Идиллия завершилась так же нежданно, как и началась. Как-то Юлька явилась домой необычно рано с опухшими от слёз глазами.
— Представляешь, режиссёр перед репетицией попросил заглянуть в отдел кадров. Там, сославшись на решение сверху, вручили трудовую книжку, и отобрали пропуск, — пожаловалась она по-детски растерянно. — Даже остаться в балетном классе ассистентом не предложили.
Павлик, конечно, слышал про интриги в коллективе Большого. Но с такой ненавязчивой лапидарностью отношений столкнулся впервые.
— Может, ты перебежала дорогу кому-то из ваших прим? — попытался успокоить он жену, всячески отгоняя назойливую мыслишку, что причина кроется совсем в другом.
Юлька задумчиво посмотрела на фикус, красовавшийся в одиночестве у окна. В глазах скользнула прежняя озорная искорка.
— Даже если и так, какая теперь разница, — вдруг весело заметила она. — Я поняла: это плата за успех, который появился, как гость, которого уже перестали ждать. Хорошо, обошлось без лишней шумихи. По правде говоря, от этой постоянно завидующей и интригующей богемы у меня накопилась такая усталость, что уже никакое звание не спасло бы. В последние разы шла на сцену, как на Голгофу, — Юлька снова жалобно всхлипнула. — В гримёрках, будто специально сговорились, не замечает никто, только разговоров, у кого какой любовник, да сколько пар колготок с последних зарубежных гастролей привезли. Хочется общаться с обычными людьми, ходить в кино, знать, что в мире происходит, за столом есть всё подряд. Я не Максимова и не Плисецкая, без меня балет никуда не денется…
Слушая жену, Павлик только кивал, не зная, радоваться внезапному концу её карьеры или огорчаться. «Ещё на прежнем кураже находится. А завтра, послезавтра, когда не нужно будет спешить на репетицию или спектакль, и она поймёт, что больше никому не нужна, как заговорит?»
— Никогда не задумывалась, как обычные простые люди живут? — осторожно поинтересовался он. — Юлька недоумённо помотала головой. — Так вот, небольшая часть: инженеры, врачи, учителя, крутятся, как белки в колесе, между домом и работой. А среди работяг поговорка ходит: «Спасибо партии родной за доброту и ласку. Всю неделю водку пьём, по воскресеньям красное». Нам с тобой это не грозит, — успокоил он жену, — зарплаты не хватит…
XIV
Перед новогодними праздниками Алевтина не выдержала и позвонила сама. Трубку сняла Лена и долго односложно пикировалась с матерью. Стараясь не вслушиваться, Женька включил телевизор погромче. Неожиданно дочь вернулась в комнату:
— Она уговаривала встречать Новый год у бабушки. Я отказалась. Теперь хочет с тобой поговорить…
Женька, нехотя поднялся с дивана.
— Смотрю, хорошо устроился. Воспользовавшись моим отсутствием, зашёл на минутку и остался, — раздался в трубке хорошо знакомый недовольный голос.
«Говорит так, будто только вчера расстались, — с раздражением подумал Плесков. — Хотя бы, поздоровалась для начала»…
— Теперь, полагаю, квартиру менять начнёшь?
— Во-первых, здравствуй, — ответил он спокойно, как только мог. — И, во-вторых, для размена нам надо развестись, а позориться на старости лет неохота…
— Ладно, после праздников обсудим, сейчас у мамы со здоровьем неважно, — она бросила трубку.
«Горбатую могила исправит», — в сердцах подумал Женька и стал укладываться. Назавтра предстоял последний в уходящем году вояж за грузом.
Выезжать пришлось затемно. Снег валил всю ночь, на занесённой колее «четвёрка» вихляла и пробуксовывала, то и дело норовя заглохнуть. Чудом избежав пары столкновений с грузовиками, Плесков, наконец, вырулил на магистраль. Вокруг царило белое безмолвие. Мелькающие деревеньки походили одна на другую. Только когда окончательно рассвело, Женька с превеликими трудностями отыскал нужный поворот, и заметив у обочины знакомый трейлер, въехал на таможенную площадку. Оформив необходимые документы, они тронулись в обратный путь. Дорогу к тому времени успели укатать, и Плесков не спеша двигался вслед за трейлером. Когда проезжали пост, ему мимолётом показалось, что инспектор, проводив машины долгим изучающим взглядом, опрометью кинулся в будку звонить.
Уже за следующим поворотом к ним в хвост пристроилась неприметная темно-серая иномарка с тонированными стёклами. Дождавшись, пока трасса расширится, она спокойно обошла по левой полосе Женькину «четвёрку» и догнала трейлер. Из-за опущенного стекла высунулась рука, требуя немедленно припарковаться. Почуяв неладное, водитель трейлера добавил ходу и неожиданно резко свернул на показавшуюся просёлочную дорогу. Вильнув на вираже, иномарке пустились за ним в погоню. Женька вынужденно устремился следом. Дальнейшее больше напоминало гонки в американском кино. Задок трейлера вихлял, перекрывая узкую полосу, а иномарка безуспешно пыталась его обогнать. В какой-то момент ей это почти удалось, но тут дорога круто вильнула вправо. Трейлер занесло, прицеп потащило юзом, и он с глухим стуком снёс иномарку в кювет. Повиляв по инерции между ухабами, та наткнулась на небольшой холмик, и, несколько раз перевернувшись, завалилась набок. Следующий в хвосте Женька, с трудом успев затормозить, только проводил её взглядом.
