После чего зачитал духовную Александра Павловича и акт отречения Константина. Его выслушали молча, не выказав видимого неудовольствия. Более того, у Никса создалось впечатление, что присутствующим, в сущности, все равно и только досадно, отчего столько тянули? Каждый из приглашенных по очереди подошел к государю, поцеловал руку и заверил в преданности. Засим генералы разъехались по своим частям, приводить подчиненных к присяге. А ведь именно они должны были возмутиться. Ничего подобного! Николай повеселел. Тут пришло известие, что Синод и Сенат присягнули. Это еще больше ободрило его.
— Ваше величество, спешу уверить вас, что столица в полном спокойствии. — Генерал-губернатор Милорадович склонился перед молодым монархом.
Никс зла не держал.
— Сердечно благодарю, Михаил Андреевич. Не могли бы вы отнести эту радостную весть матушке? Будьте обнадежены моим всегдашним расположением.
К 11 часам во дворец должны были съехаться сановники и придворные. Но сейчас Николай ждал других лиц. Первым появился Алексей Орлов, отвечавший за конную гвардию. Его рассказ позабавил:
— И вот стою я на стременах и ору: «Братцы! Так и так, Константин старый, не хочет царствовать, дескать, пусть молодой служит. А младший брат не решился вперед старшего, хотя и было приказание от покойного государя. И только когда Константин подтвердил отречение, тогда его императорское величество корону на себя возложить изволил!» Жду ответа. Тишина. Только кони всхрапывают. И вдруг по первой шеренге шепот: «Обои молодцы!» И все громче, в голос. Словом, присягнули.
Никс посмеялся, вытер слезы. Орлов ушел, и тут же явился командующий гвардейский артиллерией Сухозенет, редкий красавец и франт, недавно женившийся и раскаявшийся в содомских пристрастиях юности.
— Артиллерия присягнула.
Николай хотел благодарить, но что-то в хмуром лице генерала насторожило его.
— В гвардейской конной артиллерии офицеры сомневаются, законна ли присяга. Желают услышать Михаила Павловича. Считают, что он нарочно удален из столицы за несогласие. Я их арестовал.
Никс нахмурился. Где же Рыжий? Сколько можно?
В этот момент постучали, и на пороге возник генерал-майор Нейдгарт, начальник штаба гвардейского корпуса.
— Ваше величество! Московский полк в смятении. Бригадный командир Шеншин и полковой командир Фредерикс изрублены саблями. К счастью, оба живы. Мятежники идут к Сенату. Я едва их обогнал. Прикажите выступать против них первому батальону Преображенского полка и конной гвардии.
Николай окаменел, а потом скорее повторил, чем отдал приказание:
— Первому батальону преображенцев выступать. Конной гвардии седлать, но оставаться на месте.
Офицеры поспешно вышли, а император остался один. Его поразила мысль, что он единственный, кто понимает, в чем дело. Все думают, будто заминка из-за новой присяги. А для Николая это — доказательство заговора. Выходить ли из дворца? Идти ли на площадь? Или все само примет благополучный оборот? Столько важных, облеченных чинами людей поскакали туда! Неужели они не справятся со своими прямыми обязанностями?
В нерешительности Николай подошел к столу. Справа от пресс-папье лежало Евангелие. Он открыл наугад. «Аз есмь пастырь добрый. Пастырь добрый душу полагает за овцы. А наемник бежит», — гласила строка. Будь что будет. Император заглянул к жене.
— Я должен выйти.
Александра ничего не успела сказать. Муж уже захлопнул дверь и зашагал по Салтыковской лестнице. На втором пролете он заметил тучную фигуру генерала Воинова, перекатывавшегося со ступеньки на ступеньку. По его расстроенному виду император понял, что тому все известно.
— Разве ваше место здесь? — строго спросил Николай. — Вы должны быть там, где вверенные вам войска вышли из повиновения.
Генерал пребывал в растерянности. Похоже, он не знал, что делать, и, получив прямой приказ, почувствовал себя увереннее. «Бог мой! — подумал Никс. — Дети!» Скорым шагом он спустился в дворцовую гауптвахту, в которую со стороны двора заходила 9-я егерская рота Финляндскоего полка. Ей надлежало разойтись по караулам, но император остановил развод.
— Ребята! Московский полк шалит! Свой долг исполнять честно. Зарядить ружья! Во двор марш!
Ему повиновались, и он повел караул к главным воротам дворца. Съезд уже начался, вся площадь была усеяна народом. Многие из любопытства заглядывали во двор и, увидев нового царя, потянулись его смотреть. Народ кланялся, норовил протянуть руку и дотронуться пальцем. А если повезет, то и ущипнуть. «Нашли булку!» — рассердился Николай. Он поставил караул поперек ворот и обернулся к толпе. В это время под аркой прошел граф Милорадович и, найдя глазами государя, приблизился к нему:
— Ваше величество! Что происходит?
На лице этого человека тоже была написана растерянность. Он, еще несколько дней назад давивший на великого князя, теперь ждал распоряжений.
— Вы генерал-губернатор Петербурга. — Никс почувствовал, что шипит, как гусь. — Вы уверяли меня, будто город спокоен. Вот и скажите, что происходит?
