Софья перевела взгляд на сидящих мужчин и, облокотившись на краешек стола, вдруг расплакалась.
Мягко взяв за плечи, Митин усадил её на свободный стул и протянул носовой платок:
— Успокойтесь…
— Скажите, — спросил Захарыч, — вы познакомились, когда он в вечерней школе преподавал?
— А откуда вы об этом знаете? — недоверчиво поинтересовалась она сквозь слёзы.
Николай улыбнулся:
— И про мечеть на Большой Татарской тоже вы ему рассказали,…да не переживайте так, — поспешно добавил он, заметив, что Софья в совершенной растерянности, — как-то по молодости мне эту мечеть Женя показывал, а об остальном я сам потом догадался. Только имени вашего не знал.
— Вам этого не понять, — она по-детски шмыгнула носом. — Я в первый раз когда увидела, как он по коридору в учительскую шёл, и обомлела: ну, прямо принц из сказки. Потом, мечтала: только позови, я хоть на край света, хоть куда. Даже кофточки открытые на его уроки специально одевала и в первый ряд садилась. А он только таращится, краснеет и молчит.… Как-то занятия закончились, и он меня проводить вызвался. Идём рядом, он о жене, недавно родившемся сыне рассказывает, а сам дрожит весь. Я, чтобы его отвлечь немного, предложила до мечети дойти. Женя вмиг аж загорелся весь. Дошли до серой пятиэтажки, я ему на ворота указала и говорю: «Если хочешь, иди один, женщинам дальше нельзя». А он махнул рукой, мол, потом посмотрю, обнял за плечи, и целовать начал. Дело в мае, я почти раздетая, — смутившись, она опустила глаза, — уж, извините за такие подробности. В голове всё поплыло, и вдруг чувствую: не могу дальше. Не перед людьми и женой его стыдно, я её не видела никогда, а перед ним, — Соня подхватилась, — я на минутку, только распоряжения отдам…
— Беда с этими работницами сферы услуг, — ей вслед философски заметил Митин. — Своим мужикам всегда пожалуйста, без лишних слов, а интеллигента встретят, сплошные сантименты.
— Честно говоря, эти дамы с их бесконечными слезливыми откровениями уже надоедать стали, — удручённо вздохнул Захарыч.
— Подожди немного, — успокоил его Митин. — Дадим выговориться. Нутром чую, сейчас мы в самый цвет попали.
Послышался скорый перестук возвращавшихся каблучков. Соня подошла и с непроницаемым лицом спокойно уселась на оставленный стул.
— Больше мы вдвоём не оставались, а после лета Женя из школы ушёл, — продолжила она успокоенным тоном. — Столько лет прошло, и вдруг гляжу: он в кампании молодых ребят за столиком сидит. У меня сразу сердце куда-то в пятки провалилось, даже в зал вышла, чтоб разглядеть получше. Он увидел, с улыбкой поднялся и идёт навстречу. А я смотрю на него, будто только вчера расстались. Сразу обо всех своих бедах позабыла.…Ну, поболтали немного о том, о сём, вечёрку вспомнили. По глазам поняла, что он сейчас один, и решила: если вернётся, ни за что не отпущу, хоть на одну ночь, да мой будет. Я тогда тоже одна жила. Своего муженька, охламона только-только выставила за дверь: на мою дочку взрослую не по-отцовски заглядываться стал.…Ну, а когда дня через три Женя появился, резину тянуть не стала, мигом отпросилась с работы и отвела в дом своей подруги. Его расселяли уже несколько лет, и многие комнаты стояли пустыми.
Месяца три встречались, всё шито-крыто. Как-то раз мы с Женей зачем-то ко мне зашли. И тут мой муженёк объявился, будто подгадал. С порога упал в ноги: мол, прости, жить без тебя не могу, ну и всё такое. Раньше это безотказно действовало. Потом, особенно если с похмелья, он так в раж входил: сутками из койки не вылазили, — Софья покачала головой. — А тут вдруг чувствую: не могу.
— У них столкновение произошло? — не выдержал Митин.
— Нет, мой прежний заметил на вешалке чужую мужскую куртку, и словно язык проглотил. Скользнул тихой сапой на кухню, уселся на своё прежнее место в угол и сидит как в воду опущенный. Отродясь таким его не видела, даже жаль стало. На плите котлеты, так я всю сковородку перед ним поставила, и он механически жуёт, стараясь по сторонам не глядеть. Я Женю из комнаты позвала, представила их, так сказать, друг другу. Мой молча руку пожал и ушёл без лишних выяснений, благородство, можно сказать, проявил, — Соня замолчала…
Захарыч с Митиным переглянулись.
— А где ваш бывший муж сейчас?
— Здесь, охранником работает, сутки через двое, — без смущения ответила она. — Мне немного совестно было, что дала отставку. Пристроила, чтоб окончательно не пропал.
— Вы знали, где Евгений работал в это время? — невзначай поинтересовался Митин.
— Если вы думаете, что он на моей шее сидел, то глубоко ошибаетесь. Сначала на фирме, а когда, уж не знаю, что там у них произошло, остался не у дел, стал ночами на своей «четвёрке» калымить. Никогда понять не могла: доцент, кандидат наук и простым шоферюгой у вокзала. Сколько там грязи всякой.…Перекусить не хотите? — внезапно подхватилась она, — Захарыч с Митиным, не сговариваясь, отрицательно помотали головами. — Тогда попрошу, чтоб вам кофе пока принесли, а сама посмотрю, как дела на кухне и вернусь…
На этот раз отсутствовала она достаточно долго.
