Гаврилов медленно повёл взглядом по этим двоим, вломившимся к нему в особняк среди ночи без приглашения.
Он чувствовал, что каждая его фраза может стать искрой в этом разговоре, способной разжечь пламя.
— Ну хорошо. Давайте по порядку. Ты, Мария, чего хочешь? Я так полагаю, не денег.
Мария чуть подалась вперёд, и в её глазах мелькнул огонёк.
— Вы правы. Мне не нужны деньги. И мне не нужен отец.
Гаврилов стиснул зубы. Прямо. Честно.
— Тогда?
— Правду, — просто ответила она.
Он невесело усмехнулся.
— Правду? Ты уверена, что хочешь её? Потому что правда редко кому приносит удовольствие.
Мария не отвела глаз.
— Хочу.
Гаврилов покачал головой.
— Тогда слушай. Да, ты моя дочь. Да, я не воспитывал тебя. Да, мне не дали такой возможности. И да — мне было проще забыть. Тебе от этого легче?
Мария молчала.
Гаврилов вздохнул.
— Судя по твоему виду, ты не гордишься родством со мной.
— А есть повод? — хмыкнула Мария.
Она повернулась к Демиду, словно за одобрением, в которой вряд ли нуждалась.
Гаврилов потер переносицу.
— Ну конечно. Почему бы и нет. Некромантка и вездесущий авантюрист. Прекрасно. Лучше просто не бывает.
Демиду не понравилось, он отвел глаза в сторону, но ничего не сказал.
Мария хищно улыбнулась, наконец, показав свою сущность.
Хотя нет, это он граф подставился, сказав вслух то, о чем думал.
Странно. Обычно он был сдержан.
Кто-то из этих двоих спровоцировал его на откровение.
Исправить ничего уже невозможно.
— Ну, я рада, что мы друг друга поняли. Теперь, когда я получила свою правду, мы можем идти, — глухо произнесла Мария.
Граф судорожно думал, что можно сделать, чтобы не расставаться на такой агрессивной ноте.
Гаврилов посмотрел на дочь. Глаза. Её глаза. Такие же, как у её матери.
Он откинулся в кресле.
— А ты не хочешь узнать про свою мать?
Мария вздрогнула. Демид перестал улыбаться.
И в кабинете повисла тишина.
— Твоя настоящая мать была баронесса Веснина… — Граф Гаврилов задумчиво провел ладонью по седой бороде. — София была очень красива, глаза цвета грозового неба, а характер — ох! — как порыв, то нежный, то бурный, непокорный. Её невозможно было приручить.
Он замолчал на мгновение, затем продолжил.
— Знаете, мне казалось, что, если бы баронесса родилась мужчиной, она бы командовала полками. В ней было нечто завораживающее — смесь аристократической утончённости и бунтарского огня.
Он хмыкнул, покачав головой.
— Ты очень похожа на свою мать. Она никогда не подчинялась навязанным правилам. Когда мать, баронесса-старшая, решила выдать её замуж за одного важного сановника, человека в годах, то София просто сбежала прямо накануне помолвки!
Было ясно, что граф так старательно рассказывал дочери про семью ее матери, чтобы отвести удар от себя.
Но Мария замерла, ведь раньше она знала только об отце, который знать ее не хотел.
А была еще и мать… которая тоже от нее отказалась, несмотря на свой, как оказалось, независимый и сильный характер.
Но мать так же никогда не искала с дочерью встреч.
— О, какой был скандал! — продолжил Гаврилов. — Высший свет негодовал, старшая Веснина чуть не слегла от стыда, но через два месяца София вернулась, как ни в чём не бывало.
Гаврилов прикрыл глаза, словно снова видел перед собой юную баронессу.
— Потом она влюбилась в какого-то штабс — капитана, Его вскоре сослали, и София долго добивалась его возвращения. Обивала пороги министров, писала прошения, даже дошла до самого государя. Но увы… Он так и не вернулся…
Смотреть на Марию было непросто.
Цель графа была достигнута. Она, не знавшая никогда матери, уже люто ненавидела ее.
Граф еще рассказывал что-то о матери, но вряд ли она его слушала.
— … После этого она изменилась. Замкнулась, стала холодной, будто ледяной панцирь сковал ее.
Он сделал паузу.
Внимательно смотрел на дочь, словно хотел понять, сумел ли перенаправить ее ненависть?
Мария сидела в старинном кресле, руки опущены, но пальцы чуть подрагивали.
В глазах — что-то странное, как если бы их затянуло туманом, и от этого выражение лица казалось пустым.
Слишком пустым.
Лучше бы она кричала, чем сидела вот так, замерев, как человек, которого внезапно выбросило из тела.
— Ты что-то не поняла? — уточнил граф. — Хотя уверен, что поняла.
Веки Марии чуть дрогнули. Губы сжались в тонкую линию, побелели костяшки пальцев на руках.
Нет, это не было пустотой.
Это была буря, которая только притворялась штилем.
— Теперь ты знаешь, что твоя мать была… непростой женщиной, — осторожно добавил хозяин дома.
Мария медленно подняла на него глаза, словно ей приходится сдерживать себя, чтобы не взорваться.
— Непростой? — голос её чуть охрипший, будто она долго молчала или с трудом проглотила что-то ядовитое. — Это так ты называешь?
Граф пристально смотрел на неё.
— А как бы ты назвала? — интересуется он, хоть и знает, что нарывается.
