ради, ничего такого не думайте, — встревожено добавил он, почувствовав, что разговор может прерваться в любой момент. — Телефон дал его друг и сосед Володя, посоветовав обратиться к вам. Давайте где-нибудь встретимся и обо всём поговорим спокойно.
— К сожалению, встреча исключена. Я только из больницы и до сих пор окончательно не пришла в себя, — трубка помолчала. — К тому же, судя по всему, с Евгением я потеряла связь тогда же, когда и его родственники, и мало чем могу помочь.
— Может быть, всё-таки постараетесь что-нибудь вспомнить, — осторожно попросил Захарыч, почувствовав, что она колеблется.
— Ну, хорошо,… — голос в трубке на несколько мгновений смолк, видимо, Тома собиралась с мыслями. — Однажды Женя попросил пристроить свою дочку, и я никогда об этом не жалела, мы с ней хорошо ладили. Потом, когда приболела, текущие дела на фирме переложила на неё. Насколько я осведомлена, мой компаньон стал потихоньку её обхаживать. Женя к тому времени устраивал в очередной раз сына в институте и упустил ситуацию. А Лёша — это не Ленка, он алчный и хитрый, как Алевтина. В общем — типичный современный мелкий хищник… Я Жене намекнула: сходи лучше к своему бывшему шефу, попроси, чтобы помог за рубеж выехать месяца на три. За это время родственники без тебя разберутся…
«Даже хорошо, что она не видит меня сейчас, — подумал Захарыч. — В трубку легче выговориться, особенно, когда слишком долго копила всё в себе. Появилась возможность, и её прорвало»…
Немного переведя дух, Тома продолжила:
— Лёша упросил отца взять кредит в банке, и попутно, втихаря подложил под этого Эмиля сестру. А банк внезапно лопнул… Алевтина устроила грандиозный скандал: оказывается, она была не в курсе, что фирма записана на моё имя, иначе бы не позволила бы своим чадам там работать. Видимо к тому времени у них с сыном кое-какие деньги уже появились, потому что Лёшка сразу погасил кредит, а матушка, в обмен, заставила Женьку переписать квартиру на сына.
«У неё от постоянной неизвестности крыша поехала, и теперь меня специально „кошмарит“, чтоб хоть как-то отомстить Алевтине», — мелькнуло у Захарыча.
— А где Евгений жил всё это время? — решился спросить он.
— Сначала, у себя дома, а когда обстановка стала опять накаляться, жильё нашёл. На эту тему он со мной не откровенничал, думаю, тут с женщиной связано. Только обмолвился однажды, что по ночам на своей «четвёрке» у какого-то вокзала халтурит…
— А с детьми что дальше случилось? Когда я с Алевтиной беседовал, она избегала этой темы.
Тамара Александровна помолчала.
— Неудивительно,…этот Эмиль дочку к наркотикам приучил. Сначала видимо, баловались оба, а потом Ленка пристрастилась. Скорее всего, он таким образом её и спать с собой заставил, уж простите за ненужное откровение, — Тома горестно вздохнула. — Она вообще девчонка хорошая, не шалавистая была, просто, как и у отца, жизнь сразу не сложилась.
— А почему вы постоянно говорите: была. С ней что-то случилось? — осторожно поинтересовался Захарыч.
— После того, как всё выплыло наружу, Ленке пришлось уволиться, а брат Лёша сыграл в «несознанку» и остался с Эмилем один делать дела. Женя тогда решил отвезти её к своей матери. Обещал по приезду позвонить, и больше я о них не слышала… Мне самой эта история иногда напоминает телевизионный сериал невысокого пошиба, — призналась она другим, совершенно трезвым тоном.
— Скажите, а «четвёрка» на чьё имя была записана? — спросил Захарыч напоследок.
— На моё. Если нужен номер, я могу продиктовать…
— Конечно, это очень бы помогло, — Николаю вдруг почудилось, что трубка стала источать запах холодного, липкого дерьма, которым, ещё немного и пропахнешь с головы до ног. Записав набор из букв и цифр в записную книжку, и пожелав скорейшего выздоровления, он поспешил закончить. Главное было уже сказано: Женька с дочерью исчезли пять лет назад…
В раздумьях, как поступить дальше, Захарыч окинул привычным взглядом корешки служебных предписаний. Неожиданно его внимание привлекло колыхание в аквариуме. Перед звонком он высыпал на поверхность свежего корму. Организовав плотное кольцо, золотые рыбки покрупнее жадно поедали его, а пузатая мелочь безрезультатно толкалась среди пышно колышущихся вуалевых хвостов в надежде разжиться хоть какими остатками. Отчаявшийся меченосец-баламут, разогнавшись из глубины, наконец, протаранил пространство и выхватил кусок под носом одной из матрон. Понимая, что даром такое не пройдёт, он наподдал хвостом и, выскочив из воды, перелетел аквариум, плюхнувшись на стеклянную поверхность стола. Не понимая, что родная стихия далеко за стеклом, меченосец отчаянно извивался и усиленно работал жабрами. Постепенно теряя силы, он колыхался тише и тише…
Вспомнив, как в таких случаях поступал отец, Николай, осторожно взяв губами нежное тельце, выпустил его на ладонь и с неё дальше в воду. Рыбка вильнула золотистым мечом-хвостом в знак благодарности и скрылась в зелёных зарослях. Нечаянное происшествие встряхнуло Захарыча. Мысли вернулись в привычное русло, потеснив возникший после разговора с Томой негатив. «Конечно, хорошо бы проверить у самой Женькиной дочки, как обстояло дело, только где искать Лену, непонятно. Алевтина в этом вопросе не помощница, — решил он после некоторого размышления. — Можно, конечно, попробовать позвонить матери Плескова в Екатеринбург. А если и там о нём ничего не знают? Поднимется ненужная шумиха, и это навредит делу. Женьку найти надо, а не судить, кто из его дам больше прав или виноват,… — Захарыч скользнул рассеянным взглядом по телефону. — Интересно, почему этот его друг Володя не позвонил до сих пор? — Наверняка узнал в институте нечто нелицеприятное, и решил в кустах отсидеться. В таком случае останется единственная зацепка — машина. Подержанная „четвёрка“, что иголка в стоге сена, их в только столице, не считая области, как бродячих собак. Опять придётся Митина с Серёгой напрягать»…
Захарыч протянул уже руку к телефону и тут, опередив его, аппарат зазвонил сам.
