Делаю шаг вперёд. Дверь открывается. Зир не идёт за мной.
— Ты останешься?
— Я не вхожу туда, где нет слов. Демид, ты теперь один.
Киваю. И вхожу.
Внутри — белая комната. Совершенно пустая. Только в центре — фигура. Мария. Привязанная к стулу. Без ран и без слёз. Но что-то с ней не так.
Подхожу ближе. Она поднимает голову. И улыбается.
— Здравствуй, барон. Я знала, что ты придешь за мной.
Меня будто бьёт током. Горло пересыхает.
— Что ты сказала?
— Не слышал? Я сказала — знала, что ты придешь, Демид.
— Откуда ты знала, что я найду тебя?
— Просто верила, что ты меня спасешь.
Качаю головой.
— Сейчас ты все поймёшь, А пока… — она смотрит в угол, — познакомься. Это тот, кто меня сюда привёл.
Из тени выходит фигура. Мужчина. В чёрном плаще. Лицо знакомое.
Я замираю.
— Отец?
— Здравствуй, сын, — говорит он. — Я пришел сюда, чтобы тебе помочь. Но не всё так просто. Только ты можешь сделать это. И тебе пора выбирать.
— Что выбирать?
— Кого спасти.
Он указывает рукой. За моей спиной — вторая Мария. Такая же. Смотрит. Дышит. Плачет.
Обе — Марии.
Обе — настоящие.
— Только одну ты выведешь отсюда, Демид, — говорит отец. — Вторая останется. Тут навсегда. И умрёт. Только одна — настоящая Мария. Другая — маска. И ошибка… стоит крови.
Я стою между двумя женщинами.
У меня нет права на ошибку. Есть только -выбор.
Зир шепчет в ушах.
— Выбирай. Но знай- ошибёшься — всё сгорит. Ведь вторая — вовсе не Мария — враг под личиной.
Глава 33
— Если не выберешь до заката, — шепчет Зир, мой крылатый и чересчур язвительный фамильяр, — они обе сгорят. И ты — с ними.
— Ты не помогаешь, — шепчу я ему сквозь зубы, переводя взгляд с одной Марии на другую.
Две.
Абсолютно одинаковые.
Те же густые тёмные волосы, те же глаза —как старое вино, в котором кто-то утопил тайну. Даже запах кожи одинаков — роза с тмином и лёгкой нотой страха.
Но одна из них — та, что всегда была моей боевой подругой, еще до того, как я стал тем, кто видит мёртвых и борется с проклятием рода Архиповых.
А вторая — шкура, надетая на чужую волю.
Они молчат, но смотрят — обе.
Мария справа, на ней зелёное бархатное платье, немного мятое. Она нервничает. Заметно только тому, кто в юности месяцами играл в шахматы.
А Мария слева… в идеальном наряде. Ни складки, ни морщинки. Платье
слишком идеально.
А в этом мире всё идеальное — подозрительно. Но может быть и иллюзией, дескать здесь фальшивка.
— Помнишь ли ты, — говорю я, глядя на левую, — как я подарил тебе перо феникса?
— Конечно, — улыбается она. — Ты сказал, что оно будет напоминать о тебе всегда, даже если ты уйдёшь навсегда.
— А ты? — поворачиваюсь к правой.
— Ты сказал, что это всё, что осталось от твоей матери, — говорит она.
Я сжимаю кулак. Обе правы.
Потому что я лгал и тогда, и теперь. А перо было найдено в пасти у монстра, и мать тут моя ни при чем.
Но кто из них знает мою ложь лучше?
Зир, между тем, кружит в воздухе, оставляя за собой лёгкий дым и вонь палёного пергамента.
— Хочу заметить, барон, — говорит он, зависая над Марией слева, — у этой дамы нет тени.
Я вздрагиваю. Смотрю.
Есть тень. Конечно, есть. Но она — как нарисованная. Не движется. Не дрожит.
— Хорошая попытка, — произношу вслух. — Но мало.
В это мгновение стены содрогаются.
Из сверкающего портала выходит мой отец.
Барон Демьян Архипов. Высокий хмурый.
— Я пришёл помочь, сын, — говорит он. — Но только советом. Я — не живой.
— Я и сам сомневаюсь, к какому принадлежу, — бурчу.
Он подходит, кивает обеим Мариям. Его глаза пустые.
— Они обе верят, что они — настоящие, — говорит он. — И если ты ошибёшься…
— Да знаю я! — машу рукой. — Чувствую. Но чувствую обеих.
Мария слева плачет.
Слёзы искренние. Прозрачные, как чистый лёд на пруду.
Мария справа шепчет моё имя. Голос — шелк и нож в одном пакете.
— Ты спас меня тогда, Демид… на Чёрных холмах.
— А ты? — спрашиваю правую.
— Ты бросил меня. Уехал в свою Московскую губернию. А потом вернулся, но не хотел меня взять с собой. Но я сама приехала, потому что одна я — на краю.
Зир шепчет.
— Если выберешь не ту, она сожрёт тебя первым. Но не бойся. Я останусь. Стану её новым фамильяром.
— Заткнись, — шиплю я.
Закрываю глаза. Однажды в детстве я сидел у колодца. Слышал голос. Песню. Пела её моя мама. И настоящая Мария знала эту песню, наша служанка Настасья рассказывала о ней и напевала.
Открываю глаза.
— Спойте, — говорю.
— Что? — восклицают в голос.
— Обе. Спойте. Ту, что у колодца. Выберу ту, которая споет мне эту песню.
Обе замирают. Вспоминают.
Одна — по-настоящему. Вторая — ищет в памяти, которой у неё нет.
Мария справа начинает первой. Голос хрупкий, как лёд под каблуком. Но точный.