Водила выскочил из кабины трейлера и кинулся к «четвёрке»:
— Живой? — Весь мокрый от напряжения, Плесков, в ответ только кивнул. — Срочно дуем отсюда, это бандюки местные. Месяца два назад предупредили, чтоб больше в этих краях не появлялся. Когда очухаются, нам с тобой несдобровать!
— А если искать будут потом? Номера ведь запомнили.
— Я их номера тоже запомнил. В Москву приедем, сообщу кому следует. ГАИ вызывать нельзя, груз проверят, а накладные скорей всего липовые. Хозяева за это по головке не погладят. Своим передай, больше на шермачка ездить нельзя, лавочка накрылась, ну решай!
Плесков повернул ключ зажигания, мотор работал ровно:
— Дорогу знаешь, чтоб ментам особо на глаза не попадаться?
Водитель кивнул:
— Тут недалеко грунтовка до посёлков шла…
Покружив пару часов по еле видной разбитой грунтовой дороге и сполна ощутив на собственной шкуре, во что иногда обходится благополучие в новой свободной России, Женька, приехав, спрятал машину на неприметной стоянке, и решил пока не высовываться. Приключение подействовало, подобно ушату колодезной воды. Таскать каштаны из огня для чужого дяди сразу расхотелось. Когда сиюминутный шок отошёл, Женьку начало трясти от пережитого. Проигрывая в голове задним числом детали погони, он раз за разом убеждал себя, что другого выхода не было. Но почему-то совесть продолжала грызть за судьбу неудачливых бандитов.
В квартире царила тишина: Тома, прежде такая внимательная, не звонила. Погоревав, Женька в канун Нового года оставил квартиру дочке, и сам двинул по старой памяти в офис и оттуда набрал номер Томы. Ему ответил низкий мужской голос с едва заметным иностранным акцентом:
— Она сейчас занята, оставьте, пожалуйста, ваш номер.
— Это Евгений, пусть позвонит, когда освободится, телефон она знает.
Поздно ночью, когда Плесков уже дремал перед телевизором, раздался звонок.
— Совсем запропастился куда-то! Если бы только знал, как я по тебе соскучилась, — прошептал в трубке знакомый голос с хрипотцой. — Мне рассказали обо всём на следующий день. Хотела тут же разыскать тебя, но пришлось ехать с дочкой на вокзал — срочно встречать её отца с приятелем. Сейчас приятель в гостинице, а мой бывший для экономии остановился у нас, в общем-то, это и его квартира. Конечно, инцидент с машиной неприятный, но пока всё тихо. Об остальном расскажу при встрече.
— Хотелось встретить с тобой Новый год, но теперь это, наверное, невозможно, — грустно заметил Женька.
— Да, неудобно оставлять их с дочкой одних. Всё же, он давно здесь не был.… Ну, ты совсем приуныл, — бодро заметила Тома, в ответ на обиженное сопение Плескова. — То, о чём ты подумал — исключено, — испуганно добавила она. — Выбрось все эти глупости из головы, и поезжай-ка лучше, на нашу дачку, печку растопи и всё такое. А я подскочу, как только смогу, — и она чмокнула трубку.
Налив коньяку в стакан, Женька погрузился в невесёлые думы. Перспектива встречать Новый год одному отодвинулась на второй план. В конце разговора с Томой Плесков, где-то под самой диафрагмой ощутил леденящий холодок, который теперь не давал покоя. «Может его всё это время использовали втёмную? И сейчас, когда мавр сделал чёрную работу и допустил нечаянный прокол, хотят избавиться потихоньку? А как же Ленка? — ведь он пообещал дочке,… — Женька выпил коньяк. По телу разлилось приятное тепло, а в голове стало проясняться. — А чего, собственно говоря, распустил нюни, ведь груз не его собственность? Тут другое интересно, как после стольких лет жизни поврозь, Тома с мужем сосуществуют в одной квартире, — внезапно подумал он. — Ведь не будешь же до конца одеваться утром или вечером по пути в ванную».…
От этой запретной мысли Женька, сам не зная почему, расстроился уже всерьёз. Ум, конечно, понимал всё, но другие органы чувств с этим фактом мириться никак не хотели. В памяти оживали интимные моменты, каких ни он, ни она, ни с кем другим себе бы не позволили, и за которые обоим потом было не стыдно только друг перед другом.…
Выключив в каптёрке свет, Женька уставился в окно. Пустое безмолвное пространство с неровной кромкой горизонта и сереющим от дымных облаков небом разрезала спешащая змейка огоньков электрички. Испустив протяжный стон, она скрылась за лесом так же внезапно, как и появилась.
«Сначала необходимо определиться с Ленкой, — решил он трезвеющим умом. — Одна она пропадёт». Женька посидел ещё немного и направился спать. Завтра опять вставать рано, идти за машиной, потом по магазинам, и ехать прогревать дачу…
Тома объявилась второго января. Хруст её сапожек Плесков услышал сквозь сон, когда ещё толком не успело рассвести. Он выскочил с порога на снег в одной фуфайке, и на руках отнёс в дом.
— Не сердись, я не могла раньше. Давай полежим немного, согреемся, а то я всю ночь электричку проспать боялась, — тихонько попросила она, и скинув верхнюю одежду, залезла к Плескову под одеяло.