодны в ладони, пульсируют слабым светом. Сосредотачиваюсь.
Надо заставить их работать синхронно.
— На счёт три, — шепчу сам себе.
Я стою перед Разломом, ощущая, как от него веет ледяным холодом и чем-то неуловимо чуждым. Пальцы сжимаются на трёх артефактах.
Каждый из них пульсирует своей энергией, пока ещё разрозненной, но уже готовой слиться воедино.
Я медленно выдыхаю, сосредотачиваюсь и встаю в центр магического круга, который я начертил заранее. Он светится слабым голубоватым сиянием, едва уловимым для постороннего взгляда, но для меня — это живая сеть, сплетённая из сил, которые я собираюсь высвободить.
Начинаю с прозрачного кристалла.
Поднимаю его перед собой, и он начинает наполняться светом. Я чувствую, как он подстраивается под ритм моего дыхания, становится частью меня. Линии круга под ногами начинают едва заметно пульсировать.
Теперь — синий.
Сразу ощущаю, как холодная энергия проникает в меня, пробирает до костей, но я не отстраняюсь. Вместо этого позволяю ей течь, пронизывать меня, наполнять каждую клетку. Это вода, движение — связь со всем вокруг. Он синхронизируется с прозрачным, линии круга начинают вращаться, создавая медленный водоворот энергии.
Наконец, золотистый кристалл.
Ощущение резонирующего тепла разливается по телу. Он живёт, дышит вместе со мной, заполняя пространство вокруг тягучим светом. Это сила, энергия, воля.
Я соединяю их вместе. Они начинают быстро вращаться, словно невидимая рука закручивает их в спираль.
Энергия идёт от меня в артефакты и обратно, круг замыкается, и я понимаю, что теперь они — это я!
Моё тело становится сосудом, внутри которого бушует стихийная мощь.
Разлом передо мной дрожит, тёмные рваные края изгибаются, как живое существо, пытающееся вырваться из невидимых пут.
Я двигаюсь вперёд, вытягивая руки, чувствуя, как магия растекается в мои пальцы, а затем выходит наружу, сплетаясь в единую сеть.
Мои губы шепчут древние слова, и светлый барьер ложится на края Разлома, стабилизируя его, сдерживая рвущиеся наружу силы, формируя границы.
Я закрываю глаза и веду ладонью по воздуху, словно сглаживая волны на бурной воде. Разлом замедляет своё дрожание, магические потоки текут ровно, будто следуя незримому течению.
Сжимаю крепче артефакты, и внутри меня загорается жар, проникающий в саму сущность Разлома.
Я мысленно накладываю печать, символ за символом, концентрируя всю свою волю на том, чтобы раз и навсегда закрыть этот источник хаоса.
Разлом дрожит, скрежещет, и вдруг — с гулким стуком смыкается, накладывается печать. Свершилось.
Все начинает затихать.
Кристаллы становятся холодными в моих руках, их свечение гаснет, и я падаю на колени, тяжело дыша.
Разлом больше не пульсирует. Он закрыт.
Тонкая линия светится на месте разрыва — знак, что моя печать сработала.
Провожу пальцами по ней, ощущая лёгкое покалывание.
Я это сделал.
Возвращаюсь домой, ощущая каждую клетку своего тела, опустошённую после наложения печати на Разлом.
Мана ушла почти до дна, и, едва переступив порог, я падаю на кровать, даже не раздеваясь. Тяжёлый сон накатывает мгновенно.
Меня вырубает.
Ощущение, будто провалился в пустоту. Ни снов, ни мыслей — только темнота и полное беспамятство.
Проспал я почти сутки.
Просыпаюсь, когда за окном уже снова ночь. Но важнее — я чувствую, что сила во мне изменилась.
Глубоко внутри что-то сдвинулось, укрепилось, стало плотнее. Не нужно даже проверять — я точно знаю — теперь я на шестом уровне. Работа над Разломом стоила того.
Но шестой — далеко не предел.
Я поднимаюсь с кровати, ощущая приятную тяжесть в мышцах. В доме тихо, слишком тихо. Остальные, похоже, просто спят. Половицы скрипят под ногами, когда я выхожу в коридор, бросаю беглый взгляд на часы — середина ночи.
Глухая и вязкая.
Неожиданно для себя самого — иду на женскую половину дома, туда, где спит Лидия. Она всегда спит чутко, но, когда я тихо приоткрываю дверь, она не шевелится.
Лунный свет мягко скользит по её лицу, распущенным волосам, обнажённому плечу. Я замираю, чувствуя, как жар разливается по телу.
Все мысли отступают, оставляя место чему-то другому — более древнему, живому.
Я медленно приближаюсь, касаясь её руки. Она дёргается, открывает глаза — в них нет удивления.
Только лёгкая мягкая улыбка.
— Долго ждать заставил, — шепчет она, и я тут же оказываюсь рядом, ощущая тепло её тела.
Мы сливаемся в единый ритм — горячий, прерывистый, живой. Лидия обвивает меня руками, ногти впиваются в спину, дыхание становится тяжёлым.
Всё вокруг — тени, шелест простыней, тихие стоны, наш ускоряющийся ритм.