Милорадович отшатнулся.
— Дело плохо. Бунтовщики у Сената. Я намерен обратиться к ним. — Граф повернулся и, опустив плечи, побрел со двора. Больше Николай его не видел.
Мария Федоровна тем временем была отвлечена от написания письма в Варшаву криками: «Ура!»
«Итак, дорогой Константин, воля Ваша исполнена, — не без внутреннего торжества вывела пожилая дама. — Вчера Николай провозгласил себя императором. Присяга приносится сегодня утром. Слезы текли из глаз у всех…» В этот миг шум во дворе заставил вдовствующую императрицу отложить перо. Подойдя к окну, она с удивлением увидела сына на площади, окруженного народом. Николай говорил с людьми, и время от времени до второго этажа долетали возбужденные возгласы. Потом, к еще большему удивлению государыни, молодой император достал манифест и стал читать его вслух. Матушка заволновалась.
— Растолкуйте мне, что там происходит? — строго спросила она, когда в дверь заглянул ее племянник, принц Евгений Вюртембергский.
— Государь прислал меня, чтобы вы не волновались. Две роты Московского полка пришли в возмущение. Я считаю своим долгом сказать: дело принимает скверный оборот. К мятежникам присоединились моряки и часть гренадерского корпуса.
Мария Федоровна вернулась к окну. На площадь явился батальон Преображенского полка в шинелях. Он выстроился напротив ворот, а потом двинулся к Адмиралтейству, но вдруг по команде встал, зарядил ружья. Император следовал за ними.
Не теряя присутствия духа, пожилая дама отправилась за Александрой. С той минуты как муж покинул ее, молодая императрица пребывала в сильном волнении. Чтобы скрыть его от окружающих, она села за туалет, ибо в два часа должен был состояться большой выход и молебен. Горничная укладывала волосы госпожи, а та, как обычно, подавала шпильки из коробочки. Пальцы не слушались, и на пол поминутно падала то одна то другая.
— Дорогая, — maman появилась на пороге, — все идет плохо. Бунт.
Александра побелела. Накинула платье, наскоро позволила себя зашнуровать и поспешила за Марией Федоровной к ней. Караул грянул: «Здравия желаем!» — и этот звук так больно ударил по нервам, что обе женщины вздрогнули. Из маленького кабинета вдовствующей императрицы им было видно, что вся площадь до самого Сената заполнена людьми. Фигуру Николая они заметили во главе Преображенского полка. Государь был уже верхом. Вскоре к нему присоединилась конная гвардия.
Наконец к ним с докладом явился флигель-адъютант Алексей Ушаков, по прозвищу Лоло.
— Что там? Что? — закричали обе женщины.
— Мрак и ужас, — отрапортовал тот. — Но будьте надежны: верных войск гораздо больше. Как все это могло произойти? Даже к преображенцам приходил какой-то поручик смущать их: «Уж не думаете ли вы играть присягой?» Его схватили и посадили под арест.
— А на площади?
— Московский полк отправился к Сенату и выстроился там в каре, крича: «Ура, Константин!» Все более или менее пьяны. Государь потребовал к себе остальные полки. Он пытался призвать мятежников к исполнению долга мерами кротости. Милорадович хотел говорить с ними. В него выстрелили и ударили штыком.
— Ах! — вдовствующая императрица опустилась на стул, сжимая в пальцах платок с такой силой, будто хотела его порвать.
А Александра еще плотнее приникла к стеклу. Со стороны площади слышались крики и недружные выстрелы. Вообразить, что ее муж сейчас находится там, не хватало сил.
— Услышь меня, Господи, в моей величайшей нужде! — твердила она.
— А Михаил? — раздался сзади голос Марии Федоровны. — Он прибыл?
— Да, ваше величество, но сразу отправился к своим артиллеристам и присягнул вместе с ними. Сейчас оба там. — Ушаков кивнул в сторону Сената.
Когда Милорадович достиг первой шеренги бунтовщиков, его встретили крики «ура». Вероятно, московцы думали, что генерал-губернатор спешит присоединиться к ним. Ему сделали на караул и приготовились слушать. Граф выхватил шпагу и, потрясая ею, воскликнул:
— Братцы, этот клинок подарен мне цесаревичем Константином в знак дружбы! Он отрекся от престола и не хочет царствовать! Неужели думаете, что я изменю своему долгу и стану обманывать вас?!
Московцы заколебались.
— Разве нет среди вас старых солдат? — продолжал Милорадович. — Которые бы служили со мной и знали меня?!
Ответом ему было молчание.
— Я вижу, что тут одни мальчишки! — рассердился он.
Колебания усилились. Вдруг кто-то сзади закричал:
— Не верьте ему! Он продался!
И почти в тот же миг прогремел выстрел. Михаил Андреевич пошатнулся и стал съезжать с седла. Его адъютант Башуцкий, все время бывший рядом, подхватил начальника и направил лошадей прочь. В суматохе вокруг них кто-то нанес губернатору удар штыком. Адъютант насилу вытащил генерала к линии верных войск.
— Его надо домой!
— Нет. — Милорадович остановил Башуцкого. — Рана смертельная. Отнесите в конногвардейские казармы. Они ближе.