Слова… не те. Не в том порядке.
Теперь я знаю — она не та.
А вторая поёт… и я снова там. Семь лет. Колодец. И голос — её.
— Это она, — шепчет отец. — Ты выбрал.
— Да, — говорю. — Мария… подойди.
Она встаёт. Подходит. Я протягиваю руку. В её пальцах — дрожь.
Тепло. Жизнь.
Мария справа — замирает. И вдруг…
Маска сползает. Лицо — не лицо, а щель, зияющая тьмой. Из глаз — не слёзы, а пепел. Голос — хрип вороньего крика.
— Ты не сможешь меня уничтожить, Архипов…
— Ошибаешься, — говорю я, вытаскивая из кармана зеркальце — старое, в раме из костей.
— Он ещё и с аксессуарами, — вздыхает Зир. — Модник чёртов.
Направляю зеркало на неё. Оно трескается. Свет — белый, как ярость. Мрак орёт. Комната взрывается холодом.
И вот, когда все заканчивается, я разворачиваюсь к настоящей Марии.
— Пойдем!
Отец с грустью отступает назад. Еще мгновение и он исчезает…
Мы с Марией начинаем выбираться из Тайной тюрьмы.
На пути возникают новые препятствия, словно этот старый дремучий острог не хочет нас выпускать, чтобы мы навечно покоились в нем.
Но я нашел Марию, вытащил ее из лап смерти, и собираюсь теперь вырваться с ней из этих застенков, которые как путы на ногах держат нас в мире мертвых.
Остервенело рвемся по проходам и лестницам, ведущим на верхние уровни.
Прихожу в себя, осознавая — стою по колено в ледяной воде, прижимая к себе Марию — настоящую, живую, вздыхающую с тревожным ритмом прерывистого дыхания. Её волосы мокрые, а глаза сверкают — то ли от ужаса, то ли от безудержной злости на всё происходящее.
Ей, конечно, досталось.
То в той настоящей тюрьме, в которую ее упекли по навету. То здесь — в Тайной, в которой хотели запечатать ее навечно в потустороннем мире.
Как и моего брата Арсения держали 18 лет в подобном месте. Но я вытащил брата, вытащу и свою боевую подругу- Марию.
— Слева! — хрипит фамильяр, в виде демона-насмешника. — Прячьтесь, господин барон, там стражник, у которого лицо — тухлое и с сюрпризом.
— Молчать, пернатое проклятье, — шепчу я. — Хочешь, чтоб нас сожгли в коридоре, не дав добраться до верха какие –то жалкие два уровня?
— Молчу –молчу, — затыкается Зир. — Мое дело было тебя предупредить.
Мы крадёмся вдоль мокрой стены, и каждый наш шаг отзывается эхом, будто сама тюрьма стонет от старости и тоски. Мария держится рядом. Она молчит, но я слышу, как бьется её сердце.
Стражник впереди — в маске с рогами, с фонарём в руке. Он зевает, поворачивает фонарь… и в этот момент я бросаю в тень клочок своей чёрной мантии.
— Магия, — шепчет Мария.
— Нет, дорогая, привычка. Маскировка — важное умение, когда не имеет смысла лобовое столкновение. Больше вреда от него и шума, чем пользы.
Сквозь лабиринт коридоров, ржавых решёток и усыплённых костями арок мы наконец выбираемся к верхнему уровню.
За нами — сотни лет тайных пыток, впереди нас ждет — свобода. Но еще и десятки кордонов, каждый из которых считает себя вершиной апогея.
Мы ускользаем сквозь арку, над которой написано — «Истина во тьме».
Ага, особенно когда истину выцарапывают из тебя каленым железом.
— Направо! — орёт Зир. — Или налево. Я всегда путаю, где у людей сердце!
— У тебя его вовсе нет, — шиплю я.
— Спасибо. Барон.
И тут нас все –таки замечают.
Конечно, уйти просто так не удается. Начинается гонка по лестницам, лестницам, лестницам… их столько, что мне кажется, будто кто-то спроектировал эту тюрьму в приступе безумного кошмара.
Мы вылетаем в зал, где потолок держат цепи, а стены расписаны кровью. Туда кидаются шестеро. Я разворачиваюсь. Моя рука выхватывает клинок, и его лезвие вспыхивает, будто испепеляя сам воздух.
— Мария, за мной!
Рублю вокруг себя подбегающих вплотную стражей.
Один падает — с распоротым горлом, второй получает сапогом в живот, третий — заклинание в глазницу.
Вскоре пол вокруг уже усыпан трупами стражей.
Мы добираемся до купола. На вершине — люк. Я бью в него рукояткой, и он с визгом открывается.
Лунный свет ударяет в лицо. Свежий воздух — как после утопления. Я хватаю Марию за руку. Вытаскиваю. Над нами звёзды, под нами — обрыв. И я ору.
— Барс! Барс, быстрее! Появись!
Из тени прыгает силуэт. Огромный. С чешуёй, как из мрамора ночи, с глазами — янтарными огнями ада. Барс, мой телепортер. Существо, вызывающие бесконечное уважение.
— Барс, уноси нас!
Мария кричит — от восторга, ощущая всю полноту жизни — пьянящее чувство свободы.
Пространство сжимается.
Воздух хрустит. Всё исчезает — тюрьма, камни, страх, даже на какое-то мгновение и вопящий Зир.
— Не забудьте моё крыло! Оно не любит, когда его забывают!
Мы приземляемся.
Московская губерния встречает нас дождём и запахом древесного дыма. Моё укрытие — родовая усадьба Архиповых.
Внутри нас встречает моя команда — Васька, мой верный неунывающий слуга, которого я обещал непременно женить, и невеста его уже заждалась. Вот только дело еще у нас одно важное впереди.