Время исчезает.
Есть только мы, жар наших тел и эта ночь, скрывающая нас от всего остального мира.
Внезапно слышны… шаги.
Мы замираем. Шаги тихие, осторожные. Я слышу, как сердце Лидии стучит в груди. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, дыхание прерывается.
Кто там?
И как долго он уже стоит за дверью?..
Глава 13
Ночь удалась. Тело приятно ноет, мысли лениво ползут.
Я тянусь за чашкой кофе, когда дверь тихо открывается и входит Мария.
— Я пришла за разрешением, — голос у неё спокойный, но я улавливаю напряжение. — Хочу съездить в Тобольск. К дяде Александру Бакееву.
Глаза опущены в пол.
Непохоже на неё. Наблюдаю, не спеша, отхлебываю горький кофе.
Жду, когда поднимет глаза. Наконец, она решается. В ее темно -зеленых глазах вспыхивают яростные золотистые искры, мелькают, и тут же гаснут.
Вот почему не смела на меня смотреть, боялась выдать себя гордячка.
Чувствую, как внутри что-то сжимается — будь я проклят, но она прекрасна в этот момент.
— С какой целью? — спрашиваю, нарочито небрежно, но внутри что-то начинает шевелиться.
Смотрю на неё, чуть прищуриваюсь.
— Хочу узнать, какая в роду графа Алексея Гаврилова магия. — Мария делает паузу, затем продолжает. — Вчера я очень разочаровалась.
Усмехаюсь.
— Чем разочаровалась?
Шаги за дверью… Да, это были ее шаги, Машины.
Это она приходила ночью.
Подслушивала? Искала что. Или кого…
Мария вздергивает подбородок.
— Тем, что вы, ваше благородие, не взяли меня на закрытие Разлома, — произносит она с обманчивым спокойствием.
Я откидываюсь на спинку стула, рассматриваю ее в упор.
Темные волосы чуть влажные, тонкие пальцы нервно мнут подол платья.
Между нами нарастает напряжение — оно густеет, заполняет комнату.
— Разлом — не место для таких, как ты, Мария, — говорю нарочито медленно. — Ты это знаешь сама.
Она сжимает губы, глаза вновь вспыхивают этими чертовыми золотыми искрами, и на миг мне кажется, что она готова взорваться.
Но вместо этого она только вздыхает глубоко, будто пытается утопить что-то внутри себя.
— Я могла бы помочь, — тихо говорит она. — Но вы, барон, не дали мне шанса.
Я снова беру чашку, делаю глоток, уже не ощущая вкуса.
В голове проносится тысяча мыслей, но ни одна из них не задерживается надолго. Я смотрю на нее, и меня вдруг охватывает странное чувство — как будто мы стоим на краю.
— Ты всегда стремишься туда, где опасно, — произношу, не глядя. — Мария, это не игра.
Она делает шаг ближе. Мне приходится подавить желание протянуть руку и коснуться ее.
— Я знаю, — говорит она. — Именно поэтому я хочу поехать в Тобольск. Я должна понять, кем была моя семья. И кем являюсь я.
Она упряма, настойчива.
В этом вся Мария.
За окном медленно плывет серое утро, бросаю взгляд, раздумывая, стоит ли давать согласие.
— Хорошо, — произношу я наконец. — Езжай.
Она смотрит на меня, в ее глазах мелькает… благодарность?
Мария кивает и разворачивается к двери, но на пороге замирает.
— Спасибо, — бросает она через плечо, и я снова вижу взрывающиеся золотые искры в ее глазах.
Ревнует, злится, и даже входит в ярость.
Зачем я пригрел её у себя в деревне? Словно мину замедленного действия.
Опасная штучка.
Во дворе слышен шум, выхожу.
Вернулись капитан Фёдор и староста Савелий. Капитан со значением вытянулся передо мной и, выдержав паузу, заявил.
— В деревне Трушникова и Дубровное обнаружены гаремы бывших хозяев.
Я удивлённо глянул на мужиков.
Савелий тяжело вздохнул, снял шапку и начал подробно докладывать.
— Девки-то, значит, не знают, что им теперь делать. Сидят, говорят, как куры на насесте. Из Трушникова привезли пятнадцать душ, в Дубровном тоже порядочно. Что прикажете делать, барин? — кивает за ограду.
Я выхожу в калитку на улицу, где стоят две повозки. Девушки сидят на сене, тесно прижавшись друг к другу, и с тревогой таращатся на меня.
Вид у них не самый боевой — лица заплаканные, одежда —легкая не по погоде. Кто во что одет, сверху мужики тулупы на них набросили, а ноги кутают девчата в грубую дерюгу.
Перевожу недоумённый взгляд на Савелия.
— Им верхнюю одежду специально не давали, чтобы не ровен час, не сбежали, — объясняет мне староста.
Васька первым делом суёт голову в повозку.
— Ну и гаремчик, скажу я вам, боярин. Прямо как в сказке. И брюнетки, и блондинки, и одна, гляди-ка, рыжая. Что всех себе заберете, ваше благородие или парочку мужикам отстегнёте?