Мария улыбнулась.
Но это не улыбка — это оскал, в котором нет ничего, кроме глухого бешенства.
— О, мне даже слова не нужно подбирать, — произнесла она с тягучей, как патока, язвительностью. — Мне уже всё подобрали.
Она с шумом выдыхает, откидывается в кресле назад, видно, как у неё дрожат плечи. Как сдерживается она изо- всех сил.
Встряхивает головой, словно пытаясь отогнать что-то липкое.
— Я… — она делает паузу, будто не знает, что сказать, а потом коротко, зло выдыхает.
— Все нормально? — вкрадчиво спрашивает отец.
— Нет. Но я не буду сейчас срываться. Не буду кричать. Я просто…
Она снова замолчала и с размаху пнула стул, который стоял поблизости, тот завалился набок с глухим стуком.
— … разобью что-нибудь, — закончила она невозмутимо.
— Все — таки кровь матери дает о себе знать, — сухо заметил граф.
Мария в упор смотрела на Демида
— Ты знал?
В ее вопросе вибрировало обвинение, несмотря на то, что она его не озвучила.
— Я догадывался, — хмуро бросил он.
— Но не сказал.
— Я не был уверен, что тебе нужно это знать. Было понятно одно, что твой дар не мог взяться ниоткуда.
Граф Гаврилов самодовольно усмехнулся.
Ему казалось, что одним выстрелом он убил двух зайцев. Переадресовал гнев некроматки на ее мать и одновременно поставил под удар тандем двух новоявленных выскочек — магов, которых почему –то все считали очень опасными.
Неожиданно Мария тихо засмеялась.
Смеялась так, как смеются люди, когда внутри у них всё ломается.
— Конечно. Конечно, кто угодно может решать, какая тебе уготована судьба в этой жизни. Даже самые ничтожные люди… будь они твоими родителями.
Она встряхнула руками. Лицо ее стало преображаться прямо на глазах.
— Я не знаю, что мне с этим делать, Демид! — хрипло прокричала она.
В глазах графа метнулся ужас, он что-то явно почувствовал.
Барон Архипов резко поднял руку в упреждающем жесте, призывая Марию остановиться…
Глава 13
Не свожу взгляда с Марии, приказываю -прекратить! Шепчу заклинания, пробую все новые и новые.
Но некромантку несет.
Еще никогда не приходилось останавливать неуправляемого разъяренного некроманта.
А ведь, пока сознание Марии полностью не изменилось, она молила меня о помощи.
Мда!
Сама природа нашей магии различна, хотя боевая — до шестого ранга была сродни.
Дальше — специализация пошла у каждого своя.
Древняя магия рода.
Ничто ее не переломит. Могут появится дополнительные «опции», но суть останется неизменной.
Делать — то теперь что?
Мария дрожит, как свеча на сквозняке. Губы её шевелятся, плетут неразборчивые заклинания, руки сжимаются в кулаки.
В глазах — пустота космической ночи, в жилах — река загнившей силы. В воздухе пахнет пеплом и тлением.
Граф Гаврилов, ещё недавно разгорячённый собственными угрозами, отшатывается от дочери, вцепившись в лакированный край стола. Вены его вздуваются, шея натягивается, будто глотает что-то огромное, чужеродное.
Мария же отсасывает его жизненную энергию, делает это неосознанно, как дитя, хватаясь за грудь матери.
— Ну и дела! — раздаётся голос Зира, моего фамильяра.
Он сидит на шкафу, свесив лапу и задумчиво облизывая коготь.
— Архипов, это самая странная семейная ссора, что я видел.
Сквозь насмешку Зира чувствую — секунды на исходе.
Граф тает, Мария кипит.
Я — архимаг, до ранга верховного мага заклятий — меня отделяет всего один шаг.
Но он все еще отделяет!
Наблюдаю, как девица превращается в тварь из худших ночных историй.
— Мария, — кричу я, вкладывая в голос приказ. — Прекрати!
Она медленно поворачивает ко мне голову. Лицо её уже не человеческое — кожа осветлилась, щёки ввалились, в уголках губ чёрным налётом застыла тьма. Но главное — в глазах её пустота.
Меня там нет. Нас там нет.
Я срываю с пальца кольцо, выбрасываю его в воздух, черчу ладонью полукруг. Из кольца разлетаются золотые искры, сплетаются в орнаменты.
Вспышка — и в воздухе повисает сеть моего заклинания. Она мягко опускается, ловя Марию в свои светящиеся нити.
Но слишком поздно.
Граф вскрикивает, лицо его сереет, он рушится на пол. Его тень вытягивается к Марии, словно пытается удержать свою сущность. А она дышит неровно, глубоко, жадно, не в силах остановиться.
В дверь врывается Арсений — мой брат, мой яростный союзник. Глаза его сверкают, рука уже в боевом жесте.
— Что за ад тут творится⁈ — орёт он, и мгновенно считывает ситуацию.
Его магия — как моя, точнее вместе она удваивается, становится громче, сильнее.
Он вскидывает руку — и воздух в кабинете взрывается светящимися линиями. Мы работаем синхронно — я блокирую её силу, он разрывает её связь с графом.
Мария кричит, тень её извивается, будто сорвавшаяся змея. Я бросаюсь вперёд, хватаю её за плечи. Она дергается, выгибается дугой, но Арсений уже рядом. Мы хватаем её вдвоем, тащим прочь.