— Приветствую нашу доблестную милицию, — раздался в трубке голос Володи. — Тебе Тома не звонила?
— Только что, беседовали минут двадцать. Где сейчас Плесков, она не знает. И, судя по всему, рассталась с ним тогда же, когда и прочие, — не вдаваясь в подробности, ответил Захарыч.
— Хорошо хоть соизволила, — облегчённо вздохнул Володя. — Я её пару дней так и сяк уговаривал, она ни в какую. Не буду спрашивать, что она наговорила, итог тебе известен.…В институте почему-то уверены, — сообщил он после паузы, — что Женька сейчас за границей, и помог ему туда уехать бывший шеф. К сожалению, проверить нельзя, дядя Саша умер с год назад.
— Жаль, — вздохнул Захарыч. — Ты Женькину дочку когда в последний раз видел?
— Не могу сразу вспомнить, — Володя смолк на мгновенье. — Пожалуй, давно, постой-ка, Алевтина как-то говорила, что она в Екатеринбурге, у матери Плескова живёт. Мать совсем плоха, присмотреть надо, ну и пустая квартира опять же. Что-то не так?
— Просто уточняю информацию, — успокоил его Захарыч. — Больше ничего интересного узнать не удалось?
Володя помялся:
— Есть кое-что, не пойму только, чем помочь может. Последние годы Плесков с молодыми ребятами с кафедры дружбу водил. Я поспрошал за парой пива их заводилу Ипатова. Так вот: они всей кампанией часто парились в Кадашовских банях и после парилки заглядывали в ресторанчик в переулке между Пятницкой и Ордынкой. Этот Ипатов вспомнил, как однажды Женька, видимо узнав кого-то, помахал рукой и вышел, а вернувшись, пояснил, что встретил старую знакомую. Он даже имя назвал: Софья, кажется.
— И всё?
— Да, пожалуй, — Володя виновато смолк.
— Немного, но спасибо и на этом. Будем тему считать закрытой, — вздохнул Захарыч. — Ты мог бы на правах старого знакомого Лене в Екатеринбург позвонить? Только так, чтобы Алевтина не знала, — попросил он. — Узнай, как живёт, когда в последний раз отца слышала. А то, мол, в институте про него давно ни слуху, ни духу…
— Попробую, товарищ подполковник. Как дозвонюсь, сообщу лично, — ответил Володя совершенно серьёзным тоном и положил трубку.
…Отыскать следы Софьи оказалось несложно. Уже во втором по счёту заведении заведующая подтвердила, что около года назад у них работала подходящая по возрасту повариха.
— А почему она уволилась? — поинтересовался Захарыч.
— Квартиру новую получила, ездить стало далеко. Сами посудите, кухня работу только после 11 вечера заканчивает. Час на дорогу — домой за полночь возвращаешься. А девочка уже взрослая: глаз да глаз нужен, они вдвоём с дочкой живут, — пояснила заведующая. — Софья с месяц по общественному транспорту помоталась, и устроилась поварихой где-то рядом с домом.
— Вы так хорошо всё помните, словно вчера это было, — удивился подполковник.
— А как иначе? — удивилась словоохотливая заведующая. — Мы в одном училище учились и почти двадцать лет вместе бок о бок проработали. Вы ничего такого не думайте, — добавила она испуганно. — Софья женщина хорошая, добрая, а главное очень честная. На кухне всегда излишки бывают, так за все годы ни одной крошки сверх того, что положено, не взяла.
— А почему же тогда всю жизнь в простых поварихах? — поинтересовался Захарыч.
— Думаю, из-за сестры, — заведующая махнула рукой. — Знаете, как начальство рассуждает: родные, значит одного поля ягоды, одна на руку нечиста, и у другой рыльце в пушку. А на деле: за её недостачи Софье приходилось свои деньги вносить. И ведь не откажешь: если сестра живёт рядышком, в квартире покойной матери…
— Где сестра работала, вы, часом, не помните?
— На Овчинниковской набережной, в угловом магазине, который снесли не так давно.
XX
Невысокую, слегка скуластую, крашеную блондинку первым приметил Митин. Она стремительно пересекла зал и остановилась у столика в вопросительной позе. Если бы не расплывшаяся талия и густой грим на лице, Софья выглядела бы лет на тридцать.
— Мы друзья Жени Плескова, — представился Захарыч и, достав обнаруженный в развалинах дома паспорт, раскрыл его на первой странице. — Узнаёте? — недоумённо поглядев на старую фотографию, та машинально кивнула. — Когда вы видели Женю в последний раз?