— Зря отказались, скушали бы пока по бифштексу, — посетовал Митин. — Слушать откровения такой знойной дамы на сытый желудок гораздо приятнее.
— Она специально предлагала, чтобы отлучиться и дела свои поделать, — заметил Захарыч. — А ты расслабился и глаз положил, как бы невзначай, — он шутливо погрозил приятелю.
Поднос с тремя дымящимися чашками появился неожиданно, когда приятели уже перестали ждать. Вслед за ним из кухни выпорхнула сама Софья в белом поварском халате и с такой же шапочкой на голове.
— Извините, что вас от работы отвлекаем, — посетовал Захарыч.
— Ничего страшного, в будни посетителей немного. Это в конце недели запарка, когда сплошные свадьбы да банкеты. Вы пейте кофе, пока не остыл, — заметила она и сама сделала глоток:
— Так вот, как раз в это время его супруга из собственной квартиры гнать стала. Мы в одну из комнат кое-какую мебель снесли, и Женя там жил постоянно, а я приходила к нему по утрам.
— А что в семье у него происходит, вы знали?
— Конечно, и не раз предлагала разобраться. А он всегда отвечал: «Настоящий мужчина уходит из дому со стопкой книг и парой нижнего белья»… Как-то не выдержала: давай, говорю, оба разведёмся и между собой брак оформим. После этого я к себе тебя пропишу. А когда дома соберутся сносить, разведёмся опять, здесь так многие делают. Он собирался за границу ехать и обещал подумать, но тянул почему-то…
— Сейчас-то Женя где? — не выдержал Захарыч.
Софья неожиданно всхлипнула:
— Вы, наверное, знаете, что на этой самой фирме вместе с Женей его дети трудилась, и между ними вышла некрасивая история. Дело прошлое, я не в курсе, кто на самом деле был виноват. Помню, только: Женя, весь белый, появился. Сын его перед этим разыскал и на квартиру бабки отвёз, а там Лена, вся обкуренная, с иностранцем, который эту фирму возглавлял. Алевтина закатила скандал: забирай, говорит, свою шалаву — дочь и, чтоб духу её здесь больше не было. Куда хочешь, матушке в Екатеринбург вези. Я так понимаю, она заодно и свекрови отомстила: полюбуйтесь в старости на своё наследие,… — Софья задумалась. — На следующий день после скандала Женя дочку в ресторан привёл, чтоб время до поезда скоротать. Выбрали столик в глубине, и сидят оба, потерянные. Он даже сжался весь, и в глазах такая смертная тоска, передать не могу. А Лена плачет и по руке отца гладит. Не приведи Господь до такого дожить,… — Соня опять по-детски шмыгнула носом. — Я им, конечно, стол накрыла. Отогрелись в тепле и на вокзал пошли. Помню ещё, куртку накинула, из ресторана вышла и долго-долго им вслед смотрела…
— А что после этого случилось? — осторожно поинтересовался Захарыч.
— Вернулся Женя примерно через неделю, такой успокоенный. В ту ночь он машину оставил где-то и бутылку вина принёс. Выпили по чуть-чуть. Часа в три ночи у него вдруг сигареты закончились. Он выскочил налегке в одной куртке, а паспорт в кейсе оставил. Я прилегла, и успокоиться никак не могу, сердце тянет и тянет. Дублёнку накинула, и встречать пошла. Гляжу, в конце улицы фигурка движется, и вдруг из переулка чёрная машина наперерез. Остановились, он на взводе, может, ответил не так. Двое в форме усадили в машину и увезли. Я кричать, а толку, вокруг, словно всё повымерло. Прождала до утра, Женя, будто в воду канул. Уже потом попросила сестру спрятать кейс до поры. А при переезде в суматохе позабыла,…может, это кара Аллаха за то, что неправедно жила и на чужое позарилась, — внезапно добавила она и смолкла.
Немного подождав, Митин с Захарычем осторожно встали из-за столика и покинули кафе. Софья на их уход не отреагировала. Скопившееся в душе она, наконец, выплеснула одним махом наружу, и, теперь сидела безучастная ко всему окружающему, обхватив голову обеим руками.
— Я понимаю, дальнейшие поиски бессмысленны, в те годы такое творилось.… Зайдём по пути, возьмём чего-нибудь и ко мне, чтобы поставить точку в деле, — с тоской предложил Николай. — Машина в каком-нибудь дворе ржавеет, а сам Плесков,… — он безнадёжно махнул рукой.
— С удовольствием, я давно у тебя не был, — ответил Митин. — Кстати, забыл сообщить: тут странный фактик обнаружился. На днях разыскали дворничиху необъятных размеров с Овчинниковской. Она с семейством переселилась на окраину Бирюлёва. Спросили о зелёной «четвёрке» и показали Женькину фотокарточку. Машины не помнит никто, а вот физиономия оказалась знакомой. Старшая дочка утверждает, что такого мужчину часто в гастрономе на Большой Татарской видела. Она женщина положительная, ей можно верить…
XXI
Родительская пришлась на середину марта. После недавно прошедшего Женского дня рынок возле Ваганьково поражал своей скудостью. Поглазев на заморские розы и гвоздики, Павлик исследовал карманы с оставшейся после покупки поминальной чекушки, скудной наличностью. Осознав, что за подкладкой куртки ничего не завалилось, он остановил свой выбор на букетике искусственных фиалок.